Чтение 33–й страницы книги ~Тридцатая любовь Марины~

сел на снег, очки полетели в сторону.

Марина, всхлипывая, побежала прочь.

Тони остался беззвучно сидеть на снегу.

Она бежала, хрустя ледком, растрепанные волосы бились по ветру:

-- Гад какой...

Комсомольский оказался перед ней и, словно во сне, облитая желтым
светом фонарей, выплыла, засияв золотыми маковками, игрушечная Хамовническая
церковь святого Николая, в которую ходил седобородый Лев Николаевич,
крестясь тяжелой белой рукой.

-- Господи... -- Марина бессильно опустилась на колени.

Храм светился в золотистом мареве, весенние звезды блестели над ним.
Это было так прекрасно, так красиво той тихой, молчаливой красотой, что гнев
и раздражение тут же отпустили сердце Марины, уступив место благостным
слезам покаяния:

-- Господи.. Господи...

Она перекрестилась и зашептала горячими губами:

-- Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот
Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха
моего очисти мя, яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть
выну. Тебе Единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих; яко оправдишися
во словесех Твоих, и победиши внегда судити Ти. Се бо, в беззакониих зачат
есмь, и во гресех роди мя мати моя. Се бо истину возлюбил еси; безвестная и
тайная премудрости Твоея явил ми еси. Окропиши мя иссопом, и очишуся; омыеши
мя, и паче снега убелюся. Слуху моему даси радость и веселие; возрадуются
кости смиренные. Отврати лице Твое от грех моих и вся беззакония моя очисти.
Сердце чисто сожизди во мне. Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не
отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Воздаждь
ми радость спасения Твоего и Духом Владычним утверди мя. Научу беззаконныя
путем Твоим, и нечестивии к Тебе обратятся. Избави мя от кровей, Боже, Боже
спасения моего; возрадуется язык мой правде Твоей. Господи, устно мои
отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою. Яко аще бы восхотел еси жертвы,
дал бых убо: всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен; сердце
сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Ублажи, Господи, благоволением Твоим
Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския. Тогда благоволиши жертву правды,
возношение и всесожигаемая; тогда возложат на алтарь Твой тельцы.

Она перекрестилась и тихо прошептала:

-- Аминь...

Кто-то осторожно тронул ее за плечо.

Марина обернулась.

-- Доченька, что с тобой? -- испуганно прошептала стоящая рядом
старушка. На ней было длинное старомодное пальто. Маленькие слезящиеся
глазки смотрели с испуганным участием.

Марина встала с колен, посмотрела в глаза старушке, потом, вынув из
кармана самсонову пачку червонцев, быстро сунула в морщинистую руку и
побежала прочь.

-- Постой... постой... куда же? -- оторопело потянулась та за ней, но
Марины и след простыл.

Белая дверь с медной ручкой распахнулась рывком и длинноногий, бритый
наголо чернобородый Стасик артистично развел руками:

-- Кто к нам пришел! Мариночка! Худые, но мускулистые руки обняли, он
прижался пухлыми, пахнущими вином губами:

-- Душечка... как раз вовремя...

И со свойственной ему мягкостью потащил в прихожую:

-- Давай, давай, давай...

В огромной, отделанной под ампир квартире гремела музыка, плыл табачный
дым, слышался говор и смех.

Стасик снял с Марины плащ, взъерошил ее волосы и боднул круглой
непривычно маленькой головой:

--Мур, мур... красивая моя..

Марина погладила его кумпол:

-- И ты под Котовского! Панкуешь?

-- Нееет! -- откинулся он, закатывая еврейские глаза, -- Не панкую, а
ньювейворю!

-- Отлично, -- качнулась Марина под тяжестью его рук, -- Опять полна
горница людей?

-- Ага. У меня сегодня Говно куролесит. Пошли познакомлю, -- он потащил
ее за руку через длинный коридор, -- Это классные ребята, из Питера. Только
что приползли...

Они вошли в просторную, прокуренную комнату. На полу, диване и стульях
сидели пестро одетые парни и девушки, в углу двое с размалеванными лицами
играли на электрогитарах, выкрикивая слова в подвешенный к потолку микрофон.
Две невысокие аккустические колонки ревели грозно и оглушительно. Марина
присела на краешек дивана, Стасик опустился на пол. усевшись по-турецки. В
основном пел один парень -- высокий, в черных кожаных брюках, желтом пиджаке
на голое тело, с узким бледным лицом, на высоком лбу которого теснились
красные буквы: ГОВНО.

Его худощавый товарищ в черном тренировочном костюме, с разрисованными
цветочками щеками подыгрывал на бас-гитаре, притопывая в такт белыми
лакированными туфлями.

-- Наблюююй, наблююююй, а выыытрет маааать моооояяя! -- пел высокий,
раскачиваясь и гримасничая.

-- Наблюююй, наблююююй, а выыытрет мааать мооояяяя! -- подтягивал
хриплым фальцетом басист.

Трое сидящих рядом с Мариной девушек раскачивались в такт песне. Волосы
у одной их них были подкрашены синим.

-- Забууудь, забууудь, тебяяя забууудууу яааа! -- пел Говно.

-- Забууудь, забууудь. тебяяя забууудууу яааа! -- вторил басист.

Протянув свою длинную руку, Стасик извлек откуда-то бутылку красного
вина, протянул Марине, но она ответила, шепнув:

-- Я водку пила уже, не надо...

Улыбнувшись, он кивнул и приложился к горлышку.

-- Скулиии, скулиии, гнилааая жииизнь мооояаааа!

Дважды повторив последнюю строку, они сняли гитары с плеч и под
недружные хлопки уселись вместе со всеми.

-- Заебался уже, -- пробормотал Говно, ложась на пол и закрывая глаза.

Басист надолго припал к протянутой Стасиком бутылке.

-- Говно, как Бетховен играл! -- выкрикнула высокая коротко остриженная
девушка.

-- Как Бетховен? -- вопросительно протянул Говно, -- Как Моцарт, дура.

Все засмеялись.

Говно вдруг резко приподнялся, встал на колени и стал расстегивать свои
кожаные, плотно обтягивающие ноги брюки:

-- Бокал, бокал мне! Стас! Бокал хрустальный!

Смеясь, Стасик кивнул одной из девушек:

-- Сонечка, там на кухне наверху...

Пока проворная Сонечка сбегала за бокалом, Говно приспустил брюки,
обнажив тщательно выбритый пах с толстым коротким членом, покоящемся на
больших отвислых яйцах.

-- Ой, Говно, опять... -- засмеялась, морщась синеволосая девушка, но
сидящий рядом парень захлопал в ладоши:

-- Во, давай, давай, Говно!

-- Давай, Говно, коронный номер!

Соня протянула ему бокал, он поставил его перед собой на пол, взял член
двумя пальцами, направил.

Желтая струйка полилась в бокал.

-- О, отлично!

-- Давай, давай, полный!

-- Молодец, Говнюк!

Наполнив бокал мочой, Говно застегнул брюки, встал:

-- Ваше здоровье, товарищи.

И одним махом осушил бокал.

Собравшиеся закричали, захлопали в ладоши.