он узнал, что прежде людей было много, но они разучились рождаться. И на
самом деле, он не видел семей, где было бы больше двух живых детей. Чаще -
один.
мудростью Аристотеля и Платона. Содержал город и учителей грамоты,
скромные обязанности одного из которых исполнял отец Малха. Плата за труд
была небольшая. Академия давала ему всего тридцать фунтов зерна в месяц.
Отец рассказывал, что и в былой Элладе не хватало своего хлеба. Ныне в
Афинах жила едва десятая часть прежнего населения, а хлеб был такой же
редкостью: такова Судьба. Муку смешивали с масличным жмыхом, лепешки
жевали медленно, чтобы не сломать зубы о косточки.
десятка корявых маслин давали масло. Семья жила в крайней бедности, что
Малху объясняло лишь чтение, - сам он был счастлив, не испытав другой
жизни. Море разнообразило скудный стол. Плоды его - рыбы, крабы и раковины
- были обильны и почти все съедобны.
был способен списать какую-нибудь надпись на камне, наполовину утонувшем в
красную землю Эллады. Отец объяснял смысл, если сам понимал.
Еврипида и многих других. Пользование ими было разрешено отцу Малха.
Кое-что находилось и дома: целые списки, обветшавшие отрывки без начала и
конца, чьи-то мысли, как надписи на камнях и памятниках.
могил, он постиг душевные муки отца, терзаемого желаньем просветить сына и
страхом за судьбу просвещенного. Духовенство злобилось на Академию,
называя ее наследием язычества, прибежищем ложной мудрости. На имевших к
ней отношение доносили как на тайных еретиков, скрыто совершавших обряды
осужденной богом религии эллинов.
соблюдаться языческий ритуал, то никто из просвещенных эллинов не считал
возможным возврат к прошлому.
невежественного духовенства. Действительно, остатки мыслящих людей
противопоставляли основы древней демократии имперскому произволу. Наедине
- из страха перед шпионами и еще более опасными добровольными наушниками -
отец осторожно внушал сыну мысли о злом преображении христианства,
сделавшегося имперской религией. Истина мнилась старику в соединении
христианства с былой демократией. Но кто мог исправить их, удалив из обоих
насилие? Невозможность задачи понимали сами философы, шептавшиеся на
развалинах Эллады, исполняя в призрачной яви своей жизни все обряды
правящей церкви.
самого сильного сердца, он в заботе о Малхе не обременял его нежностью к
родителям: сыновний долг, не больше. Люди не стоят любви. К тому же
близких могут у тебя отнять, как землю, одежду, деньги. Только мысль твоя
принадлежит тебе навсегда. Учись!
мыслителями, художниками. Почему же ему не довелось родиться тогда?!
Трезвый ум отца лишил сына иллюзий:
стену колосьев. Встань, и ты увидишь пустыню с редкими ростками от горстки
семян, развеянных бурей.
разместил имена, и Малх увидел, что все наследие мысли и гения было
сотворено немногими, изредка рождавшимися в маленьких, враждующих друг с
другом городках-республиках. Мученичеством была жизнь каждого творца, и
никто не получил возмещенья.
старом столбе. Мы любим ее, она украшает наше жилище, но она, говорят,
бесполезна. Что нынешние ромеи восприняли от Эллады? Искусство торговли,
созданное не философами, а искателями наживы.
животных.
пробудилась, а на этом пути нет места для поворота назад.
преданную империей. Из каждых десяти эллинов не стало девяти: одних убили,
других увели, и они исчезли в чуждой стихии, как вода на раскаленном
камне. Перед вестготами и после них Элладу грабили вандалы-пираты. Еще
раньше - римляне, до римлян - македонцы, персы...
Эллады заполняется пришлыми варварами. Солнце жжет нашу землю, чтобы прах
героев не превращался в грязь. Мы, эллины, живем в нашем мраморе, в наших
постройках, в книгах, в нашем языке, который богаче других, которым
пользуется империя, нас презирающая. Спеши учиться, сын. Мы последние, мы
дышим под лавиной, и каждый день приближается обвал.
заменил местное ополчение, которое - призрак старой Эллады - несло охрану
Фермопильского прохода. Одновременно последние города Эллады, еще
сохранявшие остатки самоуправления, получили назначенных Византией
префектов. Не стало афинского самоуправления, не стало и денег на
содержание Академии. Ее закрыли за ненадобностью, а префект ввел новые
налоги.
овощи и все масло. Остался жмых. Старики слегли от особенной болезни,
заключавшейся в отвращении к жизни. Сухость сердца помешала сыну заметить,
что отец и мать по примеру древних стоиков уморили себя голодом.
обязан платить налоги за лоскут тощей земли и за рощицу дряхлых маслин, за
дом, пусть развалину, за окна без ставен, за двери, от которых остались
лишь дыры проемов, за очаг, за хворост, собирал его Малх или нет, за
домашнюю птицу и животных, которых не было, за содержание легиона, якобы
охранявшего Фермопилы, за дороги в провинции и за улицы Афин, хотя никто
не заботился о мостовых, за соль, за зрелища - пусть цирк был закрыт...
Нельзя отказать и храмовым сборщикам, ибо леность в делах благочестия
свидетельствовала об уклонении от истинной Церкви, что было
государственным преступлением, как и неуплата любого налога.
Бродячие мимы приняли его в свое общество за уменье читать, и он бежал,
бросив на волю Судьбы дом, землю, деревья, ибо за обременительное
недвижимое имущество никто не захотел дать ему и трех оболов.
образцам с барельефов, лохмотья для ролей и рваные книги, к которым Малх
присоединил свое наследство. Десяток мужчин развлекали зрителей
представлениями, где грубые шутки, заменявшие юмор, чередовались с
диалогами из трагедий и фокусами жонглеров.
делилось поровну, кроме монет. Деньги копились на поборы, от которых не
следовало уклоняться. Империя не стесняла передвижения только дряхлых
стариков и явных, ни к чему не пригодных калек.
мог оказаться беглым рабом, колоном, бросившим земельный участок,
преступником, подданным, скрывшимся от налогов. Бродяг заключали в тюрьмы
и расправлялись быстро: если заключенного не разыскивали как беглого, он
продавался в рабство, как желавший ускользнуть от исполнения обязанностей
перед империей.
и роли. Напялив маску, он вызывал приятный трепет у зрителей, любящих быть
испуганными в меру своего удовольствия.
Каина. Иные своей знаменитостью затмевали римских императоров: одним
движением тела и рук они умели лепить из воздуха сразу несколько фигур и
перевоплощаться, как древние боги. Из опасения быть обвиненным в
колдовстве, вожак решался показывать образчики умершего искусства лишь
перед своими. Он начинал метаться, как укушенный тарантулом. Внезапно
нелепые будто бы движения обретали ритм. Видения двоились, троились, к
двум голосам диалога примешивался третий.
не удавалось никому.
перед приездом Нерона из страха перед ревностью императора-лицедея. В
сирийском городке беглец захотел показать "Антигону" Софокла, все роли в
которой он исполнял сам. Когда на арене маленького цирка начались
превращения одного во многих, зрители, ранее не видавшие великого
искусства, убежали в ужасе. Весь следующий день мим ходил по городу,
убеждая жителей не бояться. Наконец жители собрались на вторичное
представление. Увидев "Антигону", они оставили все дела. Каждый пытался
воспроизвести зрелище, все забыли о пище. Появилась странная болезнь,
унесшая население в могилу, а мим погиб от убийц, посланных завистливым
императором.
Александрии Нильской сотоварищи Малха соблазнились безопасной, казалось,
возможностью проникнуть в кладовую торговца драгоценностями. Всех