- Славен Господь на небесах, и чудны его деяния...
- Участкового из речки за шнурки выловили! Говорят, враги на него
покушались...
- Ох ты ж, да кому ж он так неугоден, защитник наш?!
- Да мало ли ворья беззаконного по земле ходит... А Никита Иваныч никому
спуску не дает! Ни купцам, ни боярам, а намедни и вовсе всех священников
заарестовал! За что, за что... Значит, было за что!
- Ой, гляньте-ка, да ведь он мокрый весь...
- Знамо дело, дура... его ж из реки выловили, а не с бельевой веревки
сняли.
- Совсем замаялся, сердешный наш... А, доброго здоровьичка, Никита
Иванович! Не, не... мой больше не пьет! Спасибо за про...фи...
фили...сифили...
- Да не лезь ты к коням под ноги, бедная скотина от твоей рожи аж
шарахнулась! Вон у сыскного воеводы фуражечка на ухо съехала... Может,
подмогнуть чем, батюшка?
Когда ворота захлопнулись, я облегченно вздохнул. Народ здесь простой,
душевный и общительный, как увидят - здороваться лезут, разговоры заводят,
мнениями обмениваются. Я, к сожалению, пока так и не выучился свободно
разговаривать с людьми. Нужно иметь быстрый ум и хорошо подвешенный язык,
а то тебе из толпы такою наговорят - всю жизнь с красными ушами ходить
будешь...
Яга моему возвращению не удивилась, глянула мельком и вновь повернулась к
столу, на котором были расставлены разные мисочки и пузырьки.
Я понимающе кивнул, прошел к себе в комнату и переоделся в домашнее. Форму
еще нужно было приводить в порядок, хотя она на мне, конечно, слегка
подсохла, но мятая была до невозможности и на погоны налипли листики
водорослей. Пусть повисит, а бабка освободится и быстренько сделает все,
что надо.
- Есть будешь?
- Нет, спасибо... Как идет экспертиза?
- Уж и не знаю, что сказать... Либо я стара стала и подвоха Кощеева не
вижу, либо он, злодей, и впрямь стоящую вещь подсунул. Надо бы по уму
испытать на ком...
- Я могу попробовать.
- Тебе нельзя, да и мне тоже. Если мы с тобой на любой вопрос только
правду резать будем, то как же секретность в следствии соблюсти?
- А Митька?
- Ему тем более... Он и без порошка все что хошь разболтает, лишь бы
слушали. Нужен человек пришлый, к отделению отношения не имеющий.
- А как это хоть готовится? - полюбопытствовал я.
- Да проще пареной репы. Одну ложку на цельный самовар, что в горячем
виде, что в холодном. Как выпьешь, с полчаса погоди, пока действовать
начнет. А уж потом, как приспеет, - хоть рот зажимай, все равно все самое
сокровенное растреплешь.
- Никита Иваныч, гости к вам, - раздался из сеней Митькин голос. -
Прикажете пропустить?
- Да, - громко ответил я.
В горницу, сумрачно озираясь, вошел думный дьяк Филимон, известный
скандалист и прощелыга. Начал он, как всегда, без предисловий, с
прямолинейного хамства:
- Где тебя черти носят, сыскной воевода?! Я те что, малец босоногий, по
всему Лукошкину за светлостью твоей участковой пятки мозолить? У меня ноги
не казенные!
Я было приподнялся, но Филимон не дал мне и рта раскрыть:
- Что ж ты, участковый, порядку не знаешь? Всю бухгалтерию мне
нарушаешь... Ты когда должен жалованье свое получать? Третьего дня! Али
совесть не позволяет брать деньги незаработанные? Так у меня из-за совести
твоей баланс посейчас не сведен!
- А не откушаешь ли чайку с дороги? - неожиданно вмешалась Баба Яга, с
подозрительным гостеприимством выставляя на стол большой поднос с
ватрушками. Всю свою "химлабораторию" она незаметно сдвинула в угол. - Вот
у меня и печево свежее, и самовар только вскипел, и вареньица разного
достану...
- Благодарствуем, конечно... да только временем особым не располагаем.
Из-за таких вот... Не приходют вовремя, а я за ними бегай!
- Вот и присядь на минуточку, отдышись, я те быстренько чашечку спроворю...
- Побольше! - сурово попросил дьяк, позволяя усадить себя на лавку. - И
сахарку, уж не поскупитесь...
Я деликатно помалкивал, догадываясь, что затеяла Яга.
- Что нового на дворе царском слышно?
- Да как вам сказать, бабуленька... Государь наш в гневе, на милицию вашу
серчает. Дескать, посла немецкого не уберегли, а у него теперь
международная обстановка разваливается. Опять же квартирант ваш жалованье
свое забрать ленится... Ну и молодежь пошла... Я, бывало, в его годы
каждому грошику медному радовался, за каждой копеечкой бегал, каждому
пятачку в пояс кланялся, работы не стыдился... Вы бы уж присмотрели тут, а
то ведь, не ровен час, турнет государь вашего участкового за такую
свинскую непочтительность.
- Присмотрю, присмотрю, а как же... - в тон пропела Яга. - Вы чай-то
выпили?
- Да... - шумно выдохнул дьяк и потянулся к ватрушке, но бабка резко
шлепнула его ложкой по пальцам. - Ау! Больно же...
- Раз чай выпил, давай выметайся отсель!
- Чего?!!
- Того! Хватит тут грубиянничать, иди себе подобру-поздорову.
От такой невероятной смены настроения бедный дьяк едва не сполз на пол.
Когда же он наконец вылез из-за стола и, поджав губы, широким шагом
двинулся на выход, Яга быстро остановила его, рявкнув вслед:
- Куда пошел?! А деньги?
- В приказе получит, в следующем месяце, - попытался свредничать Филимон,
но моя хозяйка сдвинула брови и выпустила из ноздрей оранжевую струйку
пара.
Дьяк побледнел, сунул руку за пазуху и быстренько выложил на стол
новенькие червонцы.
- Еще раз задумаешь на милицию гавкать - попомни, мы тоже кусаться умеем.
- На прощанье Баба Яга изобразила широкую улыбку, продемонстрировав
бюрократу кривые желтые клыки.
Из терема Филимон вылетел, думаю, он вплоть до самого дома бежал не
оглядываясь.
- Зря вы с ним так...
- Заслужил, - огрызнулась Яга.
- Да я не об этом. Вы ведь ему порошок подмешали, время не вышло, как мы
узнаем, что через полчаса он будет говорить только правду?
- Ну... увлеклась! Довел он меня упреками своими. Давай на ком другом еще
попробуем.
- Так у нас же немецкие охранники в порубе! - вовремя вспомнил я, но Яга
охладила мой пыл:
- Нет их там, в царскую тюрьму я их отправила. Допросила сперва, конечно,
да только не знают они, где посол. Не врут, вправду не знают. Их дело было
- тебя погубить, так им пастор слободской приказал. Я ж насквозь вижу,
когда кто врет. Че их в порубе держать, может, он для дела понадобится...
В дверь снова забарабанили. Митька, дежуривший в сенях, доложил, что
заявились стрельцы. Привели с собой незадачливого иконописца. Он под вечер
направился на немецкое подворье, но парни решили перед этим завести его к
нам, в том смысле, не угодно ли мне чего спросить? Я подумал и решил, что
поговорить стоит. Яга поставила на стол чистую чашку, а вот использовать
порошок не стала. Богомаз был человеком простодушным и вряд ли бы стал
скрытничать.
Новичков задержанию не удивился и даже обрадовался случайной возможности
заскочить в отделение. Вины он за собой не чувствовал, а к нам тянулся,
видимо, из-за того, что мы первые, кто не костерил его самородное
творчество.
- Как дела? Где устроились?
- У конюхов в торговых рядах, я лошадей люблю, - скромно отвечал художник,
присаживаясь к столу. - Краски есть еще, рисую помаленечку.
- Появились заказы или так, для себя? - осторожно начал я.
Новичков не заметил подвоха и тут же пустился в доверчивый рассказ:
- Да вот недавно церковь немецкую мне под роспись предложили. Пастор
ихний, Швабс, так и сказал - вот, мол, все стены твои - твори как хочешь,
мы заплатим.
- Заплатили?
- Аванс дали, грех жаловаться. А на роспись только сегодня иду.
- Почему же так поздно? Дело-то к ночи. Я всегда считал, что
профессиональным художникам необходимо естественное освещение.
- Оно бы конечно, - загорелся иконописец-авангардист, - но заказчик
требует срочной работы, он хочет, чтоб церковь была закончена уже завтра.
Мы с Ягой тревожно переглянулись.
- Но... но это ведь нереально! Один человек не в состоянии расписать за
столько времени целый храм.
- Успею... Вы меня не знаете, я как до красок дорвусь, так не ем, не пью,
не сплю - кисти в руках так и бегают! Опять же мне там не живопись
разводить, а в два цвета да в моей манере...
- Минуточку! - почему-то вздрогнул я. - Как это в два цвета? В какие же?
- В черный да красный, - пожал плечами Савва и взял еще плюшку.
- Но... не совсем понимаю... Конечно, я человек далекий от искусства, а в
религиозных темах вообще ничего не смыслю, но неужели логично расписать
храм изображениями святых, используя лишь два цвета? Ну, там белый или