Чтение 33–й страницы книги ~Стоунхендж~

Томас не понял, почему богатырь засопел и зыркнул зло, явно где-то
попал впросак на глазах калики, но Разбойник сказал с обидой:

-- Ты иди себе, иди! Мы с Илюшей поссоримся, мы и помиримся!..
Правда, Илюшенька? А то ходют тут всякие, а потом вещи пропадают.

Внезапно глаза Олега изумленно расширились. Томас поспешно оглянулся.
Из-за дерева в блестящем доспехе, в шлеме, с легкой саблей и кинжалом на
поясе, за плечами виднелся лук в дорогом чехле. Еще и оглядывалась
сожалеюще: на дереве оружия оставалось на добрую дружину.

Богатырь тяжело поднялся, вернулся к чудовищному жеребцу. Разбойник
тащился следом, в чем-то убеждал. Богатырь огрызался коротко и зло. Увидев
в просвете между ветками отъезжающих путников, Разбойник заорал:

-- Эй, калика!.. А ты хто?... Ты, случаем, не из нашей породы? Не из
старых?

Сопляк, подумал Олег брезгливо. Увидел бы ты настоящих старых, портки
бы пришлось менять.

Кони осторожно ступали через покрытые мхом валежины. Калика был по
обыкновению задумчив, с женщиной Томас разговаривать не желал: курица не
птица, сиди и сопи в тряпочку, куда конь с копытом, туда и рак с клешней,
то да се, еще подумает, что они равны. Наконец не утерпел:

-- Святой калика!

-- Ну?

-- Мне почему-то кажется, -- сказал Томас осторожно, -- что не в
первый раз они схлестываются.

Олег усмехнулся, смолчал. Томас смотрел подозрительно.

-- Что?

-- Да случай вспомнил...

-- Про Муромца?

-- И его свистуна...

-- Расскажи!

-- Ну, разве чтобы дорогу скрасить. Как-то идет Муромец по лесу,
глядь -- этот Соловей-разбойник распластался на дороге. Побитый весь,
скула сворочена, сопли кровавые... Двух слов связать не может, губы, как
оладьи, распухли. "Какой же Ирод тебя так!" возопил Муромец жалостливо.
Подобрал побыстрее, уложил в тени под деревом, перевязал ушибы, травы
целебные приложил... Поесть принес. Пожелал выздоравливать, пошел себе.
Глядь, раненый Змей лежит. Крыло ломано, челюсть сворочена, еле дышит.
Заохал Муромец, подобрал Змея, отнес к дубу, где Соловей-разбойник.
Перевязал раны и Змею, накормил, напоил... Когда ушел наконец, Змей и
говорит Соловью со вздохом: "Добрый наш Илюшка, когда трезвый. А как
выпьет, то сразу: не так свистишь, не так летаешь..."

Томас захохотал чисто и звонко. Даже слезы выступили. Олег смотрел с
удовольствием. А Яра морщилась, сказала неприязненно:

-- Чего зря зубы скалить?.. Дураку видно, Разбойник не ждал просто
проходящих. Его посадили прямо у нас на дороге.

-- Нас ждал, -- согласился Олег. -- Правда, мы сами перли, как в
корчму.

Томас сказал с неудовольствием:

-- Но кто?.. Разве мы не перебили хребет зверю? И как подоспел этот
богатырь земли вашей? Не послал ли его кто-то помочь?

-- Пресвятая Дева? -- спросил Олег насмешливо.

-- А разве он не христианин?

Олег пожал плечами.

-- Если даже и крещен, то у нас знаешь, что за христиане... Пока гром
не грянет, мужик не перекрестится. А и перекрестится, все одно не
вспомнит, зачем это делает. Мол, так велит Покон.

Томас сказал сочувственно:

-- То-то у вас гром даже без грозы грохочет.

Он чувствовал на себе вопрошающий взгляд Яры. Молча злился, даже
калика вряд ли объяснил бы, почему на них кидается всякая собака. А
рассказывать ей о чаше... Калика не зря помалкивает, он ничего не делает
зазря. Видать, что-то чует. Женщины все предательницы, так учил его дядя.
А он знает в них толк: из-за них потерял земли, деньги и честь. Даже собак
потерял. Не говоря уже о друзьях. Теперь живет у отца, не вылезает из
комнатки, которую превратил в библиотеку. Стал ну совсем грамотным...

Томас зябко передернул плечами, представив себе некогда могучего и
красивого рыцаря за, подумать только, пыльными книгами!

Глава 3

Когда перед ними вырос берег малой, по русским размерам, речушки, а
по-европейским вполне приличной, Томас воскликнул с досадой:

-- В Сарацинии лучше! Там дождь выпадает раз в сто лет. Если все
мечети разом запросят. Да и то испаряется, не долетев до земли. А уж рек
нет вовсе.

-- Да уж, в этом доспехе ты поплывешь, как топор.

Томас поглядел гневно. Олег поспешил поправиться:

-- Хороший боевой топор! Рыцарский.

Берег был пологий, заросший камышом, осокой. Томас приволок огромный
раскорячистый пень. Олег решил было, что рыцарь сложит на него доспехи, а
сам поплывет голым, даже высказал такое суждение вслух, кося хитрым глазом
сразу на Томаса и Яру. Томас вспыхнул, Яра проявила сдержанную
заинтересованность, но рыцарь решительно отмел такое нелепое
предположение:

-- А если водяные звери нападут?

-- Ты и в воде умеешь драться? -- удивился Олег. -- Чему только не
научишься в Сарацинии!

Томас хотел возразить, что до похода он уже был рыцарем, который в
двух соседних королевствах выбивал из седла в турнирах любого рыцаря, а до
третьего еще не добрался, но дыхания едва хватало тащить пень в воду,
ломая заросли камыша, выдирая с корнями болотные травы, вспахивая берег,
как сохой.

Они прошли почти половину реки вброд, затем поплыли рядом с конями, а
Томас еще и пихая перед собой растопыренный пень. Но едва их ноги
оторвались от дна, как снизу по течению с плеском понеслись к ним огромные
рыбины. Олег видел только спинные плавники, подумал даже на акул, очень
похоже, но откуда акулы в глухой лесной реке?

Он торопил коня, сам плыл изо всех сил, чувствуя полнейшую
беспомощность. Яра вскрикнула, затем ее конь всхрапнул, взметнулся и
ринулся к берегу уже по мелководью. Олег выдернул девушку вслед, за
рукавом тащилась огромная щука, немигающие рыбьи глаза уставились на
волхва злобно и осмысленно.

Олег шарахнул ее кулаком между глаз. Зубатая, как у крокодила, пасть
не разжалась, но по крайней мере оглушенная хищница не пыталась схватить
девушку за руку.

-- Как там сэр Томас? -- выдохнула она.

-- Умен, -- сказал Олег с невольным восхищением. -- Теперь верю, что
и в водных драках опыт есть.

Они стояли с тремя конями, смотрели, как медленно движется через реку
раскоряченный пень. У Томаса выглядывала только голова, он фыркал и
отплевывался. Вода вокруг него кипела, белые буруны поднимались выше пня,
взмывались хвосты, зубатые пасти высовывались из воды и жутко щелкали.

Пень застрял на мелководье. Томас поднимался, падал, его сбивали
крупные блестящие тела. Олег азартно свистел, улюлюкал. Яра смотрела
сочувственно, но когда облепленный пеной, ряской и болотными травами
рыцарь начал выкарабкиваться на берег, достаточно крутой, ее лицо стало
холодноватым и отчужденным.

-- Цирк увидели! -- сказал Томас негодующе. Грудь его бурно
вздымалась, пластины доспехов скрипели, наползая друг на друга, как чешуя
огромного железного крокодила. -- На кого ставили, сэр калика?

-- На победителя, -- ответил Олег дипломатично.

Томас смотрел подозрительно: рожа калики была чересчур хитрой. Такой
мог поставить и на рыб, обереги когда-нибудь да соврут, это не
христианские святыни.

-- Что за порода?

-- Щуки.

-- Щуки? Щук я знаю.

-- Я тоже думал, что знаю, -- признался Олег. -- Ты поступил отважно,
сэр Томас. Остался в реке, нарочито отстал, чтобы своей железной зад...
своим железным мужеством защитить нас, тонкокожих и жалобных.

Вода текла со всех дыр. Томас вылез на берег, с проклятиями стал
сдирать шлем. Вдруг захохотал, начал дергаться. Олег пустил коней пастись,
уже понял, а Яра, поглядывая то на калику, то на рыцаря, собирала хворост
для костра.

Томас выловил наконец проклятую рыбешку, чуть не защекотала до смерти
почище ундины, кое-как содрал доспехи. Нательное белье промокло, от него
валил пар. Вокруг Томаса сразу образовалась широкая грязная лужа.
Придонный ил набился, и сквозь щели некогда чистое белье было в
подозрительных пятнах. Калика многозначительно хмыкал, смотрел намекающе.

Яра натыкала вокруг костра прутья, приглашая рыцаря развесить одежду.
Томас не решился: христианам грех так обнажаться, сел у костра, как
нахохленная мышь, сушил одежду на себе.

От реки несло свежестью, да и лето уже переходило в осень. Воздух был
холодный, приходилось крутиться перед костром, больше сушился, чем грелся.

Дорога пошла вниз с холма, а в низине будто ударилась о другой холм,
пошла обиженно обходить по крутой дуге. Да еще каменистая, коня вскачь не
пустишь, справа стена могучих дубов как на подбор, а слева косогор.

-- Хорошее место, -- заметил Олег.

-- Лучше не надо, -- согласился Томас. -- Сиди за деревьями и бей