было невозможно, а приняв, он сперва забывал о том, что больше не пьет, а
затем из памяти вылетало вообще все - и цикл повторялся. Теперь ему было
особо стыдно и тяжело еще и потому, что он не знал, как именно нагрешил. А
ведь в участок просто так не сажают... Ох не сажают!
от времени нервно и невнимательно перечитывать Святое Писание. Обиднее
всего было то, что дежурный охранник его вины тоже не знал, а все
остальные полицейские отправились на какую-то массовую облаву еще до того,
как Гиббс проснулся.
все прояснится!
Толстая сигара подпрыгивала у капитана во рту - он уже едва сдерживал
накопившуюся в душе ярость. Когда Гиббс увидел, кого ведут, его лицо тоже
исказила гримаса ненависти.
Сколько бы ему ни говорили, что мстительность, злопамятность, да и вообще
ненависть к ближним - грех, стоило ему услышать о том, что какой-то
мерзавец поднял руку на женщину, тем более - на ребенка, он знал, что
такого человека не простит ни за что. А перед ним был не просто убийца -
маньяк, уничтоживший не одного невинного человека. Пожалуй, если бы Гиббс
встретил Буна в пьяном виде, никто не смог бы удержать его от убийства -
но и в трезвом виде бывший священник не стеснялся себе в этом признаться.
могла защищаться, - в этом Гиббс не сомневался никогда. А такого, как этот
маньяк, он и сам, представься такая возможность, предал бы какой-нибудь
особо мучительной смерти. Пусть неповадно будет другим...
трепку, - за это он был готов простить полицейским даже то, что они вчера
избивали его самого. (Гиббс наконец вспомнил, что колотили его все же
полицейские.)
скрыться в камере, чтобы уже через секунду вновь вынырнуть из-за двери и
понаблюдать, как Буна заводят в соседнюю камеру.
письменный стол, где магнитофон? Как они собираются записывать показания?"
можно спрашивать маньяка, застигнутого на месте преступления среди кучи
трупов да еще и с окровавленными руками?
молодчиков.
перчатки.
был прав.
Выплюнув ее на пол, Эйкерман шагнул к своему пленнику.
этих слов засосало под ложечкой. До сих пор его ни разу еще не избивали, и
изображение рисовало ему самые жуткие картины.) Ты напрасно приехал в наш
город, - по его знаку полицейские обступили Эрона, - и я тебя сейчас
проучу.
вспыхнуло у него в глазах, а в следующую секунду одетый в перчатку кулак
изо всех сил врезался Эрону в печень. Резкая боль пронзила все тело. Потом
последовал удар по почкам, затем снова и снова спереди, в бок, в живот, в
грудь, по лицу...
приглушенные стоны.
полицейских. - Так!"
утрачивал чувствительность; во всяком случае, он уже не дергался так, как
вначале - при каждом ударе. Глаза Эрона закрылись, сведенный судорогой
позвоночник выгнулся - и Эйкерман понял, что на этот раз пора заканчивать
избиение.
и швыряя на пол.
работа оказалась нелегкой.
предпочел бы не двигаться больше никогда.
обозначились лунки от впившихся ногтей. Они быстро заполнялись кровью...
священник не тронулся с места. Он был сейчас слишком взволнован, чтобы
узнавать о своей собственной вине...
возможность арестовать Буна! Теперь ему предстояла нелегкая задача -
придумать способ вырваться вперед все в том же расследовании. Например,
прихватить прячущихся в Мидиане сообщников, ведь не может же быть, что
Дейкер полностью выдумал их.
обстоятельства: во-первых, до сих пор он ни разу не слышал, что маньяки
могут создавать группы. Но, с другой стороны, ему приходилось слышать то
об индийских Тугах-душителях, то о группах, исполняющих обряды Вуду, и
тому подобных. Значит, существовать эти загадочные сообщники вполне могли.
В пользу этой версии свидетельствовало и то, что они избрали местом
укрытия не что иное, как заброшенное кладбище (все сомнительные сборища
такого толка тяготели к подобным местам - во всяком случае, так считал
Джойс).
рисковать единственной своей шкурой Джойсу как-то не хотелось. Одно дело -
завалиться на чужое тайное сборище в компании здоровенных парней и совсем
другое - прийти туда одному, пусть даже и с оружием. К тому же вызвать
своих Джойс тоже не мог - это было бы уже нарушением закона, так как
Эйкерман был прав, заявляя, что эта местность находится в его юрисдикции.
После первого "ареста" Буна капитан довольно долго шумел, и его неприязнь
к инспектору частично объяснялась еще и этим.
надобности обвинить Эйкермана в превышении своих полномочий. Сделать это
было нетрудно: почти все, побывавшие в лапах капитана, с удовольствием
подписали бы необходимые показания. Но этот козырь Джойс решил приберечь
напоследок. И еще одно волновало его: Джойс сильно подозревал, что
Эйкерман вернет ему Буна далеко не в целом виде. И потому начать разговор
он решил именно с этой темы (Джойс догадывался, что если Буна избили
сильнее, чем следовало, Эйкерман скорее согласится выделить ему людей для
поездки в Мидиан).
у капитана отличался редкой деловитостью.
тому же Эйкерман и сам понимал, что отдавать Буна в таком состоянии (тот
все еще валялся на полу, не подавая признаков жизни, и капитану даже
пришлось вопреки своему обыкновению прийти к выводу, что Буна следует
показать полицейскому врачу) было рискованно. Что он мог поделать, раз уж
в центральных органах собрались мягкотелые (чтобы не сказать хуже)
гуманисты.
нижнюю губу.
давая Эйкерману понять, что он тоже не дурак.
собирался, - но тут снова позвонил телефон и ему пришлось подхватить
трубку.
он снова повернулся к Джойсу, прижимая трубку к плечу. К неудовольствию
капитана, инспектор был уже не один: у стенки возник напустивший на себя
скромный вид Дейкер. - И скажи ему... - переключился он, кивая в сторону
психиатра, - что Бун у меня в руках...
перекосила гримаса.