передохнул с полминуты. Потом перехватился сжатыми руками еще дважды,
подтянулся... и, оторвав обе руки, бросил цепь на крюк. Его уже повлекло
вниз, но звено цепи зацепилось-таки за острие крюка, и падение резко
замедлилось, прервалось, Ивана встряхнуло, резануло обручем по кистям. Да
только это были мелочи! Он добился главного! Теперь он выберется!
передохнул. Потом сам зацепился поясом. Принялся за ножной обруч. Он долго
вертел, крутил ногами, сдавливал ладонями ступни, прежде чем ему удалось
высвободить левую ногу. С правой широкий обруч слетел сам, так и не
расстегнувшись. Теперь только ручная, цепь да гиря мешали Ивану.
превозмогая боль в мышцах, в спине, начал ощупывать каждый квадратный
сантиметр слизистого заросшего грязью потолка. Должна же где-то здесь быть
дыра! Не сквозь камни же он провалился!
умудрился затолкать его в шлем, руки оставались почти свободными. И он не
давал им покоя. Он давил и жал на слизистые камни-и с одной стороны, и с
другой от крюка, и с третьей. Должен быть выход, должен!
на эту глыбину всем телом, плечами, спиной - она неожиданно легко поехала
вверх, пропала... послышался шум, будто упало что-то. Иван подумал о самом
вероятном - это завалилось дерево, как в тот раз, завалилось, освобождая
проход. А значит, он спасен. Он вытащил шар из откинутого шлема, раскачал
его на цепи и забросил верх. Первые две попытки оказались неудачными. Но с
третьей то ли шар, то ли конец цепи застряли в чем-то. Иван подергал,
убедился в надежности крепления, отпихнул крюк ногой - и полез наружу.
пота, сердце чуть не вырвалось из груди, не хватало воздуха, мышцы
каменели, отказывались слушаться, пальцы деревенели и не желали
сгибаться... И все-таки он добрался доверху, перекинул свое тело через
край дыры, увидал шар с концом цепи, обмотанный вокруг какой-то
арматурины, торчавшей из того блока, что сам собой ушел вверх. Больше
разглядывать что-либо сил не было. Иван замер на поверхности лицом вниз,
передыхая, сдерживая нервную дрожь, пытаясь расслабиться, усмирить сердце.
он лежит на этих холодных плитах, ведь там была трава! Самая обыкновенная,
очень густая, упругая, зеленая трава! Там небыло в радиусе километра на
три - Иван головой мог поручиться - никаких плит!
на свое место, закрыв провал точно такой же мраморной плитой, как и та на
которой лежал Иван. Арматуринка выскользнула из блока, освободила цепь с
шаром. Иван дернул цепь, и шар подкатился к нему, стукнул чугунным боком
под ребра.
мгновенно восстанавливать утраченные силы, этому не только обучили в
Школе, это было его врожденным свойством, наверное, благодаря этому он
смог попасть в Дальний Поиск, не только попасть, но и удержаться в нем. И
все-таки чудовищное напряжение давало знать о себе.
Никакого сада с деревьями и ручейками не было и в помине. Он находился
посреди огромного зала, выложенного светлыми мраморными плитами. Потолок в
зале был низкий и черный. Его поддерживало множество круглых колонн,
стоявших по периметру.
все происходящее. Даже если сад был ярусом выше, над залом, над его
потолком, то как он, Иван, мог пролететь это расстояние-от потолка до пола
- и ничего не увидать! Нет, это походило на бред!
гири. Всмотрелся в дальний, торцевой конец зала. И обомлел! То, что
поначалу показалось ему чем-то навроде какой-то сумбурно и безвкусно
раскрашенной статуи-куклы на постаменте, было живым, невероятно уродливым
существом, сидевшим на сказочно величественном узорчатом троне посреди
большой полукруглой ниши. Иван застыл в изумлении.
вперед. Вгляделся. Существо, сидевшее на троне, заметно отличалось от
остальных негуманоидов. Его голый шишкастый череп увенчивали два массивных
коротких рога, чуть загнутых, витых. Три круглых глаза смотрели, не мигая,
злобно и высокомерно. Четырехдырчатый нос был шире, выпуклей, чем у тех,
кого Иван встречал прежде. И пряма из-под носа, из-под брыластых щек, без
всякого намека на рот, подбородок и вообще нижнюю челюсть, свисал ряд
клыко-жвал разной длины. Жвалы поблескивали, подрагивали при каждом слове.
Острые плечи поднимались к мочкам звериных, рысьих ушей. Две пары рук
лежали на подлокотниках - нижние, вцепившись в круглые набалдатиники,
верхние, сжимая длинный и короткий жезлы, поигрывая ими. Растопыренные
кривые ноги, которые скорее можно было назвать лапами ящера, упирались в
подножие трона, когтями царапали блестящую поверхность.
за сколько прыжков он сможет добраться к трону и придушить это напыщенное
страшилище. Расчет получался верным. Но Иван знал, что дальше расчета дело
пойдет - он всегда пропускал самый важный, самый нужный момент, всегда
предоставляя право выбора противнику. И поделать с таким свойством своего
характера ничего не мог.
смеха. Обрюзгшее тело содрогалось, голова тряслась, плечи ходуном ходили,
когти на нижних лапах сжимались и разжимались, не касаясь поверхности
пьедестала, казалось, что рогатый уродец вот-вот лопнет... Лишь руки его
недвижно лежали на подлокотниках.
скудоумии ты не сможешь осознать и прочувствовать, где находишься. Но
скажем, ибо велики и благодушны даже с ползающим во прахе слизнем...
Хархане-А! Что, слизняк, ты понял?! Ничего ты не понял. И не поймешь! Ибо
видимое тобой - лишь часть существующего, а существующее вне тебя - лишь
часть Сущего! И мозг твой объемом и способностями равен предмозжечку
обитателя Системы. Не тщись понять ее, амеба! Потуги твои бесцельны и
бессмысленны. Одно лишь продлило миг твоего гнусного и ничтожного
существования, одно!
поперхнулся. И ответил надменно, раздуваясь до невозможности, воспаряя над
троном:
пятьсот восемьдесят шестого тысячелетия Эры Предначертаний, понял подлый
мозгляк?!
надо было бы уродцу преподать урок вежливости. Он вставил:
Воздания Добродетелям и зовется он годом Всеобщих Лобызаний и Братской
Любви!
какая-то странная!
послышались нотки негодования, словно его лично обидели. - Неучтивая
мразь! В другое время ты был бы предан длительнейшим мучениям и по
истечении их умерщвлен! А в этот благостный год, в месяц цветения камней,
ты удаляешься от жалкого конца. Благодари же, слизняк, и восхваляй
благодетелей своих за оказанное тебе добро!
четырехрукому, вспрыгнуть на пьедестал и закатить этой высокомерной гадине
чугунной чушкой промеж рогов. Впрочем, дальше прикидок дело опять-таки не
шло.
всеобщих лобызаний и братской любви какой бы там ни был год на местном
календаре, даже если в этот год и в этот месяц и на самом деле цветут
камни.
что это вовсе не раскрашенная кукла, не уведанный драгоценностями манекен,
а владыка, властитель. И все, лежащее, висящее, стоящее вокруг трона
подчеркивало силу и величие восседающего на нем. Все будто кричало,
вопияло - пади ниц, презренный, устрашись и распластайся, смирись и
безропотно ожидай решения участи своей!