Чтение 33–й страницы книги ~От Руси до России~

быть на Востоке - турки-османы, на Западе - крестоносцы. Поскольку турки
наступали на Византию, а крестоносцы покинули Константинополь, то Палеологи
попытались заключить договор с папским престолом и получить от Запада
необходимую помощь, чтобы оттеснить турок и не дать мусульманам захватить
Малую Азию. Но папский престол непременным условием помощи грекам поставил
заключение религиозной унии. Это означало, что православная церковь должна
подчиниться Риму и принять католический "символ веры", хотя и сохранив
основные формы восточных церковных обрядов. В этническом смысле уния
означала бы вхождение Византии в западноевропейский суперэтнос со всеми
вытекающими отсюда последствиями.

Отметим и еще одно обстоятельство. Обещая грекам помощь в борьбе против
турок, Рим был фактически не в состоянии эту помощь оказать. Войны с
германскими императорами, особенно с Фридрихом II, альбигойцами, неудачи в
Святой земле лишали престол возможности серьезно и действенно заниматься
греческими делами. Да и положение самого папского престола было довольно
шатко. Анжуйцы выгоняли из Неаполя папу Николая III Орсини. Французы
схватили и посадили в тюрьму папу Бонифация VIII, причем один из его

того, латиняне не особенно стремились помогать грекам: что им было
беспокоиться о "схизматиках"?

Тем не менее переговоры греческих императоров с папами начались, и,
естественно, среди искренних православных греков возникла устойчивая
оппозиция идее унии. Одним из центров оппозиции стало войско. Греческие
полководцы хорошо понимали, что реальной помощи от Рима получить
невозможно, а значит, защищаться все равно придется самим. Вторым оплотом
оппозиции стали православные интеллектуалы - священники и монахи,
отвергавшие унию принципиально, по теологическим соображениям. Поскольку в
столице противников унии не жаловали, поборникам православия приходилось
покидать Константинополь, и они начали уходить в монастыри на горе Афон.

Так как Афон тоже подчинялся центральному правительству, то и пребывание
там особых возможностей для религиозной пропаганды не давало. Тогда
православные монахи Афона создали новую форму религиозной жизни - исихазм
(от греч. hesychia - покой, безмолвие). Исихасты, приняв обет молчания,
говорили только в редких случаях, когда это было необходимо. Понятно, что
против монахов-молчальников правительство оказалось бессильно. Так и
сложились в Византии два религиозных центра: стремившийся к унии
Константинополь и Афон, не только продолжавший православные традиции, но и
развивавший их. Родилась новая религиозная система, которая в том же XIV в.
была перенесена на Русь.

На Руси люди были прекрасно осведомлены о подоплеке религиозных споров в
Византии. Русичи признавали духовную власть константинопольского патриарха,
но не могли не понимать, что поскольку патриарха ставил император, склонный
к унии, то практически подчиняться ему означало действовать во вред себе. К
тому времени русские вполне успели оценить последствия союза с Западом.
Ведь Палеологи, нуждаясь в помощи, открыли Босфор и Дарданеллы для
итальянских кораблей. Так как Венеция была против нищей Византии, то
предпочтение отдали генуэзцам. Генуэзцы построили крепости в Крыму и
развернули бойкую торговлю сначала в Поволжье среди татар, а потом и на
Руси, распространив свое влияние вплоть до Великого Устюга. Ничего хорошего
для местного населения из этого не вышло: недаром Данте в своей
"Божественной комедии" писал, что самые нижние круги ада заняты генуэзцами,
которые сплошь - мерзавец на мерзавце.

А вот учение афонских монахов вполне соответствовало устремлениям Москвы,
поэтому исихазм и киновии (монашеские общежития) получили в XIV в. на Руси
заметное распространение. Основателем первой киновии с самым строгим
монастырским уставом был великий русский подвижник Сергий Радонежский.
Говорил Сергий мало: выполняя свое послушание, он в основном носил воду в
монастырь да стоял церковные службы. Но зато, когда Сергий что-нибудь
говорил, его слушали, ибо он говорил дело. Эта система поведения нашла
много последователей. Вокруг обители Сергия создался ореол святости и
уважения, а ученики подвижника стали сами, по его благословению, основывать
общежительные монастыри.

Эффективность такого рода духовной экспансии была огромной. Каждый
монастырь играл роль не только церкви, но и больницы, и школы, и
библиотеки. Конечно, врачей среди монахов было меньше, чем в современной
поликлинике, а книг - меньше, чем в библиотеке Академии наук, но врачи
лечили, а книги читались. Влияние игуменов и иноков-подвижников росло.
Люди, приходившие в монастырь, начинали верить, что православная Русь может
жить, помогая сама себе, не опираясь на силы татар или литовцев. И это
крепнущее убеждение принципиально отличало русских от византийцев, у
которых без помощи турок или итальянцев ни одна партия не достигала успеха.
Растущая пассионарность русских людей оказалась направлена ортодоксальным
православием к единой цели строительства Святой Руси. В этих условиях
Москва смогла перехватить инициативу во внутренней и во внешней политике.

Вопрос о том, почему именно Москва оказалась в наиболее выигрышном
положении, ставился на протяжении, по крайней мере, полутораста лет. Многие
видели причину в географическом положении Москвы: она-де находилась в
центре Русской земли, на перекрестке дорог. Но ведь и Тверь была в
"центре", а Углич или Кострома находились в гораздо более выгодном
положении по отношению к торговым путям, однако столицами новой Руси -
России - эти города не стали.

С точки зрения пассионарной теории этногенеза, причина возвышения Москвы
состоит в том, что именно Московское княжество привлекло множество
пассионарных людей: татар, литовцев, русичей, половцев - всех, кто хотел
иметь и уверенность в завтрашнем дне, и общественное положение, сообразное
своим заслугам. Всех этих пришельцев Москва сумела использовать, применяясь
к их наклонностям, и объединить единой православной верой. При этом на
Москву большей частью шли люди энергичные и принципиальные. Так,
татары-золотоордынцы, бежавшие после переворота Узбека в Москву, составили
костяк русского конного войска, которое впоследствии и обеспечило победу на
Куликовом поле.

Совершившийся на московской земле этнический синтез в фазе пассионарного
подъема оказался решающим фактором. Пассионарный потенциал Москвы
"возобладал" над богатствами Новгорода, удалью Твери и династическими
претензиями Суздаля. Еще в первой половине XIV в. Иван Калита, опираясь на
поддержку вначале хана Узбека, а затем его сына Джанибека, взял на себя
функцию выплаты дани за всю Русь. Теперь Москва собирала дань как налог со
всех русских княжеств и выплачивала в Орду то, что называлось "выход". И
если, например, тверичи призывали против Москвы литовцев, то татарские
отряды, приходившие с Волги, защищали источник доходов хана. Москва стала
практически неуязвимой с запада, в то время как Смоленск был захвачен
Витовтом, Тверь ослабла, а Новгород погряз во внутренних конфликтах.
Падение пассионарности в древних русских центрах являло собой разительный
контраст по сравнению с ростом ее в Москве. Те же новгородцы, которые еще в
XII-XIII вв. считались настолько буйным народом, что князья отказывались к
ним ехать, ибо с ними нельзя было совладать, к XIV в. превратились в тихих
обитателей спокойного "мещанского" города.

В то время, когда Новгород терял свои позиции, московские князья усилились
и начали реально претендовать на новгородские владения: уже в XIV в. к
Москве был присоединен Великий Устюг, что резко усилило ее вражду с
Новгородом. Новгородцы традиционно стремились эксплуатировать огромную
территорию севера вплоть до Каменного пояса, то есть до Уральского хребта.
Устюжане тоже претендовали на роль колонизаторов севера и были для
новгородцев естественными конкурентами. Отряды новгородских ушкуйников,
пытавшиеся объясачить заволоцкую чудь - потерявший пассионарность
реликтовый этнос, обитавший в бассейне Северной Двины и Сухоны, - встречали
сопротивление не только самой заволоцкой чуди, но и устюжан. Всех без
исключения пойманных новгородцев устюжане убивали. Естественно, и
новгородцы совершали карательные экспедиции в Великий Устюг, также
истребляя пленных.

Как видим, война была фактически трехсторонней, а северные территории до
Белого и Баренцева морей и до Урала, которые на всех исторических картах
показываются новгородскими, являлись лишь зоной новгородского влияния, но
не более. И поэтому Новгород усиливал торговлю с Западной Европой. Хотя
сами новгородцы не ходили по Балтийскому морю, так как балтийский путь
целиком контролировался немцами, западноевропейские купцы приезжали в
Новгород и совершали там выгодные торговые сделки. Казалось бы, этого было
достаточно для того, чтобы этот древний город мог существовать
самостоятельно. Но на самом деле на пути к его полной независимости лежали
естественные преграды.

В XIV в. зона увлажнения Евразийского континента сместилась к северу. На
северо-западе Евразии часто шли дожди, а значит, постоянно имели место
неурожаи. В Новгороде при всем его богатстве хронически не хватало своего
хлеба. Поскольку везти зерно из Европы в то время было невозможно,
новгородцы получали хлеб "с низу". Следовательно, тот, кто владел областью
между Окой и Волгой, всегда мог, остановив караваны с хлебом, принудить
Новгород к капитуляции.