Угарч ответил спокойно:
– Наш тцар тоже не шарахается. Но мы настолько дорожим нашим тцаром, при котором все живем спокойно, что сами забегаем вперед и бьем даже комаров, что могут… только могут укусить Гелона, будь его имя прославлено в веках!
Олег прервал разгорающийся спор:
– Где нам подождать вашего тцара? Я уверяю, мы не собираемся тревожить его по пустякам.
Управитель метнул быстрый взгляд на Скифа.
– Да, похоже… – сказал он со вздохом. – Но я не думаю, что вы принесли нашему городу радость.
Им отвели большую чистую горницу. Олег заметил, что челядь даже из других концов дворца прибегает взглянуть на Скифа. Уже поползли слухи, что в их город прибыл человек, удивительно похожий на их правителя, только видом дик и дерзок, а одет, как лесной разбойник.
Олег снова обратил внимание, что хотя их посадили вместе с челядью, но обед оказался по-тцарски обилен, сытен, богат жареной птицей, рыбой, сырой, а в завершение на стол подали по широкому блюду с ягодами, грибами. Курица, которую поставили перед Олегом на блюде, была размером с откормленного гуся, рыба плавала в сметане, а собранная земляника выглядела размером с клубнику.
Он продолжал осматриваться с интересом. Люди все сытые, одеты добротно, женщины сочные, с округлыми бедрами. Ни у одного гелонина пока еще не встретил голодных глаз. А если учесть, что все взрослые еще хорошо помнят прежнее, догелонское, существование, то понятно, почему так оберегают свой мир, свои земли, а на своего правителя не дают упасть и листку с дерева.
Когда на столе появились кувшины с вином, а перед Скифом и Олегом поставили по большой глиняной кружке, Олег осмотрелся с еще большим интересом. Вино, к тому же неплохое, а не дешевая бражка. В кувшинах, а не в бурдюках… В подвалах явно до потолка теснятся сорокаведерные бочки с этим вином…
Скиф заканчивал кувшинчик, разделив его с двумя плотниками. При виде хорошего вина не радовался, мрачнел. Сытых и зажиточных на войну подвигнуть трудно, войну начинают голодные.
Олег видел, как из боковой двери неслышно вошел очень высокий старик в одеянии жреца. Остановился, Олег не смотрел в его сторону, но изучающий взгляд ползал по нему, словно крупный мохнатый паук.
Скиф рядом проговорил, едва двигая губами:
– Там с порога какой-то гад рассматривает… будто уже на кол сажает! Спорим, попаду ему прямо в лоб ножом?
– Не надо, – попросил Олег.
– Тогда хотя бы кувшином? Или хоть кружкой!
– Не стоит, – сказал Олег, – он уже идет к нам.
Старик если и шел, то мысленно, а так еще долго с порога рассматривал уже всех, но Скиф и Олег чувствовали его цепкий взгляд. Наконец тот в самом деле подошел к их столу, сел на правах хозяина, не спрашивая позволения.
– Я слышал о вас, – сообщил он. – Меня зовут Окоем, я верховный жрец Гелонии.
Скиф скривился – еще бы в этом болоте да не услышали, здесь же новостей не бывает, – Олег же вежливо кивнул:
– Спасибо. Мы люди мирные, за славой не гонимся.
Окоем кивнул, глаза острые, взгляд цепкий, а на губах зазмеилась тонкая усмешка.
– За славой не гонятся многие. Кроме мудрецов есть еще и воры, убийцы, изверги, беглые рабы. Нет-нет, я не думаю на вас ничего… особенного. Просто в нашем городе нравы строгие. И порядки.
Он с натугой улыбнулся шире, надо же смягчить суровые слова. Олег сказал спокойно:
– Да-да, конечно. Вы хорошо поставили дело. Когда построили такой город, а вокруг наросли эти мирные сытые деревни, то к вам наверняка полезли всякие… искатели приключений.
– Понимаешь, – сказал Окоем. В сухом голосе прозвучала благодарность. – Мы ведь начинали с самого начала!
– Ты был с Гелоном? – спросил Скиф живо.
– С самого начала, – повторил Окоем, и Скиф умолк, пытаясь, понять с какого же это начала.
– Трудно было? – спросил Олег.
– Эти места, – пояснил Окоем, – где мы сидим, где сейчас город, были пустынными, здесь никто не жил. Здесь стоял, помню, густой-густой лес… Вон там был овраг… да не на ту стену смотришь! – на третий год Гелон велел его засыпать, а на четвертый год городскую стену отодвинули вон за тот холм… тьфу, нет там никакого холма, на шестой год и его срыли, чтобы не объезжать всякий раз. Теперь дороги прямые, как ворона летит. Все построено заново! Вот там за городом остались только развалины, руины не то храма, не то дворца, но все давно травой заросло, потому сносить Гелон не велел, мало ли какой древний бог осерчает, но и для нашего храма те руины уже не годились. Так и живем здесь… как видишь!
– Вижу, – ответил Олег. – Хороший дом можно построить за сутки, а средний город – за неделю. Но у вас было несколько лет, и времени вы не теряли. А что за храм?
Окоем с полнейшим равнодушием пожал плечами.
– Да как тебе сказать… Я ж говорю, мы строили город на пустом месте. Тут хорошая и благодатная равнина, а то, что справа и слева от нас какие-то развалины, нас не волновало. Да и далеко это было, это сейчас город приближается почти вплотную. Говорят, развалины храмов. От одного только разбросанные глыбы да огромный жертвенный камень, а от второго – камни да подземелье, где тоже камни. Сказать по правде, горожане уже перетаскали большую часть камней да плит на свои свинарники… Видишь ли, Гелон абсолютно… не страшится богов! Я за это на него должен гневаться, но… понимаешь, у него это не от дурости или излишней смелости, как вот у его братца, который тебе друг, гм… Гелон настолько уверен, что если человек ведет праведную жизнь, то ему не смогут повредить никакие боги – ни добрые, ни злые. Богам, любит он повторять, тоже нужна щель в доспехах… Никакой бог не заставит тебя споткнуться, если ты крепко завяжешь шнурки сандалий!
Олег сказал с интересом:
– А что? Интересно.
– Правда? Это мне должно быть интересно, я ж все-таки верховный жрец, но за десять лет так и не нашлось времени, чтобы побывать, осмотреть, подвигнуть своего бога побороться с чужим… Вон если посмотреть в то окно, там за стеной и есть развалины древнего храма… очень древнего. А если посмотреть вправо, то за два полета стрелы из доброго лука еще одни развалины, уже другого храма. Судя по знакам, там приносили жертву подземным богам. Так вот, когда мы сюда пришли, люди хотели принести жертвы местным богам, чтобы умилостивить их, не раздражать хотя бы. Но Гелон запретил.
– Ого! Зачем?
– Я ж говорю, он уверен, что если будем вести жизнь правильную, то никакие боги нам не повредят. А так как мы порвали с недавним прошлым, то не стоит возвращаться к прошлому древнему. Выберем себе новых богов, мирных и добрых, будем им приносить осенью первый сноп урожая, вот и все…
Олег подумал, кивнул.
– Гелон не по годам мудр. Мне такое даже в голову не приходило. А что за руины второго храма? Не то, что подземным богам, а другого?
Окоем ответил с совершеннейшим безразличием. Его темные глаза все не отрывались от Скифа, он изучал каждую черточку его мужественного лица.
– Кто знает?.. Я ж говорю, теперь у нас свои боги. Мирные, кроткие. А это… Потом уже я раскопал какие-то слухи, что тот бог был силен, но жесток. Он мог подарить своему последователю много чего-то… даже вернуть молодость, но все это длилось только до захода солнца. Потом несчастный помирал жестокой смертью, а коварный бог ликовал…
Олег обронил:
– Боги становятся добрее. Не потому, что добреют, а потому что мы перестаем приносить жертвы жестоким и коварным. И те боги мрут от забвения… Ладно, а как соседи? Уж больно вы зажиточны!.. А жирную свинью всяк норовить либо украсть, либо забить.
Окоем посмотрел с победной усмешкой:
– А наши стены видел?.. А еще не зрел, что у нас на самих стенах!.. Не одно войско поляжет, если нападет. Но что правда, то правда – нет у нас ни хорошей конницы, ни крепкой рати. Лучники – да, в этом нет равных. Словом, у нас все для обороны, только для обороны. Потому и столько башен понастроили, стену каждый год отодвигаем дальше. В самом городе еще три города: старый, совсем старый и древний! Да вы сами уж видели… Это ж смех, когда старым зовем тот, что огораживали три года назад, а древним – самый первый, что строили десять лет тому!
После сытного обеда их отвели в комнату. Скиф осмотрел придирчиво, сказал Олегу, что их все-таки считают людьми благородными, комната чистая, большой стол, настоящие стулья, а не лавка, два широких ложа.
Олег смолчал, что здесь наверняка все комнаты не хуже, жители Гелонии – народ зажиточный, а вслух сказал:
– Я пойду посмотрю город.
– Я с тобой! – вскрикнул Скиф. – Ты что, думаешь, я тут буду лежать, дожидаться?
– На заднем дворе упражняются с оружием, – заметил Олег. – Если хочешь, пойди помаши тупым мечом.
– Тоже мне, забава!
Вторую неделю Россоха гостил у Хакамы. Когда после встречи чародеи расходились, разъезжались, снова кто на чем, Хакама тихонько шепнула ему, что у нее есть один вопрос, который она стесняется задать при всех. Россоха не представлял себе, чтобы Хакама чего-то постеснялась, но отказать не мог, задержался, вместе смотрели, как последним отбыл Беркут, одарив их обоих язвительным взглядом.
Но и потом Хакама долго не решалась ничего спрашивать, а он решил, что она от внезапной застенчивости никак не подберет нужных слов. А вообще выглядело, что он сам решил остаться, что ему самому вдруг восхотелось провести вечер у женщины, которую на самом деле побаивался. То, что говорила о нем Хакама, о его умении обращаться со всеми видами оружия, – просто брехня, хоть и приятная. Когда-то он в самом деле овладел навыками бойца, но махание железом настолько разонравилось, что вот уже долгие-долгие годы не брал в руки ничего металлического, если не считать кубка для вина.
Он был собирателем знаний, к власти не стремился, ни с кем не ссорился, даже с Беркутом в свое время воевал только потому, что дурак Беркут вежливость истолковывает как слабость и надо было дать ему по рогам, чтобы остыл… И вот сейчас Хакама, самый честолюбивый человек на свете, сама наливает и подает ему вино, растирает спину, снова подносит вино и угощает дивным виноградом, выбирая самые спелые ягоды, даже опустилась на колени и развязала ему ремни сандалий… впрочем в самом деле он затянул чересчур туго, пусть ноги отдохнут.
Потом она сама омыла ему ноги, как простая рабыня, и Россоха, глядя на ее склоненную голову с короткой стрижкой, подумал внезапно: а почему бы и нет, почему не отдохнуть здесь, так ли уж ему срочно надо мчаться в свое логово, там и вино не такое сладкое, и холодно, и неуютно…
И вот где-то на восьмой или девятый день он сидит перед большим зеркалом Хакамы, воздух тяжелый и жаркий от запахов особых трав и смол, на стенах вместо светильников горят факелы из редкого дерева, что растет только в дальних южных странах, а Хакама с жадным нетерпением спрашивает умоляюще:
– Ну что еще? Только скажи, я все доставлю!..
– Пока ничего, – ответил он хмуро. Заставил себя расслабиться, глубоко вдыхал сладковатый дым, пустил мысли по широкому кругу, потом начал стягивать в спираль, все убыстрилось, завертелось перед глазами так, что череп накалился, кровь шелестела в венах громче, чем бегущие муравьи Хакамы. – Пока ничего… Но я не уверен, что все получится… Что получится, хоть что-то…
Она опустилась перед ним на колени, смотрела снизу вверх, погладила его по ноге.
– Получится, – прошептала убеждающе. – У тебя получится. Ведь только ты умеешь заглядывать в грядущее…
– Это бывает очень редко…
Голос его прервался. Со дна души поднялась эта теплая волна, которая предшествует редким моментам странного прозрения, когда он в хаосе мелькающих лиц, пейзажей, звериных морд и ночного неба вдруг видит осмысленные картины, слышит человеческую речь, иногда даже видит своих знакомых… Но только иногда эти картинки бывают из грядущего, а чаше всего – из настоящего или прошлого…
Хакама едва не вскрикнула. Зеркало подернулось туманом, а затем в середине проступило изображение, пошло расширяться к краям. Россоха все-таки огромной силы… да, чародей, который сумел развить себя настолько, что и без магии может смотреть в будущее и даже проецировать на зеркало!
Затаив дыхание, она смотрела, как в бешеном темпе сменяются лица, картины городов, горящие дома, скачущие кони, туча летящих драконов, доносятся голоса – гневные, ласковые, молящие… Знать бы, мелькнула тоскливая мысль, кого она видит, – это и есть власть над миром! Знать, какой король доживет до старости, какой умрет рано, когда будет засуха, на чьи земли обрушится туча саранчи, чья это армия сейчас переходит горный перевал…
Она вздрогнула и невольно прикусила палец. По странному ущелью, где одна высокая стена из черного камня, другая – из красного, двигается огромное войско. Изображение стремительно выросло, словно на людей смотрела подстреленная падающая птица, Хакама успела увидеть, что во главе войска на огромном белом жеребце едет…
Изображение исчезло, сменилось страшным зрелищем падающей звезды, огромной, хвостатой, земля дрожала, море вышло из берегов, а земля трескалась, как в ледоход, но Хакама все держала перед глазами это суровое лицо, держала и не отпускала, всматривалась в синие глаза на загорелом лице, в эти черные волосы, свободно падающие на плечи, в эту молодецкую фигуру, в эти сильные руки: одна небрежно держит повод, пальцы другой дремлют возле рукояти топора…
– Скиф, – прошептали ее губы. – Значит, мы сумели… сумеем! Он ведет все войско Гелона в страну Миш…
Хакама побледнела, хотя сердце колотилось часто, гнало кровь в голову. Вот она, удача, которой не понимает даже сам Россоха. В свое время она часто и жадно рассматривала мир с помощью магии и знает прекрасно, что такое ущелье есть одно-единственное на свете и находится не за дальними морями, а рядом, близко! Это как раз почти единственный проход из Гелонии в земли Миш. Можно еще, правда, и через горы, но огромное войско через перевал не проведешь, там вовсе войско не проедет…
Значит, Скиф во главе огромного войска? А где же… Гелон? Это же его люди, его страна?
Она спросила тихо, стараясь не вывести провидца из божественного транса:
– А Гелон?.. Где Гелон?
Россоха смотрел невидящими глазами, губы его двигались, а руками он что-то ловил или ощупывал в воздухе. Она поняла, что он видит уже нечто другое, а Россоха переспросил ровным нечеловеческим голосом:
– Гелон? Какой Гелон?
Ее осыпало холодом.
Посняков Андрей
Мацумото Сэйте
Зыков Виталий
Херберт Фрэнк
Флинт Эрик
Шилова Юлия