даже стал задавать вопросы, ехидные, злые вопросы, глупые и жестокие, и
Максим понял, что он ничему не верит, что сама мысль о коварстве
Неизвестных Отцов отталкивается от его сознания, как вода от жира, что ему
неприятно это слушать и он с трудом сдерживается, чтобы не оборвать
Максима. И когда Максим закончил рассказ, он сказал, нехорошо усмехаясь:
проговорила нерешительно:
ведь негодяи даже в муниципалитете... а Отцы просто не знают... им не
докладывают, и они не знают... Понимаешь, Мак, это просто не может быть,
то, что ты рассказываешь. Это ведь башни баллистической защиты...
просительно заглядывала ему в глаза, поглаживала по плечу, а Гай вдруг
рассвирепел и стал говорить, что это же глупо, что Максим просто не
представляет себе, сколько таких башен стоит по стране, сколько их
строится ежегодно, ежедневно, так неужели же эти огромные миллиарды
тратятся в нашем бедном государстве только для того, чтобы дважды в день
доставлять неприятности жалкой кучке уродов, которые сами по себе - нуль в
океане народа... "На одну охрану сколько денег уходит", - добавил он после
паузы.
так просто. Но хонтийские деньги здесь ни при чем... и потом я сам видел:
как только башня свалилась, им всем стало лучше. А что касается ПБЗ...
Пойми, Гай, для защиты с воздуха башен слишком много. Чтобы перекрыть
воздушное пространство, их нужно гораздо меньше... и потом, зачем ПБЗ на
южной границе? Разве у диких выродков есть баллистические средства?
всему веришь... Извини, Мак, но если бы ты был не ты... Все мы слишком
доверчивы, - горько добавил он.
стал расспрашивать, как идет жизнь, где работает Рада, почему не пошла
учиться, как дядюшка, как соседи... Рада оживилась, принялась
рассказывать, потом спохватилась, собрала грязную посуду и ушла на кухню.
Гай шибко почесался двумя руками, похмурился на темное окно, а потом
решился и начал серьезный мужской разговор.
беспокойный ты человек, и все у нас из-за тебя пошло как-то не так. Но
ведь вот в чем дело: Рада тебя не просто любит, не так, понимаешь... а как
бы тебе сказать... в общем, ты понимаешь... в общем, нравишься ты ей, и
все это время она проплакала, а первую неделю даже проболела. Она девушка
хорошая, хозяйственная, многие на нее заглядываются, и это не
удивительно... Не знаю, как ты к ней, но что бы я тебе посоветовал? Брось
ты все эти глупости, не для тебя они, не твоего ума дело, запутают тебя,
сам погибнешь, многим невинным людям жизнь испортишь - ни к чему все это.
А поезжай ты обратно к себе в горы, найди своих, головой не вспомнишь -
сердце подскажет, где твоя родина... искать тебя там никто не будет,
устроишься, наладишь жизнь, тогда приезжай, забирай Раду, и будет вам там
хорошо. А может мы к тому времени уже и с хонтийцами покончим, наступит,
наконец, мир, и заживем как люди...
он бы, наверное, так и поступил: вернулся бы на родину и зажил бы
потихоньку с молодой женой, забыл бы обо всех этих ужасах, о сложностях...
нет, не забыл бы, а организовал бы оборону, так что чиновники Отцов и носу
бы туда не сунули, а явились бы туда гвардейцы, бился бы у родного порога
до последнего... Только я не горец. В горах мне делать нечего, а дело мое
здесь, я всего этого терпеть не намерен... Рада? Что же - Рада... если
действительно любит, тогда поймет, должна будет понять... Не хочу сейчас
об этом думать, не хочу любить, не время сейчас любить...
Кто-то ходил по коридору, кто-то шептался за стеной, и вдруг в коридоре
завозились, Рада отчаянно крикнула: "Мак.." и сразу же замолчала, словно
ей зажали рот. Он вскочил и бросился к окну, но дверь распахнулась, и на
пороге появилась Рада, без кровинки в лице, пахнуло знакомым запахом
гвардейской казармы, застучали, больше не таясь, подкованные сапоги, Раду
впихнули в комнату, и следом повалили люди в черных комбинезонах, и Панди
с озверелым лицом навел на него автомат, а ротмистр Чачу хитрый, как
всегда, и умный, как всегда, стоял рядом с Радой, уперев ствол пистолета
ей в бок.
десятых секунды, может быть - полторы, но этому убийце хватило бы и одной.
наручники! Шевелись, массаракш!
с большой осторожностью приблизился, отстегивая от пояса тяжелую цепь.
Озверелость не его лице сменилась озабоченным выражением.
сразу... того... любовь твою...
корточки и сковал ему ноги. Максим мысленно усмехнулся. Он знал, что будет
делать дальше. Но он недооценил ротмистра. Ротмистр не отпустил Раду. Все
вместе они спустились по лестнице, все вместе сели в грузовик, и ротмистр
ни на секунду не опустил пистолета. Затем в грузовик втолкнули скованного
Гая. До рассвета было еще далеко, по-прежнему моросил дождь, размытые огни
едва освещали мокрую улицу. На скамьях в кузове с грохотом рассаживались
гвардейцы, огромные мокрые псы молча рвались с поводков и, осаженные,
нервно, с прискуливанием, зевали. А в подъезде, прислонившись к косяку,
стоял, сложив руки на животе, дворник. Он дремал.
несколько сушеных ягод, пожевал и запил глотком целебной воды.
Зажмурившись и придавив пальцами утомленные глаза, он прислушался. Вокруг
на многие сотни метров было хорошо. Здание Дворца Юстиции было пусто, в
окна монотонно барабанил ночной дождь, не слышно было сирен и скрипа
тормозов, не стучали и не жужжали лифты. И никого не было, только в
приемной за высокой дверью, тихий, как мышь, томился в ожидании приказаний
ночной референт. Прокурор медленно разжмурился и сквозь плывущие цветные
пятна взглянул на кресло для посетителей, сделанное по особому заказу.
Кресло надо будет взять с собой. И стол надо взять тоже, я к нему
привык... А ведь жалко будет, пожалуй, уходить отсюда - нагрел местечко за
десять лет... И зачем мне уходить? Странно устроен человек: если перед ним
лестница, ему обязательно надо вскарабкаться на самый верх. На самом верху
холодно, дуют очень вредные для здоровья сквозняки, падать оттуда
смертельно, ступеньки скользкие, опасные, и ты отлично знаешь это, и все
равно лезешь, карабкаешься - язык на плечо. Вопреки обстоятельствам -
лезешь, вопреки любым советам - лезешь, вопреки сопротивлению врагов -
лезешь, вопреки собственным инстинктам, здравому смыслу, предчувствиям -
лезешь, лезешь, лезешь... Тот, кто не лезет вверх, тот падает вниз, это
верно. Но и тот, кто лезет вверх, тоже падает вниз...
досадливо морщась, сказал:
себя Странником, звонит по "серой" линии и настоятельно просит разговора с
вами...
вас слушает". Снова щелкнуло, и знакомый голос произнес, твердо,
по-пандейски, выговаривая слова:
пощипывая нижнюю губу. Явился, голубчик, подумал он. И опять как снег на
голову. Массаракш, сколько денег я убил на этого человека, больше,
наверное, чем на всех прочих вместе взятых, а знаю только то же самое, что
все прочие, взятые по отдельности. Опасная фигура. Непредсказуемая.
Испортил настроение... Прокурор сердито посмотрел на бумаги, разложенные
по столу, небрежно сгреб их в кучу и сунул в стол. Сколько же времени его
не было?.. Да, два месяца. Как всегда. Исчез неизвестно куда, два месяца
никаких сведений, и вот - пожалуйста, как чертик из коробки... Нет, с этим
чертиком надо что-то делать, так работать нельзя.. Ну, хорошо, а что ему
от меня нужно? Что, собственно, случилось за эти два месяца? Съели
Ловкача... Вряд ли это его интересует. Ловкача он презирал. Впрочем, он
всех презирает... По его конторе ничего не было, до и не придет он ко мне
из-за такой чепухи - пойдет прямо к Папе или к Свекору... Может быть,
нащупал что-нибудь любопытное и хочет в альянс войти? Дай бог, дай бог...
а только я бы на его месте ни с кем в альянс не вступал... Может быть,
процесс?.. Да нет, причем здесь процесс... А, чего гадать, примем-ка лучше
необходимые меры.
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Андреев Николай
Никитин Юрий
Пехов Алексей