Чтение 33–й страницы книги ~Операция "Гадюка"~

- Я ничего не гарантирую, - сказал Берия. - Я не специалист.

- Я бы и сам не смог гарантировать, - заметил Лядов.

Лядов был похож на Суворова, но помоложе того фельдмаршала, которого
изображают на портретах, будто никто его раньше сорока и в глаза не видал.

Он был прям спиной, скор в движениях, и на голове поднимался
суворовский хохолок. Но лицо у этого молодого человека было немолодым -
оттого, что тонкую кожу лица изрезало множество морщин и морщинок.

Берия присел на поваленное дерево. Лядов послушно опустился рядом, а
Майоранский отошел в сторону. Он все время пытался держать дистанцию между
собой и Берией.

Лядову все это было интересно и даже забавно.

Майоранскому страшно. И страх его разделялся между Берией и предстоящим
заданием.

Он не мог понять, что же хуже.

Все хуже.

Майоранский был большим специалистом. Всемирно не известным. По ядам и
отравлениям.

Он был никому не известен, потому что всю жизнь проработал в самой
секретной лаборатории КГБ.

Его шеф, генерал Судоплатов, наблюдал за активной деятельностью
Майоранского со смешанным чувством брезгливости и возмущения. Для близких
людей у Судоплатова не было иного обращения к Майоранскому, как "эта
сволочь". Но он же сам подписал документы на орден Боевого Красного
Знамени после удачной смерти чехословацкого президента Бенеша, который
срывал все наши попытки осуществить в Праге настоящую революцию. А
сволочью Судоплатов называл Майоранского после того, как побывал у того на
опытах.

Это так и называлось - побывать на опытах.

Некоторым нравилось. Некоторые избегали таких визитов.

Майоранский проводил испытания ядов на глазах у генералов, чтобы они
были в курсе его изобретений и открытий. Некоторые не выдерживали криков и
мучений бывших писателей или инженеров. Одно дело, когда ты просто
избиваешь жертву сапогами или ломаешь ей пальцы. Это просто, это понятно
"детям" Дзержинского. Но иное дело, когда у тебя на глазах синий человек,
исторгая рвоту, хрипло молит о смерти, когда страшные корявые судороги
никак не приносят этой смерти, а Майоранский с помощью сотрудников делает
все, чтобы возвратить жизнь жертве только для того, чтобы назавтра
повторить опыт и выяснить, что же помешало подопытному преступнику
эффектно умереть вчера.

Когда Майоранский был посажен вместе с Судоплатовым, он получил
скромный срок - все же не палач, а ученый, - и принялся осыпать
соответствующие органы письмами и прошениями, доказывая, что всю жизнь
бескорыстно трудился на благо Родины, ничего не нажил, кроме гастрита и
геморроя, награжден и отмечен и может принести большую помощь, так как ему
известны способы истребления империалистов. Отсидевши, по протекции старых
друзей он получил незаметное место в Институте биосинтеза и стал ходить на
работу, ставить плановые опыты и ждать, когда же вернется настоящая
власть, которая вытащит его из забвения. И даст достойный пост. И право
закончить свои революционные опыты по прекращению жизнедеятельности живых
организмов под влиянием внешних агентов.

А потом случилась нелепая история.

Бывают же ошибки и в работе органов.

Особенно если они попадают под топор каких-нибудь глупых и даже
либерально-преступных реформ.

Его узнали на улице. Просто на улице. Бывшая медсестра.

Медсестер Майоранский не терпел. У них, как правило, были слабые нервы.
Специальный помощник Майоранского по кадрам старший лейтенант
Госбезопасности Лютый (фамилия, а не прозвище) следил за психическим
состоянием младшего персонала, без которого, к сожалению, в большом деле
не обойдешься. И если усматривал опасные тенденции, сестры и санитары
ликвидировались или становились подопытными об(r)ектами без права выжить.

Эта медсестра очень хотела жить. Она отдавалась любому солдату на
скамейке в служебном помещении, она была льстива и послушна. Лютому бы
заметить и ликвидировать, но бывает же - была она нежно хороша настолько,
что у Лютого не поднялась рука. Он хотел обладать ею и дальше. Вот Лютый и
помог ей сактироваться в обычный лагерь, а потом на поселение. Сам он в
пятьдесят третьем смог избежать наказания, но был уволен из органов, уехал
в Краматорск, где жила эта Альбина, и женился на ней.

Разумеется, служба ликвидации выследила этого Лютого, и он был
уничтожен. А о ней не догадались. Не проверили. Лютый, хитрец, сделал ей
липовые документы.

Если бы не ликвидация Лютого, правильная сама по себе, эта Лялька не
стала бы искать Майоранского, не потратила бы месяцы и годы, чтобы
вычислить его после выхода на свободу. Увидела на улице и подошла.

А подойдя, нагло сказала:

- Я убью тебя. Но не сейчас. Перед этим ты, трусливая скотина,
помучаешься. Ты будешь ждать смерти, ты будешь молить о ней. И знать, что
твои часы отстукивают последние дни.

И последние дни декабря 1964 года профессор Майоранский, заслуженный
деятель науки, видный и способный биолог, специалист по отравлениям газами
и ядами, провел в страшном ожидании смерти. Он исхудал, бородка клинышком
вылезла, он не мог уже соответствовать скромным желаниям своей
сожительницы. Он знал, что Лялька его убьет.

И в ночь на 1965 год он увидел, как у дома остановилось такси, а из
такси вышла Лялька. С ней какой-то мужчина.

Звонить в милицию поздно. Да и станет ли милиция его защищать?

Майоранский убежал в ванную и заперся там.

Он был один в квартире, сожительница уже уехала на Новый год к маме.
Майоранский сидел в уборной, когда они позвонили в дверь. И Майоранский
умер от страха.

Он очнулся в мире без времени.

Там он вскоре встретил Лаврентия Павловича, который не был его
непосредственным начальником, но не раз заглядывал в лабораторию на
показательные опыты по воздействию на преступные организмы отравляющими
веществами. Ничего забавного Берия в том не усматривал, но уклоняться от
посещений, подобно другим генералам, не считал нужным. Служба бывает
приятной, но чаще она неприятна. Чем легче и тверже ты преодолеваешь
неприятности, тем выше взойдешь по служебной лестнице.

Майоранский, испытавши страх, постепенно забыл о нем и стал в Чистилище
тосковать. Даже искать путей обратно, так как понял - разоблачение было
случайностью, может, оттого, что он так его ждал. Больше оно не
повторится.

Но отпустить его обратно никто не мог. И не хотел. Он как бы угодил из
одной тюрьмы в другую, бессрочную.

Встреча с Лаврентием Берией сначала испугала бывшего завлаба, но
Лаврентий Павлович ничего от него не требовал, даже не очень признавал. Но
и не отпускал.

Следил и даже как-то защитил от психа. Психи - о них особая речь -
бывает, мотаются по свету, хотят убивать или погибнуть. Кто чего.

Лаврентий Павлович не спешил.

Идею расправы с Верхним миром он сначала внушил глупому Грацкому, так
что Чаянов осознал ее и посчитал своей, не связывая с Берией.

Чаянов от имени консулов поручил Берии осуществить ее.

Берия не хвастал своими победами. Ни перед кем. Ему достаточно было
сознания того, что он победил. Таких людей мало. Побеждает и молчит. Зато
такие люди могут побеждать снова и снова - их не так остерегаются, как
следовало бы.

Мысль о необходимости спасти Чистилище от проникновения сверху, от
неизбежной заразы и гибели, овладев консулами, стала его делом.

Еще до этого он стал холить и охранять Майоранского. А потом отыскал и
Лядова. Как бы случайно встретил, а на самом деле нашел, потому что искал.

Именно такого.

Скромного, простого парня. Биолога из закрытого городка.

"Кто ищет, тот всегда найдет" - эти слова из советской песни были его
гимном. Подпольным гимном.

Но Берия устроил фильтрацию. По всему городу Ленина. Он даже провел
перепись населения. Трудно поверить. Конечно, далеко не все попались ему в
тенета.

Зато каких полезных людей он приискал!

Лядов был сокровищем. Может, большим, чем Майоранский. Но Лядов был
скромен и лишен инициативы.

Прошлая его жизнь состояла из удобных компромиссов.

Компромиссы не помогли. Оказался здесь.

Пришел Лаврентий Павлович и взял на себя функции государства, которому
так честно служил Лядов.

Теперь он честно служил Берии.

Лядов был Берии мил и полезен - он не боялся, а намерен был работать по
доброй воле.

Потому что в нем, в его маленькой как летний прудик душе тоже жила
месть. Маленькая и терпеливая.

И потому неистребимая.

Лядову задерживали заработную плату. Затем вообще законсервировали
городок, совхоз имени Максима Горького, Лядов был одним из последних, кто
остался в городке, он не желал искать другой работы, раз любил ту, на
которой провел уже четверть века. Один, в почти пустом городке, где даже
свет и воду выключили, он пожелал себе смерти или забвения в ночь под
Новый 1993 год. И очутился здесь.

Знать бы тогда Лядову, что через неделю за ним приедут из
Семипалатинска-13, где на подобном же максимовскому предприятии
разворачивается производство по контакту с одной азиатской страной...