чу и наказывать плетьми на каждом перекрестке, как это делалось "при мо-
ем отце. Но помни, что, рассказывая ей эти басни, ты не смеешь коснуться
даже волоса на ее голове и должен надевать перчатку, когда она будет
опираться на твою руку. Иди и учись на примере ее стоической преданнос-
ти, как надо себя вести по отношению к тем, кто удостоил вас своим дове-
рием. Это будет для тебя хорошим уроком.
во дворец. Перед каждой дверью ее апартаментов были поставлены двое ча-
совых, и Будденброк с часами в руке, подражая строгой пунктуальности
своего господина, дал ей на сборы ровно час, не забыв предупредить, что
весь ее багаж будет просмотрен служителями крепости, где отныне ей
предстоит жить. Войдя в свою спальню, она нашла свои вещи в живописном
беспорядке. Пока она беседовала с королем, агенты тайной полиции, явив-
шиеся по его распоряжению, взломали все замки и унесли все бумаги. У
Консуэло не было иных бумаг, кроме нот, и она огорчилась при мысли, что,
быть может, никогда уже не увидит творений своих любимых композиторов, а
это составляло единственное богатство, которое она накопила за всю свою
жизнь. Гораздо меньше опечалило ее отсутствие немногих драгоценностей,
преподнесенных разными высокопоставленными лицами в Вене и в Берлине за
ее концерты. Их отобрали под тем предлогом, что между ними могли быть
спрятаны перстни с ядом или крамольные эмблемы. Король так никогда и не
узнал об этом, а Консуэло никогда их больше не увидела. Исполнители тем-
ных дел Фридриха бесстыдно проделывали такого рода "честные" махинации,
ибо платили им мало и они знали, что король скорее готов закрыть глаза
на их грабеж, нежели увеличить им жалованье.
что они не взяли его - слишком ничтожна была ценность этой вещи, - пос-
пешно сняла его со стены и сунула в карман. Увядший венок из роз валялся
на полу. Подняв его, она с ужасом заметила, что прикрепленная к нему по-
лоска пергамента с загадочными и ободряющими словами исчезла. Это было
единственным доказательством ее причастности к так называемому заговору,
но какие толки могла бы породить эта ничтожная улика! Продолжая с трево-
гой искать пергамент, Консуэло сунула руку в карман и нашла его. Она ма-
шинально положила его туда час назад, когда за ней пришел Будденброк.
метировать, она начала торопливо собирать вещи, необходимые в заточении,
отнюдь не льстя себя надеждой на то, что оно будет коротким. Помочь ей
было некому, так как ее служанка была арестована для допроса, и не гово-
ря уже о тревоге, мешавшей Консуэло сосредоточиться, она с трудом могла
разобраться в множестве костюмов, выброшенных из шкафов и валявшихся на
всех стульях. Внезапно стук какого-то предмета, упавшего посреди
спальни, привлек ее внимание: это был большой гвоздь с наколотой на него
запиской.
те в безопасности".
лась на полдороге, так как подумала, что бегство, если оно удастся,
явится с ее стороны как бы признанием своей вины, а такое признание
всегда заставляет предполагать существование сообщников... "О принцесса
Амалия! - сказала она про себя. - Если даже вы действительно предали ме-
ня, я все равно не предам вас! Я заплачу свой долг Тренку. Он спас мне
жизнь, я, если понадобится, отдам за него свою".
щи, уже вполне овладев собой, и, когда за ней пришел Будденброк, была
совершенно готова. Он показался ей еще более лицемерным и злобным, чем
обычно. Раболепный и в то же время высокомерный, Будденброк ревновал
своего господина ко всем тем, к кому тот был привязан, и, подобно старо-
му псу, готов был укусить всех друзей, бывающих в доме. Он был уязвлен
уроком, который дал ему король, приказав, однако, помучить жертву, и те-
перь хотел одного - выместить на ней свою обиду.
столь суровых приказаний. В Берлине давно уже не видели ничего подобно-
го... Не видели со времен короля Фридриха-Вильгельма, августейшего отца
нынешнего государя. То был жестокий пример строгости наших законов и
грозной власти наших королей. Я буду помнить о нем до конца жизни.
думать, что ее жизни грозит опасность.
Просто я вспомнил о царствовании Фридриха-Вильгельма, оно с начала до
конца являлось примером такой твердости, какую невозможно забыть. В те
времена, если надо было наказать за важное преступление, не считались ни
с возрастом, ни с полом. Помнится, некую весьма привлекательную молодую
особу благородного происхождения отдали в руки палачей, избили плетьми и
выгнали из города за то, что она, вопреки воле короля, несколько раз
принимала у себя одного из членов королевской фамилии.
но полная негодования. - Эта молодая особа была чиста и невинна. Все ее
преступление состояло в том, что она музицировала с его величеством -
нынешним королем, а в то время - наследным принцем. Неужели Фридрих ос-
тался столь равнодушен к тем несчастьям, которые некогда сам навлек на
других, что сегодня хочет напугать меня угрозой такой же низости?
справедливо. Вам лучше знать, виновны вы перед ним или нет и заслуживае-
те ли его гнева. Мне хотелось бы верить в вашу невиновность, но король
был сегодня в такой ярости, какой я, пожалуй, еще никогда у него не ви-
дел. Он кричал, что напрасно было его желание править с мягкостью и
снисходительностью и что никогда при жизни его отца ни одна женщина не
проявляла подобной дерзости. Словом, некоторые выражения его величества
заставляют меня опасаться, что вас ожидает какое-то унизительное наказа-
ние, не знаю - какое именно... и не хочу его предугадывать. Моя роль во
всем этом весьма затруднительна. Если у городских ворот окажется, что
король успел отдать приказ, который противоречит тому, который получил я
- немедленно отвезти вас в Шпандау, - я поспешу удалиться, ибо занимаю
слишком высокое положение, и мне не подобает присутствовать при...
Консуэло близка к обмороку, умолк. В эту минуту она готова была раска-
яться в своей преданности и невольно обратилась мыслью к неведомым пок-
ровителям. Но, взглянув блуждающим взором на Будденброка, она угадала в
его лице колебание лжи и немного успокоилась. Сердце ее, однако, едва не
разорвалось, когда агент полиции остановил их у берлинской заставы и о
чем-то заговорил с Будденброком. В этот момент один из гренадеров, соп-
ровождавших карету верхом, подъехал к противоположной дверце и прошептал
ей на ухо:
то прольется много крови.
га, ибо тот немедленно отъехал. Экипаж быстро покатился по дороге к кре-
пости, и спустя час Порпорина была заключена в замок Шпандау со всеми
обычными, или, вернее, с теми немногими формальностями, какие необходимы
неограниченной власти для ее действий.
пруда, образовавшегося при слиянии Гавеля с Шпрее. День омрачился, небо
нахмурилось, и Консуэло, выполнив свой долг, ощутила апатию и изнеможе-
ние - обычное следствие подобных актов героического самопожертвования.
Поэтому она вошла в предназначенный ей приют, даже не глядя по сторонам.
Силы ее иссякли, и, хотя день был еще в разгаре, она, не раздеваясь,
бросилась на постель и крепко заснула. К чувству усталости примешивалось
у нее то чудесное спокойствие, какое дает чистая совесть, и, несмотря на
то, что ложе ее было жестким и узким, она уснула там глубоким и сладким
сном.
полночь. Любой звук так сильно действует на музыкальный слух, что Консу-
эло окончательно проснулась. Приподнявшись, она поняла, что находится в
тюрьме и что первую ночь ей предстоит провести в размышлениях, поскольку
она проспала весь день. Перспектива бессонницы в темноте и полном без-
действии не слишком ей улыбалась, но она сказала себе, что надо поко-
риться и постараться как можно быстрее к этому привыкнуть. К своему
удивлению, она не чувствовала холода, и отсутствие хотя бы этого физи-
ческого страдания, сковывающего мысль, обрадовало ее. Снаружи жалобно
выл ветер, дождь бил в стекла, и сквозь узкое оконце Консуэло видела
лишь частую решетку, выделявшуюся на темной синеве заволоченного безз-
вездного неба.
сохраняла полную ясность духа, и ход ее мыслей отличался логичностью,
рассудительностью и философской безмятежностью. Однако напряжение посте-
пенно утомило ее мозг, и ночь начала казаться ей зловещей. На смену
хладнокровным рассуждениям пришли неясные и причудливые грезы. Какие-то
фантастические образы, тягостные воспоминания, смутные страхи завладели
ею, и она оказалась в таком состоянии, которое не было ни сном, ни бодр-
ствованием и когда все ее мысли, принимая отчетливые формы, казалось,
реяли во мраке ее каморки. То ей казалось, что она на сцене, и она мыс-
ленно пела длинную арию, страшно ей надоевшую, но преследовавшую ее не-
отступно. То она видела себя в руках палача, с обнаженными плечами, пе-
ред тупой и любопытной толпой - ее хлестали плетьми, а король гневно
смотрел на нее с высокого балкона, и Андзолето смеялся где-то в уголке.
Семенова Мария
Суворов Виктор
Русанов Владислав
Роллинс Джеймс
Контровский Владимир
Пехов Алексей