спасло Шоорана. В следующее мгновение колдовство схлынуло. Магические
слова: "Я - илбэч", - вернули силы. Многорукий бог продолжал смотреть, но
он уже был не страшен. Шооран глубоко вздохнул, опустил голову, огляделся.
Потерянные цэрэги жалкой кучкой стояли под давящим сводом, лица были
отрешены, лишь Турчин, которого не могли пронять никакие камни и ничьи
взгляды, продолжал озираться по сторонам с видом скучающего зеваки.
Заметив, что Шооран повернулся к нему, Турчин подмигнул заговорщицки и
прошептал:
каменного.
чучела.
видел лишь неровный камень.
цепочкой потянулись за ним. Через час они покинули Царский оройхон, а к
вечеру были дома. То, что иной, непохожий мир находится так близко,
удивило Шоорана сильнее всего. Куда проще было бы принять все, если бы в
обитель вана можно было бы попасть лишь преодолев множество препятствий и
пройдя дюжину дюжин оройхонов.
несправедливости, долго не давал Шоорану покоя. Мир представлялся теперь
темным помещением, со всех сторон оплетенным щупальцами невероятного
Ёроол-Гуя. Можно было бежать в любую сторону, ты все равно шел в его руки.
Шооран метался, не находя покоя, он понимал: надо что-то делать, но что
именно - не знал. Он мог лишь одно - строить оройхоны, много оройхонов:
мокрых и сухих, но в душе вновь, уже не со слов мамы или старика, а на
основе собственного опыта родился вопрос: зачем и для кого нужно строить
эти острова? Ответа не было, и ни Яавдай, ни Киирмон - единственные люди,
кому Шооран пытался обиняками поведать о своих мучениях, ничуть ему не
помогли. Яавдай как обычно отмалчивалась, а Киирмон, выслушав бессвязные
речи Шоорана, заметил:
смысле жизни. У тебя такая миленькая жена, неужели у вас что-то неладно?
но не были и правдой. В жизни действительно все было хорошо, и в то же
время что-то неладно. Что именно - Шооран никак не мог понять, но с тех
пор, как он вернулся с царского оройхона, его не покидало ощущение
тревоги.
большую и светлую, другую поменьше, без окон. Вернувшись после
трехдневного отсутствия Шооран вошел в маленькую комнату, хотел привычно,
на ощупь поставить в угол копье, но замер, услышав, как в соседней комнате
поет Яавдай. Она пела печальную песню, тихую и бесконечно повторяющуюся,
какую удобно петь, если тебе скучно, и рукоделье не мешает мыслям.
словно ее застали за предосудительным.
строфы бесконечно длинной песни:
быть? Ведь Шооран представлял улыбку Яавдай только в разлуке, на самом
деле он не видал ее ни прежде, ни сейчас. Но не всем же лыбиться словно
младенец на облака. И можно ли это считать чем-то неладным? Каждый
получает от жизни меньше, чем ему хотелось бы.
царского тэсэга, но все же в ней оказалась одна неправда. Увы, и царям
порой свойственно принимать желаемое за уже состоявшееся. Несмотря на
самодержавное удовлетворение, изгои на границах государства не были
усмирены. Конечно, во владениях Моэртала их осталось меньше, но в прочих
прибрежных провинциях изгои представляли такую силу, что уже выходили на
сухое среди бела дня. Число их не уменьшалось, напротив, известия о новых
землях будоражили народ, поднимая на поиски лучшей доли. Но лучшей доли не
было, три высохших оройхона не могли изменить положения в стране, и
большинство сорвавшихся с места людей бедовало на мокром, не зная, где
приткнуться. Если бы не Ёроол-Гуй, они составили бы государству угрозу
куда большую, чем ничтожный мятеж Хооргона. Поэтому совет одонтов вновь и
вновь откладывал поход на запад и одну за другой снаряжал экспедиции
против собственных непокорных граждан.
особо доверенный воин, доказавший в сражении свою храбрость, он был
приставлен к ухэрам, которые участвовали лишь в больших операциях, а во
время обычных облав оставались на сухом. Такое положение как нельзя лучше
устраивало его. Шооран ничуть не обманывался в отношении изгоев, он знал,
что большинство среди них - обычные грабители, потерявшие остатки души,
спокойно убивающие и также между делом умирающие. Живя на мокром, трудно
ценить жизнь. Во время первой стычки с вольницей изгоев Шооран бил жестоко
и раскаиваться в том не собирался. Но став цэрэгом, Шооран резко
переменился. Теперь, когда на его стороне был явный перевес в силе и
признанное право убивать, Шооран думал об изгоях лишь как о людях,
загнанных жизнью туда, где жить нельзя.
Темно-коричневый всегда прохладный хитин, из которого был сварен ухэр,
гладко бугрился под рукой, казалось будто присмиревший, затаивший
непокорство зверь замер рядом с ним. Ухэр был старый, из него уже не раз
стреляли, один край расширяющегося дула был обломан, проклеенные трещины
образовывали на стволе причудливый узор. Ухэр был заряжен, как и положено
на границе, хотя стрелять Шооран не имел права. Век ухэра не долог - две,
от силы три дюжины выстрелов, затем хитин начинает крошиться, и уже
никакой ремонт не возвращает ему прочности. Впрочем, считалось, что Шооран
и не может выстрелить, ведь для выстрела нужно два кремня, а Шооран
выслужил пока лишь кремневый наконечник на копье. О том, что у него есть
два собственных кремня Шооран помалкивал.
харваха и искатели чавги, а сейчас лишь изломанные заросли хохиура
напоминали о людях. Струи густых испарений поднимались над тэсэгами и
уплывали в сторону далайна. Это было единственное заметное глазу движение,
но Шооран знал, что творится там, скрытое пологими верхушками тэсэгов и
покрывалом знобкого тумана. Два часа назад на оройхон ушли дозорные
дюжины, теперь они теснили изгоев на ухэры заградительной полосы. Спасибо
доброму Тэнгэру, это будет не здесь.
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Круз Андрей