чтоб кое-как пропитаться. Князь Изяслав Ярославич внес свой дар -
пожаловал общине иноков гору в вечное владенье безданно, беспошлинно.
Иноки сами при содействии доброхотных плотников из подручного леса возвели
для себя малый храм. Посторонних посетителей-молельщиков в те поры
приходило в тот храм меньше, чем самих иноков.
Увлеченный с юности чтеньем священных книг, он совсем молоденьким
отправился в Константинополь, а оттуда забрался на Афон-гору, в знаменитый
монастырь. В нем принял монашеский постриг, но не зажился навсегда, как
иные.
мне, князь, самому обо мне же рассказывали, будто афонская жизнь мне
пришлась не по нраву пышностью. Не так это. Ищущий строгости может и там
дни окончить в затворе, не услышав человеческого голоса. Внеси вклад в
монастырь, отведут тебе место под келью, и все тут.
никому, никогда.
к обрыву, когда строили, так лишним и осталось. Князь Всеслав сошелся с
пещерниками в годы своей дружбы с Ярославичами. С удивительного своего
киевского вокняженья он сделался здесь частым гостем. Ближе всех он стал с
Антонием, не брезговали Всеславом и другие. Привечал чародея строжайший
игумен Феодосий и ученый Никон, который недавно отправился послужить богу
в Тмуторокань.
улыбки сероватое лицо инока в серой от седины бороде будто помолодело. И
он, все веселее смеясь, потыкал князя в колено тонким, кривым пальцем. - И
все-то ты шутишь, князь, все-то играешь с людьми. - Зашептал вдруг. - И я
за тобой. Скажи, что тебе? Весело в души заглядывать, что ли?
понять! Вот ведь оно, перед нами!
руки, будто поднося собеседнику на ладонях лесистый скат к Днепру в
бронзово-желтой листве, и речные воды, разрезанные островами, и тот,
другой, берег реки в поздней, закатной красе умирающей листвы, с черными
средь нее вкрапленьями сосновых рощ, с прозрачным простором
осенне-светлого воздуха, в котором, как по заказу, явились, трепеща в тяге
на юг, треугольники пролетных гусей.
Горы нету, озера. У нас и ель растет. На болота выходит елка. Болеют,
вершинки сохнут, а живут. Одна упадет, умрет, стало быть, другая
поднимается, дочка там или сынок, не знаю, как назвать.
Дам тебе лодью, коней, провожатых. Святослав мне не друг, сам бы тебя
проводил - для своей души. Меж Десной и Днепром земля похожа на кривскую
мою землицу.
мной. Как бы пояснить... Притчи я не мастер сочинять, а притча лучше всего
объясняет. Я, к примеру, по-гречески говорю, читаю, как по-русски,
молиться же не умею по-гречески. На Афоне пел с иноками по-гречески. Немые
молитвы по-своему возносил. Вот оно, - и Антоний коснулся уха, - родного
требует. Глагола нашего. Глагол в сердце, в душе... Не гневись, понятней
сказать не умею. Но ты ж погоди. Все ты меня отводишь. Нет тебя - помню.
Прискачешь - на другое свернем, я и забыл.
такого не делай, душу погубишь навечно.
высок, широк, силен. Той же богатырской породы, что Святослав Ярославич,
Ростислав Владимирич и подобные им. Про таких сказано: силушка живчиком по
жилкам переливается. Их собрать бы тысячу, весь мир завоюют. - Глянь на
меня, - продолжил Всеслав, - где ж мне в волчью шкуру рядиться? Разве в
медвежью! Да и медведя такого поискать.
на Афоне встречал ученых иноков. Перед их великой ученостью я - как
лягушка перед быком. Они допускают, что кудесники, отведя людям глаза,
даже в мышь превращаются.
- Давай по-другому речь поведем, что нам с тобой мудрецы! Ты, мир повидав,
испытав его чистой душой, истинно веришь в такое?
меру божью человек не знает. Со мною бывает даже на молитве. Вдруг будто
приподнимусь над землею. Или - виденье, человек, которого никогда не
видал. Гляну - на глазах моих он меняет обличье. Является непонятный урод,
зверь. Что, ж ты скажешь! В пещерке ночью некто подходит, стоит рядом. Я
сплю, но чувствую - кто-то есть. Открою глаза - зги не видно, тишина,
будто в живых я один во всем мире. И он, кто рядом стоит... Помолюсь про
себя и засну: бог-то видит все.
- пойдет. Не пытал себя?
соблазн себе. Кто я, чтоб подобного требовать!
людские и сказки, будто ведомо мне тайное средство делаться волком. Но
люди верят. И я им не препятствую верить. Кроме тебя, никто не посмел меня
спросить. Другое у меня есть. Иной раз я без слов понимаю, что в душе
человека. Часто мне удается, сильно чего-либо от человека пожелав,
завладеть его волей без слова, без понужденья. Иные слушаются моего
взгляда. Кровь из раны могу остановить, но не из всякой. Чужая боль мне
бывает послушна; прикажу - и снимаю боль.
руками. Своего спасения ищешь. Разве ты его не найдешь в миру?
драгоценное для него на свете, тот недостоин меня, - возразил Антоний.
отрекаться от мира! Он же требовал, чтобы люди бесстрашно бились за правду
Христову. Чтобы ставили правду превыше всех привязанностей.
Антоний. - Я слаб. Избрал путь по своему малосилию. Ты меня не вини,
прости. Лучшего сделать я не сумел. Спрятался, говоришь? Я не спорю с
тобой...
И ты меня прости за упреки никчемные. Лежали они у меня на душе, а я тебя
люблю. Но не слаб ты. Здесь вы - богатыри. Правду же о каждом из нас
узнаем мы, как видно, лишь на Страшном Суде. Давай о другом поговорим.
убежишь. Мучаешься, княже?
поставило - я не просил. С запада Изяслав придет с поляками. Из-за Днепра
пойдут Святослав со Всеволодом.
народе у меня нет врагов. И друзей нет. Мне тут - что нынче нам с тобой
под осенним солнышком: светит, да не греет. Комары с мошкой не гнетут,
зато нет уже ни гриба в лесу, ни ягоды. Силой держаться? Силы моей
недостанет против троих Ярославичей.
твоей силой. Я думаю не о насилии, не о понуждении. О согласии думаю.
такого знанья. Потому и цепляются все за дело, смысл же его ищут потом.
Взял - прав. Не взял - не прав, зато будешь прав, когда возьмешь. Суета
это. Каждый себя убеждает - я прав. Без правоты никто жить не может.
Всеслав. - Погляди на наш мир! Греческая империя не первый век насмерть
бьется с турками и арабами. Бьется с болгарами. С италийцами. Там - вот
так! - Переплетя пальцы, Всеслав показал, как одна рука ломает другую. - И
остановиться им нельзя - тут же свалят на землю и разорвут. На западе, у
края, где Океан, франки-нормандцы с папским знаменем завоевали Британию -
остров громадный - и жителей между собой делят, как скотину, считая по
головам. Франки бросаются один на другого и упавшего душат сразу. В
Испании четвертая сотня лет идет, как испанцы режутся с арабами - маврами.
В Германии великие владетели дерутся между собой, дерутся с собственным
императором Генрихом, четвертым этого имени. У наших братьев по крови,
ляхов и чехов, резня постоянная. И Литва давит на них, давит на Полоцк
мой. У свеев, у норманнов, у датчан нет покоя. И воюют они зло, их порода
пощады не дает и не просит.
поднял, когда князь Всеслав перевел дух, но тот продолжал:
обживаться. Чем? Мечом да копьем. А сзади, за половцами, что? Знаешь? Не
знаешь, не говори, я скажу. Там дней сотни на три пути - степь, пустыня,
горы. И везде один идет на другого. Истощатся, передохнут, подкопят народу
- и вновь, и вновь война, война, война. Половцы не зря пришли. Их сзади
Контровский Владимир
Андреев Николай
Бажанов Олег
Круз Андрей
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман