бросалось бы в глаза; но после... Впрочем, зачем теперь заводить речь о том,
что уже не существует. Завтра, часов в семь утра, приезжайте к Александру
Христофоровичу: он сам хочет говорить с вами. Может быть, и теперь вы с ним
уладите ваше дело. Между тем, я обрадую его вестью об улучшении вашего
здоровья и расскажу ему о нашей с вами беседе".
воспоминаний близкого в то время приятеля Пушкина Николая Путяты,
подтверждающего, что Ивановский точен. "Бенкендорф отвечал ему (Пушкину.--
Ю.Д.), что государь строго запретил, чтобы в действующей армии находился
кто-либо, не принадлежащий к ее составу, но при этом благосклонно предложил
средство участвовать в походе: хотите, сказал он, я определю вас в мою
канцелярию и возьму с собою? Пушкину предлагали служить в канцелярии 3-го
Отделения!" Возмущение Путяты этим фактом явно позднего происхождения и
ничего не меняет в том, что происходило. То есть согласие Ивановскому Пушкин
дал, и даже с радостью, а утром протрезвел.
к быстрому ответу, немедленному отражению удара или принятию наиболее
выгодного положения в борьбе часто ему (Пушкину.-- Ю.Д.) изменяла". Биограф
добавляет, что потом, в тиши, на бумаге, он мог ответить блистательно.
Видимо, так случилось и в тот раз. Скорей всего, за ночь Пушкин обдумал
предложение, понял, какая плата установлена за его желание, и уже не был
столь легковерен и доверчив.
литературным занятиям, нечего было и думать опубликовать эти воспоминания
при жизни своего шефа Бенкендорфа. Когда начальник умер, Андрей Ивановский
хотел напечатать мемуары в "Северной пчеле", но и тут не получил разрешения
нового начальника Третьего отделения Алексея Орлова. Опубликованы
воспоминания были, лишь когда минуло четверть века после смерти Ивановского.
Бенкендорфом через своего агента Ивановского. Впрочем, доказательства того,
что Пушкин отказался, очевидны. Во-первых, армия двигалась за пределы
империи, а он остался в Петербурге. Во-вторых, стань Пушкин агентом Третьего
отделения, его бы наверняка не преследовали, а тут, обозлившись, возбудили
против него дело. Спору нет, в России преуспевающий поэт должен в той или
иной степени быть функционером и выполнять предначертания властей. Согласись
Пушкин активно сотрудничать, он поехал бы и за границу. Искушение дьявола
будет еще долго витать над ним.
М.Лемке,-- выпустить поэта в Европу означало, по мнению Николая и
Бенкендорфа, собственными руками создать себе врага, который, не вернувшись
в Россию, сумел бы сказать о ней жестокую и горькую правду". Бенкендорф,
встретив как-то Пушкина, весьма саркастически заметил: "Вы всегда на больших
дорогах". Что в этой фразе: констатация известного Третьему отделению факта
биографии Пушкина или ирония человека, который перекрыл поэту все
возможности на эти большие дороги выйти?
Пушкина с разными людьми. Поэт легко писал оскорбительные эпиграммы, смело
вызывал обидчиков на дуэль, никогда не забывал свести счеты. Графа
Воронцова, который много для поэта сделал, но доставил ему один раз
неприятность, Пушкин ругал всю жизнь, мстил ему, оскорблял, как только мог.
И лишь один человек, по мнению Ахматовой, был исключением из этого
жизненного правила поэта.
как собаку на цепи, но -- на него поэт лишь иногда тихо жаловался друзьям;
нет его ни в одной эпиграмме. Даже в шутке, которую припомнил приятель
Пушкина Нащокин, звучит определенный пиетет: "Жженку Пушкин называл
Бенкендорфом, потому что она, подобно ему, имеет усмиряющее и приводящее все
в порядок влияние на желудок".
и простой расчет Пушкина: желание не конфликтовать с правительством.
Блистательный психолог в других случаях, великолепный игрок, Пушкин тут
пасовал, прятал козыри, становился послушным, как школяр, терял способность
к ответным ходам и всегда проигрывал.
преувеличение могущества этого человека и его негативной роли в жизни поэта,
что отразилось и на этом наблюдении Ахматовой. Между тем Бенкендорф в
чем-то, пожалуй, больше был склонен к компромиссу, нежели Пушкин. Не только
вредил поэту, но иногда и помогал.
причислить к его заслугам. Он бывал рассеян; учет в Третьем отделении
поставлен был плохо. Часто чиновники, получив от него на исполнение бумаги,
держали их в столах, не раскрывая. Недели спустя, если Бенкендорфа
переспрашивали, он мог ответить: "Да бросьте их в огонь!". Веди себя поэт
иначе, он сумел бы, нам теперь кажется, избегнуть многих неприятностей и
достичь целей, к которым стремился.
ситуацию оценивает неадекватно: то слишком оптимистично, то слишком
фатально. Как обычно, истина находится где-то посередине. Казалось бы, цель
Третьего отделения достигнута: Пушкин выглядит исправившимся, относится
верноподданнически к царю, пишет то, что надо. Но -- русское полицейское
иезуитство: если проштрафились, доверия вам нет и не будет. Вы полагаете,
что они отстали, а тайная слежка та же, в доносах и докладах вы проходите,
как и раньше, и остаетесь виноваты до конца ваших дней. Официально надзор за
Пушкиным отменили много лет спустя после смерти. В этом, с точки зрения
тайной полиции, был резон: физически поэта не стало, но душа его еще витает
среди публики, еще влияет на общественное сознание, и надо следить за душой.
вокруг да около, выбирали подходящий момент, а жертва, похоже, ускользала.
Но то, что для Пушкина было тяжелым нравственным и психическим потрясением,
пощечиной, за которую он даже не мог вызвать на дуэль,-- для Бенкендорфа
было будничной службой. Завербовать поэта на этот раз не удалось -- не беда,
никуда он не денется, удастся в следующий раз. А пока надо наказать упрямца,
проучить за непокорность, укоротить цепочку. Почувствует, как без нас плохо,
сам запросится на службу в Третье отделение.
активным. Полвека спустя была опубликована статья Петра Каратыгина, в
которой есть следующие строки: "Не пришло еще время, но история укажет на ту
гнусную личность, которая под личиною дружбы с Пушкиным и Дельвигом,
действительно по профессии, по любви к искусству, по призванию занималась
доносами и изветами на обоих поэтов. Доныне имя этого лица почему-то нельзя
произнести во всеуслышание, но, повторяем, оно будет произнесено и тогда...
даже имя Булгарина покажется синонимом благородства, чести и прямодушия".
Актер и драматург Каратыгин встречался с Пушкиным все те годы, играл с ним в
карты и оставил воспоминания о поэте, но имя таинственного сексота унес с
собой в могилу. Хотя кандидатур имеется по меньшей мере несколько, кого
конкретно имел в виду автор статьи, мы и теперь можем только гадать.
придраться, что найти было несложно. Всплывшее дело по стихотворению "Андрей
Шенье" достигло Государственного совета, который через месяц после
предложения Бенкендорфа Пушкину о сотрудничестве с Третьим отделением вынес
постановление "иметь за ним (Пушкиным.-- Ю.Д.) в месте его жительства
секретный надзор". И то было только началом новых неприятностей.
Пушкина, а это ударило по самолюбивому поэту больней всего. Писатель и
историк литературы Степан Шевырев вспоминал, что в Москве "после неумеренных
похвал и лестных приемов охладели к нему, начали даже клеветать на него,
возводить на него обвинения в ласкательстве и наушничестве и шпионстве перед
государем". Распространился слух, что Пушкин стал доносчиком, и нам кажется
возможным предположить, что слух этот был составной частью мести Третьего
отделения за отказ сотрудничать. Как бывало в таких случаях не раз, пустили
слух сознательно, чтобы заполучить жертву, которой все равно уже нечего
терять.
знакомого, уезжавшего за границу. Такие проводы до Кронштадта (дальше не
разрешалось) стали у Пушкина ритуалом. На том же корабле ехал домой в Англию
знаменитый живописец Доу. Тут же он набросал карандашом портрет Пушкина.
Неизвестно, кого провожал Пушкин и сохранился ли тот портрет, но стихи
поэта, написанные для Доу, сохранились:
Пушкин и рассказывал, что он только что перед этим едва устоял против
сильнейшего искушения: он провожал в Кронштадт одного приятеля, и ему
неудержимо захотелось спрятаться где-нибудь в каюте и просидеть там до тех
пор, пока корабль не выйдет в открытое море. Но он-таки устоял против этого
страстного желания -- отправиться за границу без паспорта".