Чтение 33–й страницы книги ~Кольцо обратного времени~

- Голос, Граций, какие это были чудовищные фантомы!

До меня как бы издалека донесся Голос:

- Эли, то не были фантомы. Солнце неслось на солнце не в мираже, а в
действительности.

- И они столкнулись? И не произошло взрыва? И солнце прошло сквозь
солнце? Граций, ты что-нибудь понимаешь? Мы попали в мир, где отменены
законы физики! Даже тяготение упразднено!

Граций выглядел не менее растерянным, чем я. Голос продолжал:

- Во мне внезапно разорвалась цепь времени. Я был в прошлом и будущем
одновременно, но не было настоящего. Меня выбросили из моего "сейчас". Это
была ужасная мука, Эли. Время во мне как бы кровоточило. И из прошлого я
не мог воздействовать на будущее, ибо не было "сейчас", через которое шли
все воздействия.

У меня раскалывалась голова от неспособности что-либо понять. В ту
минуту я был способен только на простые действия - кого-то спасать, с
кем-то драться, на кого-то кричать...

- Голос, я спрашиваю тебя о столкнувшихся солнцах, а не о твоем
самочувствии!

- Не было столкновения, Эли! Между летящими светилами разорвалась
связующая их нить времени. В этот разрыв угодили и мы, и наше время
разорвалось тоже... Солнце налетело на солнце не в их "сейчас". Вероятно,
одно пребывало в прошлом, а другое вынеслось в будущее. Они лишь
пронеслись через место столкновения, но в разных временах - вот почему не
было взрыва.

Хоть и с усилием, но я начал понимать.

- Ты говоришь чудовищные вещи, Голос. Я способен допустить, что Юлий
Цезарь и Аттила ходили по одной земле, ставили ногу на одни камни, но не
могли столкнуться, потому что их разделяли века. Но чтобы само время
разорвалось!..

- Это единственное объяснение.

Я возвратился в командирский зал. Олег и Осима чувствовали себя
слабыми, но двигались без усилий. Осима снова вел "Козерог".

С подавленным чувством смотрели мы вскоре на вычисленный машинами
итог. Даже в горячечном бреду нельзя было заранее вообразить себе то, что
казалось таким простым на ленте расчетов. Звезды реально неслись одна на
другую, но в миг, когда взаимное их тяготение достигло какого-то
граничного предела, у них нарушилось течение времени. Время разорвалось,
перестало быть синхронным. Разрыв составлял микромикросекунды для
микрочастиц, секунды для нас, тысячелетия для солнц. Эти вневременные
секунды едва не прикончили нас, - еще надо будет разбираться, почему мы
уцелели. И почему время нормально одинаково для любых частиц и космических
масс, а величина разрыва его так зависит от массы, мне тоже неясно. Но для
микрочастиц было достаточно и микромикросекунд, чтобы не столкнуться в
одновременности. А для светил сдвиг во времени в тысячелетия гарантировал
свободный проход через то место, где они, не будь такого сдвига,
столкнулись бы и взорвались. Все было ясно. Это была непостижимая ясность.

Вечером к нам с Мэри заглянул Ромеро. Он чувствовал себя не лучше
других. Он сказал, что только на Мизаре не сказался разрыв времени, пес
бодр. Гиг тоже почти не сдал, а Труб заболел. Ромеро назвал происшествие
драмой в древнем стиле. Писатели старых эпох охотно живописали ужасы,
возникавшие от расстройства течения времени. Он называл много имен, среди
них я запомнил Гамлета и Агасфера, Мельмота и какою-то Янки у короля
Артура. Исторические изыскания Ромеро меня мало тронули. Разрыв
психологического времени - а только о нем шла речь у древних - приводил к
страданиям души. Мы же столкнулись с физической аварией времени - и от нее
трещали наши кости и поскрипывал сверхпрочный корпус корабля!

- Почему ты такой хмурый? - спросила Мэри, когда Ромеро, легко
постукивая тростью по полу, удалился к себе. - Ведь все окончилось
благополучно.

- Благополучно окончилось только начало. А каково продолжение? Я со
страхом жду завтрашнего дня.

Завтрашний день прошел благополучно. И еще несколько дней минули без
происшествий, если не считать происшествием зрелище беспорядочно снующих
светил. А затем опять зазвучала Большая тревога, и каждый поспешил на свое
боевое место. На экранах обрисовалась знакомая картина: звездный рой
вокруг и все звезды посыпались на нас. Осима испуганно закричал, что это
тот же звездный рой, где мы уже побывали. Олег потребовал от Голоса
справки. Голос передал, что звездное окружение - то самое!

- Мы мчимся в наше прошлое! - Олег, побледнев, влился глазами в
горошинки, быстро выраставшие в солнца.

- Мы мчимся в наше будущее, - поправила Ольга. - Но это будущее уже
было в прошлом.

Я переводил взгляд с нее на Олега, с Олега на Осиму. Я отчетливо
ощущал, как во мне ум заходит за разум. Полет в будущее, которое является
прошлым, означал, что мы угодили в такое искривление времени, где нет ни
начала, ни конца и где каждое мгновение является одновременно и прошлым и
будущим. До сих пор похожие ситуации служили темой фантастических романов,
но никто и не подозревал, что завихрение времени может обнаружиться
реально.

- Мы в кольце времени, Олег, - сказал я. - И, судя по тому, что
прошлое настало очень быстро, диаметр кольца невелик. Мы будем теперь
безостановочно гоняться за собой, как пес за собственным хвостом. Твои
намерения, Олег?

Олег не потерял решительности:

- Постараемся не попадать в то будущее, которое является нашим
прошлым. Эллон, готовить включение генераторов метрики! Голос, дать на
включение команду до повторного разрыва времени!

Теперь оставалось только ждать. Снова обжигающе засверкали на экранах
сто разрастающихся солнц. Снова два бешеных светила вырвались из роя и
исступленно понеслись одно на другое. Я весь сжался, готовясь к новому
удару по нервам и тканям, которого на этот раз, может быть, и не перенес
бы. Но летящие одно на другое солнца стали тускнеть и закатываться. И
больше не было компактного звездного роя, была прежняя звездная сумятица и
толкотня, - может быть, лишь немного погуще и посумбурней.

Мы вырвались из опасного промежутка между сшибающимися светилами в
обычную звездную сутолоку ядра.

- Разрыв времени был не просто разрывом, - с облегчением сказала
Ольга. - Он еще означал и выброс в прошлое. Ведь только из прошлого мы
могли мчаться в будущее, которое уже было.

Я переадресовал ее соображения Голосу. Тот первый открыл разрыв
времени. Они могли поспорить вдосталь и выдать что-либо важное. Меня
больше беспокоило, что скольжение по гравитационной улитке не выбросило
нас за пределы ядра, а подтолкнуло вглубь. Этот факт мне показался
тревожным.

Трубу было совсем плохо, мы с Мэри посетили его.

Старый ангел лежал на мягкой софе, свесив на пол огромные крылья.
Лицо Труба, постаревшее, морщинистое, было серым, как его сивые
бакенбарды. По привычке он расчесывал их кривыми когтями, но так медленно,
так слабо, что Мэри не удержалась от слез. Ангелу прописали все виды
лечения и все роды лекарств, но было ясно, что дни его сочтены. Он и сам
знал, что смерть приближается.

- Эли, разрыв времени не по мне, - шептал он горестно. - Ангелы не
могут существовать одновременно в разных временах. Ты ведь знаешь,
адмирал, у нас дьявольски крепкий организм, мы способны вынести любую
физическую нагрузку. Но разновременность нам противопоказана. Мы
принципиальные одновременники. Все остальное для нас - катастрофа.

Мэри утешала Труба, я не мог. Женщины, не раз замечено, готовы
восстать против очевиднейшей очевидности, если она противна их чувству. Я
молча слушал, как она убеждала ангела, что курс лечения не закончен, а
когда закончится, Труб не встанет, а взлетит с постели. Возможно, она и
сама верила своим уверениям. Труб не верил, но смотрел на нее с
благодарностью. Вошел Ромеро и шепотом спросил, о чем я думаю. Я думал о
том, что разрыв времени почти не отразился на мертвых предметах, а на всех
живых, кроме Мизара, отозвался тяжкими потрясениями. Ромеро погладил
Мизара, прилегшего у его ног. Умная собака не сводила глаз с Труба. Она
слышала, что я сказал о ней, но не откликнулась. Хотя благодаря стараниям
Лусина она отлично разбирала человеческую речь, сама она по своей собачьей
деликатности не вмешивалась в разговоры.

- Вы указали на важный факт, Эли. Вероятно, сдвиг времени по фазе или
разрыв его, как считает Голос, был в нашем корабельном мирке таким
крохотным, что предметы и реагировать на него не успели. За период в
одну-две секунды ничего ведь практически не меняется в мире вещей. Но для
живой клетки, особенно нервной, несуществование в течение секунды уже
подобно крохотной смерти. В дальнейшем нам придется считаться с этим
фактом.

- Хуже всех пришлось Трубу. - Я, как и Ромеро, говорил шепотом. -
Удар по нервным клеткам привел к тяжелой болезни. Страдания души породили
муки тела.

- Труб, кажется, чувствует себя лучше. Смотрите, Эли, он задвигался.

Но то было не оживление, а агония. Тело Труба свела судорога. Он
приподнялся, тяжело забил крыльями. Он пытался что-то сказать, но вместо
речи из горла вырвался смутный клекот. Я опустился на колени у ложа,
прижался головой к огромной волосатой груди, несколько минут слышал, как
неровно, гулкими ударами, билось сердце, и как удары слабели, и как на
каком-то ударе, лишь едва-едва стукнув, оно вдруг замолкло. А тело старика