отвлеченно... Я упал на кровать - точно такую же, как та, что была в каюте у
лесбиянок, закрыл глаза и провалился в блаженное небытие...
удивлялся, насколько же велика была ко мне милость Божия, а самое главное -
чем это я, грешный, такую благосклонность заслужил. И по сей день понять
этого я не могу - пути Господни неисповедимы.
совершенно естественно и удивляться тут нечему. Не приходится удивляться и
тому, что Марсела, тоже разморенная едой и усталостью, не смогла меня
разбудить и задремала рядом со мной. Гораздо более удивительно, что мы с ней
не проснулись в наручниках или за бортом яхты. Совсем удивительно, что мы
вообще проснулись. С точки зрения Мэри и Синди, мы были террористами и
пиратами, захватившими чужую частную собственность и мешавшими им проводить
свое время так, как они этого желали. Во всяком случае, никто не стал бы
осуждать их за то, что они связали бы нас сонных или вызвали из Сан-Исидро
полицейский катер, экипаж которого мигом упаковал бы нас в наручники и
доставил в ближайшую береговую кутузку. Любые двенадцать присяжных и любой
судья вынесли бы оправдательный вердикт, если бы они, не желая вмешивать в
дело полицию, просто взяли нас за ноги и за руки и выбросили за борт.
Наконец, они могли и пристрелить нас из наших же пистолетов или автоматов.
Но ничего этого они делать не стали, ибо Господь - больше некому! - вселил в
их души милосердие.
Марселой, грязные и вонючие, спали в песчаных могилках, совершенно позабыв о
том, что могут делать лишенные предрассудков мужчина и женщина под
восхитительным тропическим небом. Сегодня я ощущал невыразимое блаженство от
простых чистых простыней, от собственной свежевымытой и еще не успевшее
пропотеть кожи, от прохлады, овевавшей меня из иллюминатора, и от нежного,
чуть мерцающего, голубоватого лунного света, озарявшего каюту. Благодать!
лежала на животе Марсела. Она спала, но спала беспокойно. В ней бродила
страсть, которая заставляла ее шумно вздыхать и постанывать, елозить животом
и бедрами по простыне.
полюбил до безумия. Я просто не находил в себе сил отделаться от нее, хотя
возможно, тогда бы мне пришлось намного легче. Я рисковал и выкручивался не
ради нее, а ради себя - тут никаких сомнений быть не может. Впрочем, я не
очень обольщался насчет собственной неотразимости - думаю, что и Пушка, и
Малыш, и Камикадзе, и уж, конечно, Капитан с Комиссаром вызвали бы у нее ту
же страсть, окажись они на моем месте. Просто мы помешали Марселе, когда она
готовилась продать свою страсть дону Паскуалю Лопесу, а невостребованный
товар, как известно, приносит продавцу великое неудобство и заставляет его
снижать цену...
явно не выдерживали напора той штуки, что оказалась волею судеб в них
упакована. Эта дьявольская штуковина не имела ни грамма мозгов в своей
гладкой, похожей на крупную и спелую сливу головке, но словно бы чуяла, что
рядом, всего в нескольких десятках дюймов, под почти незаметным кусочком
материи и кустиком жестких, курчавых, черных как смоль волосков, таится
нечто весьма приятное...
удерживал верхнюю часть купальника. Разбудилась она только тогда, когда я
вынул из этих треугольников то, что там находилось, и осторожно погладил...
буйной гривой. - Начинаем?
тихонько прикоснулся к нему легоньким, почти шуточным поцелуйчиком. Но
ладони у меня, весьма серьезно и не вызывая сомнений в искренности,
погладили с боков Марселины грудки. В полутьме они чуть поблескивали от
лунного света, от них пахло целым букетом различных шампуней, и когда я стал
водить по ним носом, то с ужасом вспоминал наше путешествие по канализации и
казался себе преступником, потому что принудил все эти прелести искупаться в
дерьме. Впрочем, даже когда я полизал изящные сосочки, такие трогательные и
смешные, то не учуял никаких посторонних привкусов, кроме мыльного.
ее проворных ладошек в это время ползала по моей спине, а вторая тихонечко
спускала с меня плавки и, забираясь изредка под мой живот, поглаживала по
головке ту самую безмозглую штуковину, о которой говорилось несколько выше.
относится ли это ко мне в целом или только к штуковине в частности. Пальчики
у нее были с хорошо подстриженными ноготками, подушечки на пальцах очень
нежные и осторожные, а потому каждое точно рассчитанное их прикосновение
будоражило душу и заставляло меня плотоядно сопеть. И все же я не стал
торопиться, а отправился в довольно продолжительное путешествие, начав с
поцелуев, которые еще раз щедро высыпал на глаза, щеки, ушки и губки
маленькой бесстыдницы, потом еще раз воздал должное грудкам и опустился к
животику, который под воздействием моих прикосновений чутко трепетал, и
особенно - когда я описал несколько спиралей губами вокруг пупка...
руки за голову, прогнулась, упираясь в простыню плечами и задом. Потом ее
левая нога ушла в сторону от правой, они обе приподнялись в воздух и
оказались у меня на плечах, достав пятками мне до лопаток, а шея моя попала
в мягкие тиски из двух очаровательных смуглых ляжек. Теперь перед моим лицом
была тонкая зеленая ткань ее плавок, державшихся на двух узелках - справа и
слева. Развязав оба бантика, я впервые увидел то, что по высокой стоимости
продавалось Хорхе дель Браво и его подручным, а также министрам и генералам
самого Лопеса. Желая избавиться от возможной грязи, Марсела выбрила все до
последнего волоска, и вся эта таинственная область была у нее гладенькой и
голенькой, как у несозревшей девочки. Ну как тут было удержаться от поцелуя?
И не одного, а целого десятка! Марселины бедра при этом ходили ходуном и
повиливали из стороны в сторону, а ее крутобокая мягонькая попочка, приятно
колыхавшаяся у меня на ладонях, несколько раз напряглась и качнулась...
и целуешься...
ее ноги сползают с моих плеч и ложатся по обе стороны от моего тела.
сказочным людоедом, собирающимся сожрать прекрасную принцессу. Впрочем,
людоеды, как я догадываюсь, если и жрали принцесс, то вряд ли не пытались
употребить их при этом на более естественные нужды. Поэтому Марсела моего
людоедского тона отнюдь не испугалась. В тот самый момент, когда я мягко
улегся на это прелестное смуглое тело, маленькие, но очень ловкие пальчики
ухватились за безмозглую штуковину и с грациозной точностью пристроили ее
гладкую головку так, что лишь нежнейшего нажима было достаточно для того,
чтобы совершилось самое прекрасное из событий, которое даровано человеку
пережить в жизни. Все состоялось так, как было задумано природой, без
каких-либо ненужных пока корректив.
относится ли это ко мне в целом. Чтобы быть до конца откровенным, скажу, что
из всей этой процедуры - и не конкретно той, что проходила с Марселой, а
вообще всех, которые я когда-либо испытывал, - мне в наибольшей степени
нравился самый первый момент, когда ляжки женщины с кажущимся бессилием
расходятся в стороны, а ты, вползая на горячий и мягкий женский живот,
вонзаешь твердый и упругий пенис во влажное и жаркое, ощущая сладостное
скольжение в таинственную глубину. Все дальнейшие впечатления, вплоть до
самого завершения - менее яркие и волнующие. У меня лично ритмическое
ерзание в положении лежа на женщине почему-то вызывало ощущение, что я
занимаюсь какой-то весьма полезной, но утомительной гимнастикой, а иногда на
ум приходили и сравнения с какими-то бездушными механизмами: например, с
отбойным молотком, поршнем автомобильного мотора или паровой машины,
наконец, с чисткой оружия шомполом. Более или менее интенсивная работа,
краткий всплеск удовольствия, приятная усталость, а затем - опустошение и
желание продолжить сон.
была новая женщина. Не могу сказать, что я совсем уж изголодался по сексу:
даже если не считать, что в первую же ночь пребывания на Хайди я переспал с
супругой мэра Лос-Панчоса (как уже знает читатель, я об этом почти ничего не
запомнил), то я обходился без женской ласки всего четыре дня и три ночи. В
ночь перед полетом на Хайди мы все, как обычно, отдали дань нашей милой
Киске. Но Киска исполняла обязанности нашей коммунальной жены, всего лишь
выполняя служебный долг. Она ведь была единственным специалистом по такого
рода работе. Для Марселы это тоже была работа, даже скорее источник
существования, но в данном случае она делала ее в порядке хобби, а потому
несколько удивила и обрадовала меня темпераментом и азартом, по которым я
соскучился гораздо больше.
по стволу винтовки то ли из осторожности, то ли из желания подольше пожевать
сладкую конфетку, то потом их сменил неторопливый ритм паровой машины. Затем
речь пошла уже о поршне автомобильного двигателя, а под конец - отбойного
молотка. В механике - это я помнил еще из школьных времен - это движение
называется возвратно-поступательным. Правда, я еще не знал тогда, что это
движение - самое приятное из всех видов движения, которые способен совершать
человек.
по всему, была ужасно возбудима. Автомобильная гонка заставила ее царапаться
и верещать, стонать и щипаться. Наконец, во время долбежки отбойным молотком
она совершенно бесстыдно выла и орала так, будто ее живот был распорот и из
него выматывали кишки. Угомонилась она лишь тогда, когда я сам заревел всей
утробой и, вдавив Марселу в тюфяк, закончил свое гнусное дело...
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Белов Вольф
Корнев Павел
Чернецов Андрей
Самойлова Елена