так двое из них, самые нужные друг другу, вдруг пересеклись именно в тот
момент, когда мне без нее хоть волком вой?!
инстинктивно поднял локоть, чтобы уберечь глаза от ногтей. Но Она отвела мою
руку, как ватную, схватила дубленку за лацканы и рывком подняла меня вместе
с перекосившей плечо ношей к своему лицу. Почувствовав, что ноги оторвались
от земли, что от неожиданности и усталости я вял, как тряпка, мокр от пота и
страха... я решил, что сопротивляться поздно. И только тогда до меня дошло,
_что_ она говорит:
идиоты. Я говорила им, предупреждала. Слава богу, вырвался! -- Она терлась
об меня, держа на весу, целовала и облизывала лицо шершавым, как у кошки,
языком. -- Какой ты вкусный! Сладкий! Олежек, какое ты чудо! Успел. И меня
встретил, радость моя. Да что же это я, дура?! Ты ведь не знаешь ничего!..
-- Она растерянно оглянулась. -- Где бы нам... Куда бы?
запыхавшись, поставила меня на землю, одернула вздыбившуюся у меня на груди
дубленку, поправила сбившуюся на затылок шапку. Все она делала быстро,
споро, как хлопотливая мамаша, обихаживающая сына-первоклассника. А я,
ошалев от ее натиска, от неожиданности ее слов, покорно сносил эту заботу и
ласку. Но когда она потянула руку к сумке, очнулся:
наглухо. Бог мой, какая она большая! Какая теплая и уютная.
Ничего, зато им сейчас не до нас! Трупы небось считают, да?
Может, еще и потому тоже, что не было во мне опаски. Головой понимал: чистая
шиза пошла, путает она меня с кем-то, а может, свихнулась даже на почве
моего злодейства или Михуилиной химии. Был момент, где-то в глубине подняла
голову подозрительность: "А что она тут делает? А почему свободна и
проверяется профессионально?" Но душа была спокойна и уверена в хорошем.
Хотелось улыбаться, слышать Иру и откровенно блаженствовать.
поднимался из-под моста. На гребне стало видно, что, выдав Удачу, Он меня
тут же щелкнул по носу. Или подсунул работенку. Возле брошенного мной с
открытой левой дверцей "жигу-ля" топтались под длинношеим фонарем два мента.
А чуть поодаль мигала блямбой на крыше их иномарка.
придержал Иру, собиравшуюся круто повернуть назад.
обращай на них внимания: все равно на машине чужие номера. Дай бог, чтобы
это была самая большая неприятность на ближайшее будущее.
них, когда один из ментов громко высказался:
меня сейчас это даже не царапнуло.
выше тебя на голову, слышишь подобное, оно цепляет тебя все меньше и меньше.
Тем более от ментов. Известное дело, тактичному человеку в ментуре делать
нечего. Лишь бы они не обращали внимания на мою поклажу, напичканную
деньгами, оружием, взрывчаткой и не знаю чем еще. Но Ирина, которую
переполняла жажда действий, решила иначе. Вертанулась на каблуках столь
резко, что моя рука успела схватить только воздух, и прогарцевала до ребят с
кокардами.
постарше. -- Канай, пока жопа цела!
чувствуя, что едва волоку ноги. Боец из меня в нынешнем состоянии, после
допроса и прорыва, как из Венеры Милосской -- швея. Ноги еле переставлялись,
и я не успел -- Ира взяла нахамившего ей мента за ухо, нагнула, повернула к
себе спиной и от души пнула в задницу. Только снежная крупа взвихрилась там,
где он мордой пропахал склон. Его напарник едва приподнял дубинку, как удар
Ириного кулака в ухо отправил его к приятелю. Тот как раз начал
приподниматься с перепачканным не слишком белым тут снегом личиком. Я
вернулся к сумке и сел на нее, чтобы смотреть с удобствами. Да и сил стоять
уже не было. Заметно было, что Ирина не просто дерется, а играючи ведет
учебный бой, вразумляя братьев своих меньших.
что-то о документах и крутом возмездии, они попытались обойти ее с флангов.
То есть это они так полагали, что обходят. На самом деле решалось, кто
именно и где именно первым пропашет снег носом на этот раз. Выпало опять
старшему. Но теперь и младший тоже получил по заднице, оставив Ире свою
дубинку. Она стояла, похлопывая ею по раскрытой ладони, чуть картинно
расставив ноги. И только тут до меня дошло: да ведь это представление в мою
честь. Современная женщина демонстрирует мужчине, что в случае чего сумеет
его защитить.
связана? Но почему -- мне-то? Ведь не могла она воспылать ко мне чувствами
за одну, да еще такую пакостную, ночь. Совсем не похожа она на психопаток,
которые балдеют от могучих волосатых мучителей! Да и я не таков.
форме. Им вздумалось достать пистолеты. Оказалось, что и это не шибко
удачная мысль. Она просто отобрала у них стволы, сложила мужиков на землю,
уселась на них и некоторое время читала им мораль. Мне показалось, что она
придавила им уши каблуками: уж слишком смирно и почтительно они слушали.
Движение под мост было невелико, но все же было. В любое мгновение мог
появиться другой патруль. Вряд ли ему эта композиция покажется безобидной
предновогодней кучей-малой. Лекция Ирина до меня доносилась с пятого на
десятое, однако я не собирался засвечивать свою физиономию, подходя ближе.
Ира говорила об уважении к налогоплательщикам вообще и к женщинам в
частности, о форме, которая не индульгенция на хамство, а как раз наоборот,
обязанность блюсти честь. И прочее такое же.
обоймы из их ПМов, кинула патроны в их машину, а сами стволы забросила
подальше, в снег, и пошла ко мне. Она возвращалась на фоне копошащихся
мужланов, прекрасная и непобедимая. До меня наконец дошло, зачем была вся
эта возня с грузинским ожерельем, взрывчаткой и Михуилиными опытами. Чтобы я
мог встретиться с Ней. Единственное, чего я пока не понимал: за что такое
счастье -- и мне.
стало видно: боится, что выступила не по делу. Но я уже знал: для меня, что
бы она ни сделала, все будет хорошо и правильно.
потом осмотрелась вокруг и, как рьяный новобранец, приняла позу для высокого
старта. -- Делаем ноги?
как раз на такой случай. Едва внесли вещи и я пристроил на вешалку свою
куртку, Ира сказала, что здесь очень миленько и что она сейчас сбегает за
едой, вином и лекарствами. И -- ускакала, не дав мне и пикнуть. Я настолько
устал, что даже удивиться ее прыти не успел. Оставил дверь незапертой,
откинулся в кресле и, держа в каждой руке по пистолету, выжидал в тупой
прострации. Тут же в голове закопошились здравые мысли о том, что она пошла
звонить своим хозяевам, от которых я сбежал... Или тем, о ком я не знаю, но
кому тоже хочется спустить с меня шкуру. Я ждал и дождался -- она впорхнула,
заснеженная, румяная, с двумя тяжеленными полиэтиленовыми сумками. Отнесла
их на кухню, заперла входную дверь, подошла ко мне, встала возле кресла на
колени и призналась:
такое... Мне даже кажется, я как увидела тебя там, у моста, так и сошла с
ума. От счастья. Спятила и боюсь напугать тебя своим сумасшествием. Дура,
да?
отключился.
она меня осторожно раздевает, шмыгая носом, протирает чем-то щиплющим мои
раны и синяки. Каждое ее прикосновение, даже вызывающее боль, окатывало мой
затылок блаженной истомой, и я безуспешно пытался не засыпать, чтобы
продолжать чувствовать и слышать ее рядом.
темень, а мою стянутую бинтом грудь переполняли энергия и жгучее желание
немедленно убедиться, что Ира мне не приснилась. Убедился сразу, едва глаза
открыл: она крепко спала рядом со мной. Лежала на боку ко мне лицом.
Светлогрудая и большая. По-девчоночьи посапывала. Не было красивее и
желаннее человека в мире.
стуле. Я осторожно поднялся, взял их и свою рубаху из древнего шифоньера,
проскользнул в прихожую. Постоял, прислушиваясь: кроме рокота холодильника,
журчания воды в бачке и нормальных трелей сработавшей автомобильной