руку, впился ногтями и задергался судорожно и мощно - начал захлебываться.
воду и не сопротивлялся. Вода текла по руке и обжигала кожу...
сел рядом и, почувствовав, как утекает ярость и подступает обида, выдавил с
мальчишеской злостью:
7
осколком в бедре - попал под бомбежку. Скорее всего, то же самое случилось и
с другими разведчиками: едва улетели наши бомбардировщики, с запада
нагрянули американские. Воздушная тревога длилась до утра, а на восходе
солнца с востока потянулись косяки наших штурмовиков и во дворе пивоварни
заработал зенитный пулемет.
закончив перевязку, сказал Пронскому, что дело худо, скорее всего задета
кость и сухожилие: в горячке хоть и хромал, но шел, а полежит день - не
встанет.
задумчивый, пил только воду и о чем-то шептался со старшиной. Когда
стемнело, капитан сел рядом с раненым, пощупал лоб.
если сам можешь - давай. Прямо здесь. И сразу. Целый день ждал, когда
подойдешь...
кадровым офицером-разведчиком. Из всей группы, теперь уже погибшей, он
единственный был вызван к Командующему фронтом Жукову и получил от него
личный приказ подобрать людей и поступить в полное распоряжение Пронского.
нужно знать в лицо, как Господа Бога.
стену и как бы даже слегка сжимался - возможно, ждал выстрела. - Но всегда
же думается, тебя не коснется, ты выживешь... Раненым быть страшнее смерти.
Видишь, а тебя не тронуло. И Сыромятнова... Но он-то верующий, святоша, над
ним ангел-хранитель порхает... Но почему тебя, товарищ Глория, Бог бережет?
предохранителя. Соболь услышал, резко обернулся.
там... Глория! Нет, ты имеешь право, я понимаю. Не повезло, в рот ее!.. Но
есть выход! Конечно, утопающему соломина... В немецкий госпиталь!
читал...
Сейчас в Берлине началась паника и неразбериха. Бомбежки чуть ли не круглые
сутки. Войск нагнали отовсюду, госпитали забиты!.. Вряд ли станут
разбираться, тем более, с лейтенантом СС... Ну на последний случай буду
изображать контуженного! Меня и в самом деле по ушам вдарило, кровь шла, и
лицо сводило... Ну помоги мне выжить! Ты же теперь как Бог надо мной!.. Я
сразу хотел, когда раненых подбирали. Но побоялся, вдруг посчитаешь
предателем?
приказ.
только не в форме СС. Если немцы не угрохают, то наши. В плен не берут, даже
раненых...
лейтенант-зенитчик их ненавидит. Возьмут наши Берлин, санитары сдадут. Что
было в Кенигсберге?
где. Все равно мы сегодня уйдем отсюда.
Страстная неделя... Что же я, уподоблюсь Пилату?
сомневайтесь. Товарищ майор! Все время же щадили, три года... Что же
теперь-то? А, товарищ Соболь?
существует над нами, меня не убьют. Помнишь, немчура тогда в упор... И
ничего! А мина рядом упала и не взорвалась?.. Ты же говорил, если меня
Бог/сбережет, ты в монастырь уйдешь. Значит, слова на ветер?
парабеллума. - Так хочется, что на командира наплевать? На товарища?.. Ну, а
если это промысел Божий?
самолета не сбили, патроны жгут, способствуют врагу... Да не забудь,
говорить нужно по-немецки!
шаг, вышел из помещения.
ничего не понимающих, поставил лицом к стене, приказал лейтенанту раздеться.
Тот снял фуражку, мундир, но, взявшись за ремень брюк, вдруг проснулся.
Старики продолжали дремать, уткнувшись в стену.
зенитчикам и выстрелил лейтенанту в голову.
теперь смотрел с облегчением и спокойным достоинством.
брюки с лейтенанта. - Война не кончилась...
вывезли до свежих развалин и оставили в подвале. Вместе с темнотой небо над
Берлином вновь наполнилось гулом и раскрасилось прожекторными лучами. Ехать
без света по разбитым улицам было самоубийством, так что технику пришлось
бросить в воронке, куда по случайности заскочили.
обнаружили. Старый парк лежал на боку, в завалах еще виднелись перевернутые
орудия, грузовики с зарядами. И здесь какие-то серые тени копошились в
поваленном лесу, звенели пилы и стучали топоры. Какие-то службы, теперь уже
совершенно не нужные, продолжали работать с упорством муравьев и немецкой
дотошностью. И если деревья повалило бомбежкой, то древесина не должна
пропасть: дуб, бук и граб можно пустить на мебель, сосны на доски, липу на
дрова...
думать, что кто-то остался жив. Пронский побродил по пепелищу, заглянул в
мятый, на корабельных заклепках, резервуар, лежащий на земле, и сказал
откровенно:
разведчики. И когда добрались к половине второго ночи, предположение
Пронского оправдалось: подчиненные Соболя не могли погибнуть под бомбами.
Над этим районом вчера самолеты не появлялись, налет был, возможно,
несколько дней назад: у готической церкви разбило кровлю, несколько снарядов
упало на улицу, отчего по обе стороны вылетели стекла вместе с рамами. Битым
кирпичом, черепицей и прочим мусором засыпали воронки, остальное смели с
проезжей части и оставили кучами на тротуарах.
вокруг небольшой дворик и с тыльной стороны - проходной двор на соседнюю
улицу. Все окружающее пространство оказалось заваленным упавшей с кровли
черепицей, гремящей и звонкой, если тронуть ногой. Внутри костела было то же
самое, только еще с кровли и до пола свисало крепежное железо, и сразу от
входа дыбилось нагромождение упавших сверху деревянных балок и досок.
дверей, чтобы видеть, что происходит на улице, и сел. - Сегодня должен
прийти.
напряжение. - А зачем?
помолиться. Он верующий, как и ты.
католическом... Да хоть в пещере... А здесь кровью пахнет. И молиться совсем
нельзя, уста ссыхаются.