Чтение 33–й страницы книги ~Чудеса в кастрюльке~

триумвират. Может, животные вовсе не так глупы? Да
!.+lh(-ab". людей, встретив в транспорте своего злейшего
врага, мигом бы затеяли выяснения отношений.
- Большие Козлы, - рявкнула кондуктор, - есть кто? Живей
вылазьте, опаздываем, ну, давайте, чего телитесь!
Я протолкалась к двери и выскочила на дорогу. "ЛиАЗ" укатил
прочь.
Начинало темнеть. Автобусная остановка находилась в поле,
народу не было никого, я сошла одна. Более того, вокруг не
стояли дома, а до уха не доносились мирные сельские звуки:
не лаяли собаки, не кричали петухи, не пели пьяные. Царила
могильная тишина. Мне стало страшно, со всех сторон к дороге
подступал лес, в разные стороны бежали тропинки, они лучами
расходились от остановки и терялись в чаще. Я в
растерянности топталась на шоссе. Куда идти? У кого спросить
дорогу? Потом глаз зацепился за небольшую табличку, прибитую
на березе. "Тартыкино - 2 км, Малое Дорохово - 5 км, Вязники
- 7 км". Стрелка указывала в лес. Тихо радуясь, что
неведомое Тартыкино оказалось ближе всего, я побежала в
указанном направлении. Если потороплюсь, дойду минут за
двадцать. Интересно, отчего это чистое поле носит название
"Большие Козлы"? Может, тут пасутся стада этих полезных
сельскохозяйственных животных, дающих нам шерсть и молоко?
Хотя молока-то от козлов не дождаться.
В лесу было совсем темно, похолодев от ужаса, я понеслась по
тропинке, стараясь не смотреть по сторонам. Надеюсь, тут нет
волков и не бродят дровосеки. Честно говоря, встретиться с
суровым дядькой, за поясом у которого торчит топор, хочется
еще меньше, чем с зубастым "санитаром леса".
Неожиданно тропинка, вильнув, вывела на пригорок, и я
радостно вздохнула. Внизу виднелась деревенька, совсем
крохотная. Штук шесть покосившихся избенок теснились друг к
другу, в окнах не горел свет. Но меня этот факт не смутил.
Селяне прижимисты, небось не хотят тратиться на
электричество.
Но дойдя до околицы, я сразу поняла, отчего в избах темно.
Двери стояли нараспашку, в разбитые окна задувал холодный
ветер. Деревня оказалась брошенной, жители разбежались кто
куда.
Осознав сей факт, я поежилась. Да уж, хуже некуда. Может,
пойти назад и дождаться какую-нибудь машину?.. Из
близкостоящего леса наползла чернота, от тишины звенело в
ушах, я ощущала себя последним человеком на земле, выжившим
в мировой катастрофе. Из глаз чуть было не полились слезы, и
я обозлилась, только в истерику впасть не хватало! Ну
заблудилась, подумаешь! Вот сейчас зайду в эту избенку,
похоже, она совсем целая, и пересижу в ней ночь, а утром
поглядим, как поступить. Может, наломать в лесу веток и
затопить печь? Кажется, она работает, потому что из трубы
идет дым. Дым! Я понеслась к воротам и забила в них кулаком:
- Откройте, пожалуйста, откройте!
- Кто там? - прошелестел тихий женский голос. - Чего хотите?
- Бога ради, не бойтесь, - заорала я, - заблудилась в лесу,
ищу монастырь и случайно забрела в вашу деревеньку, пустите
переночевать, со мной никого нет.
Загремел засов, приоткрылась калитка. Я влетела во двор,
увидела стоящий чуть поодаль дом, вполне целый, ряд сараев и
перевела дух. Ночевать в пустой избе на полу не придется.
- Идемте, - тихо сказала впустившая меня женщина.
Потом она развернулась и, подметая длинной юбкой пол,
двинулась к дому. Голова ее была повязана темным платком.
В тесной прихожей на гвоздях висела верхняя одежда - сплошь
поношенные пальто черного цвета, а на подставках стояли
ботинки, старые, довольно разбитые, но аккуратно вычищенные.
Я стащила куртку, сапоги, встала ногами на домотканый
половик и сглотнула слюну - из комнат плыл восхитительный
аромат гречневой каши.
Хозяйка оказалась сообразительной, потому что она крикнула:
- Марфа!
Появилась женщина неопределенного возраста, одетая в нечто,
больше всего напоминающее черный халат, на голове Марфы был
повязан темный платок. Она молча глянула на нас.
- Покорми и уложи, - велела хозяйка.
- Идите сюда, - поманила меня пальцем Марфа. На большой,
чисто вымытой кухне меня усадили за длинный, выскобленный
добела деревянный стол и угостили кашей. Гречку дали без
ничего, пустую, сваренную на воде, ее не сдобрили ни луком,
ни маслом, ни салом, а вместо чая налили отвар какой-то
травы. Но я проглотила угощенье разом, рассчитывая на
добавку. Марфа спокойно забрала пустую миску и
поинтересовалась:
- Что за нужда к нам привела? Вы ведь неверующая.
- Отчего вы так решили? - попыталась я завязать разговор. -
Может, я хочу у вас остаться! Слабая улыбка озарила лицо
поварихи:
- Есть сели и лба не перекрестили, да и после трапезы не
помолились.
Поняв, что мне лучше не прикидываться богомолкой, я кивнула.
- Да, я даже некрещеная, так уж вышло, родители не
озаботились, а самой вроде как неудобно креститься, уж не
девочка.
- К господу можно прийти в любом возрасте, - ответила
стряпуха, - как позовет, услышите. Значит, не пора вам пока
церковным человеком становиться.
- Мне надо поговорить с матушкой Евдокией.
- Завтра.
- А сейчас нельзя?
- Никак нет, ступайте спать.
Меня привели в крохотную, дико холодную комнату и указали на
лежанку. Полночи я провертелась на неудобном ложе. В какой-
то момент подняла грубую холстину, заменявшую тут простыню,
и обнаружила, что тоненький, словно блинчик, матрац лежит на
деревяшках. Подушка была плоской, а одеяло байковым,
совершенно не греющим, но в конце концов я провалилась в
сон.
- Вы хотели меня видеть? - раздался из темноты спокойный
голос.
Я раскрыла глаза и, клацая зубами, села. За окном колыхалась
темнота. Возле жесткой лежанки стояла довольно высокая,
.b-.a(b%+l-. молодая женщина, облаченная во все черное. Лет
ей было около сорока, и на старуху она совсем не походила.
Большие голубые глаза смотрели приветливо, но на лице не
было улыбки.
- Который час? - глупо спросила я.
- Уже поздно, семь, - ответила женщина, - я не хотела будить
вас утром, с дороги вы устали, но более спать нельзя, ежели
желаете поговорить со мной.
- Уже семь вечера, - ужаснулась я. Евдокия мягко улыбнулась:
- Нет, день настал, семь пробило, пойдемте, позавтракаете.
Семь утра у нее день?! Да еще уверяет, что разбудила поздно,
дала поспать? С ума сойти! Когда же они сами встают?
- Около четырех, - неожиданно ответила на не произнесенный
вслух вопрос Евдокия, - в монастыре поднимаются рано, иначе
всех дел не переделать, сестры сами ведут хозяйство, мужчин
в обители нет. Да и видите, где живем, помните, как у Гоголя
в "Ревизоре" городничий говорит: "Отсюда хоть три часа
скачи, ни до какого государства не доехать". Вы любите
Гоголя?
Я слегка растерялась.
- Ну, в общем... честно говоря, не знаю. Помню только по
школьной программе "Мертвые души" и "Ревизор". Тогда комедии
показались мне скучными, а потом я их не перечитывала.
- А вы возьмите Николая Васильевича, - улыбнулась Евдокия, -
удивительно современный писатель. Знаете, меня всегда
удивляло, отчего коммунисты запретили Войновича? Его Чонкин
просто грубая поделка, ничего привлекательного. Я бы на
месте прежних властей велела изъять из библиотек Салтыкова-
Щедрина и Гоголя с их едкой сатирой, актуальной в любые
времена. Стоит хотя бы вспомнить про губернатора, у которого
в голове играл органчик.
- Вы читаете светскую литературу? - изумилась я.
- Почему же нет? - удивилась, в свою очередь, матушка. - У
нас тут отменная библиотека: Чехов, Бунин, Куприн, Тургенев.
Что за дело привело вас сюда?
С этими словами она распахнула дверь, и я очутилась в
небольшой комнатке. Возле стены стояла узкая кровать, больше
похожая на койку новобранца, чем на ложе женщины: никаких
кружевных наволочек, бесчисленного количества подушечек и
пледов. Просто ровная поверхность, застеленная синим
застиранным одеялом. Из угла сурово поглядывали на меня лики