наказание за одно убийство варьировалось от двух до десяти лет штрафных
работ в особо вредных химических цехах. То есть, даже если он сумеет свести
обвинение к "минимальной" версии (убийство Мордастого и 24-го), то приговор
будет не менее четырех лет. Впрочем, в какой версии признаваться --
минимальной или максимальной -- большой роли не играло, ибо продержаться в
живых на особо вредных химических более одного года было попросту
невозможно. (Один раз их камеру по ошибке послали в особо вредный химцех, и
Франц видел тамошних дохотяг -- харкающих кровью и покрытых гноящимися
язвами.) Кстати сказать, инстинкт самосохранения у него почти
атрофировался, и смерти, как таковой, он не боялся -- хотя бы потому, что
уже пережил ее один раз. При выборе решения стоило принимать во внимание
лишь физическое страдание, а не смерть, -- так что относительно быстрая
гибель от пыток во время следствия казалась предпочтительней. Некоторое
время Франц даже подумывал, не прекратить ли все одним махом (напасть,
например, на вооруженного охранника), но потом все же решил предоставить
события их естественному ходу.
вины для Франца невозможным. Причину эту он не мог сформулировать в ясных и
простых словах -- как и все остальное, связанное с Женщиной. Что-то,
происходившее подспудно между ним и ей, исключало сдачу на милость
победителя ... Франц, впрочем, не слишком старался раскопать этот участок
своей души -- возможно, опасаясь обнаружить там какой-нибудь неприятный для
себя сюрприз.
примочки боль чуточку поутихла. (Ненавистный громкоговоритель захрипел
апплодисментами; потом, после шипучей паузы, началось оркестровое
вступление ко Второму Концерту Шопена.) Франц закрыл глаза и расслабился,
стараясь не чувствовать жесткости лежанки; многократно передуманные мысли
по одной умирали в его голове. Жестокий лик Второго Яруса начал тускнеть и
терять отчетливость деталей ... и, наконец, благословенное забытье затопило
мир. Франц стал свободен.
бы от внезапного шума: громкоговоритель не работал. Судя по самочувствию,
спал Франц не более часа, и ощущение тревоги под сердцем было в точности
таким же, как тогда в карцере с двумя трупами на нижних полках. Он медленно
сел на лежанке и прислушался.
и разбитые пальцы, Франц вскочил на ноги и прижался спиной к дальней от
входа стене. Что нужно было делать, он не понимал.
спиной у нее маячил охранник.
Женщина пришла за ним сама, а не прислала, как обычно, охранников?
ее поясе торчала рукоятка пистолета -- такого раньше не случалось ни разу).
"А, ну выходи, зараза!" -- гаркнул охранник, и Франц, не задавая более
вопросов, подчинился. Втроем они прошли мимо второго охранника,
привалившегося в безобразной позе к стене, и вошли в кабину подъемника.
Обычно допросы происходили на одном из верхних этажей, но сейчас Женщина
нажала на (самую нижнюю) кнопку 64-го этажа. Франц поднял глаза и
столкнулся с ее взглядом: на лице Женщины играла улыбка предвкушения.
Кабина остановилась -- они вышли.
другой подъемник -- Женщина вставила в прорезь свою карточку-пропуск. Двери
немедленно растворились -- они зашли внутрь. И опять она нажала на самую
нижнюю кнопку -- 128-го этажа.
взгляд.
он.
одновременно отвели глаза. Охранник стал фальшиво насвистывать "Зеленые
рукава"; "Прекратите." -- приказала Женщина.
не говоря ни слова, нажал на кнопку, и двери закрылись. Было слышно, как
кабина уехала наверх.
стенами -- цементный, а не линолеумный, пол -- полумрак, прорезаемый
тусклым светом редко разбросанных ламп. На темно-красных кирпичах стен
виднелись пятна сырости -- обстановка в целом напоминала фильм о
медицинских экспериментах в нацистком концлагере минус истошные вопли
истязаемых узников. Влага насыщала воздух, что, в сочетании с жарой, было
особенно неприятным -- комбинезон Франца немедленно прилип к спине.
Франц заметил, что она держит правую ладонь на рукоятке пистолета.
завернули за угол и, метров через пятьдесят, уперлись в ржавую
металлическую дверь. Женщина постучала -- дверь медленно, с усилием
растворилась. Открывший им гориллоподобный охранник с крохотной головой без
лба отошел в сторону.
коридоре, кирпичными стенами. Мебели было мало: в центре -- широкий
двухтумбовый стол с телефонным аппаратом, кресло на колесиках, сбоку от
стола -- табурет, слева у стены -- еще один. У стены справа располагался
низкий столик, на котором лежали странные никелированные инструменты на
пластиковом подносе. Рядом стояло пыточное кресло, чуть подальше виднелась
раковина умывальника. С потолка свешивалась система каких-то блоков, у
задней стены высился монументальный дубовый шкаф.
Виктор, помоги подследственному.
разглядывал широкий сплюснутый нос охранника, щетинистые волосы, тусклые
глаза, похожие на две стертые серебряные монеты.
сгорбив могучие плечи, уселся на табурете возле стены.
"Кабинет хирургического допроса" -- мы пользуемся ею в тех случаях, когда
обычные методы почему-либо не срабатывают. Согласно 4-му Приложению к
Уставу Следователя, на этой стадии с подследственными-мужчинами работают
только следователи-женщины, так что теперь я буду вашим единственным
Следователем.
продолжила она после паузы, -- Слева от себя вы видите набор хирургических
инструментов: они применяются здесь чаще остального оборудования. Замечу,
кстати, что все операции мы производим без наркоза.
показался розовый влажный язык.
звучал небрежно.
иногда фигурные -- скажем, на лице. -- она погасила свою змеиную улыбку. --
Довольно часто приходится что-нибудь ампутировать: глаза, пальцы или,
например, яички ... Кстати, как вы относитесь к кастрации?
расстегивала и застегивала у горла верхнюю пуговицу черной униформы.
понадобился здесь ни разу.
виду.
сопение Гориллы.
-- Вон там, например, -- она указала рукой на систему блоков у задней
стены, -- вы видите так-называемую дыбу: подследственному отводят руки за
спину, надевают наручники, а потом подцепляют за цепочку на крюк и
поднимают в воздух. Это процедура довольно неприятна даже без использования
кнута, а уж ...
она доставит наслаждение.
смотрела на него со смешанным выражением возбуждения и раздражения. --
Почему вы так дерзко ведете себя?
Она встала и подошла вплотную. -- Потому, что могу сделать с вами все, что
захочу.