неблагодарный осел, которого следует повесить на городских воротах.
Понимаешь меня?
красноватыми глазами. Староста наклонился к его уху и, хмуря брови, долго
что-то шептал, то и дело оглядываясь на Гефестиона, причем, когда он
оборачивался к македонцу, жирная рожа плута расплывалась в улыбке.
жители Мараканды! Радуйтесь! Царь Искендер Зулькарнейн, да славится его
имя вечно, покупает все наши товары.
Варахрана:
что вы привезли или вынесли на базар сегодня.
сделках в Мараканде еще не слышали. Потом снова заговорил Фрада:
черепок.
Искендера. Не теряйте табличек. Когда царь, да будет благословенно его
имя, вернется из похода на Киресхату, он любому, кто предъявит черепок,
выдаст сколько следует золотых или медных монет.
вернется через три года? Или совсем не вернется? Люди пришли на базар,
чтобы обменять зерно на посуду, овец на земледельческие орудия, сухие
фрукты на одежду, - чтобы приобрести, с душевной болью отрывая от скудных
запасов немалую часть, вещь, еще более необходимую в хозяйстве. И вот им
предлагают какие-то черепки, которые ни к чему не приспособишь... Базар
зашумел.
освободил от Бесса? Искендер. Я б на вашем месте даром отдал все, что
есть. А вы трясетесь над погаными горшками, чтоб им разбиться! Эх, люди!
храмовую площадь. Ну, пошевеливайтесь!
как это делали персы, они бы стали защищаться. Но тут... ведь у них просто
покупают, кажется? Один из селян бросил на свой мешок с пшеницей
недоуменный взгляд и неуверенно двинулся к воротам. Здесь его остановил
базарный староста.
начертил (или сделал вид, что начертил) несколько слов на куске выделанной
телячьей кожи.
облегчением. - Значит, нам и вправду заплатят за товары?
ударом по голове, скрутили руки за спиной и отволокли в сторону. Пшеница
пшеницей, а раб все же более выгодный товар.
на храмовой площади хватали македонцы. Мужчин, женщин, детей.
взобравшись из любопытства на стену, отделяющую рынок от святилища,
увидел, что происходит перед храмом огня. Он замахал руками и завопил. К
нему быстро поднялся по лестнице Фрада.
народ! Юнаны обманули нас! Они хватают каждого, кто выходит к храму!
весной. Толпа ремесленников и селян опрокинула македонцев, стоявших у
ворот, вырвалась на храмовую площадь. Поодаль от святилища, возле стены,
сбились в кучу шестьдесят избитых и связанных людей. Македонцы пятились,
выставив сариссы.
было оружия, они сражались с ожесточением, - все пошло в ход: горшки,
мотыги, палки, оглобли повозок.
Под напором длинных пик народ, после короткого, но яростного
сопротивления, разбежался. Прятались по дворам, скрывались в окрестных
полях и садах. Многих убили. Многих забрали в плен.
заметил, как загнул на руках семь пальцев. Его взгляд упал на три
оставшихся перста. Он быстро загнул и эти и стукнул кулаком о кулак. -
Сначала Клит... Потом бранхиды и узрушаны... Затем погром в Мараканде...
Ясно! Пора за дело, согдийцы. Баро, позови Алингара.
со всех ног бросился вниз и привел жреца Алингара - сумрачного мужчину с
кривым носом и длинной бородой. Алингар слыл мудрецом, знал наизусть
священную книгу зороастрийцев "Авесту" и хорошо писал не только
по-согдийски, но и на многих других языках Востока.
Спантамано не напрягались так душевные силы, а напряжение требовало
какой-то разрядки. И Спантамано, начав однажды в Наутаке, когда выбирал
между Искендером и Бессом, не мог уже остановиться и незаметно для себя
пристрастился к пьянящему напитку.
жадно выпил вина и облегченно вздохнул:
Баро. Наутакец приносил хлеб, мясо и вино и мягко отстранял Зару, когда
она приближалась к резному входу. Это обидело женщину. Спантамано важным
делом занят? Но ведь он мог сам об этом сказать! Да и какое дело важней,
чем их любовь? Зара хотела узнать, что затеял супруг, и беспокойно
прислушалась к тихим голосам, доносившимся из комнаты. Говорил обычно
Спантамано. Жрец чаще молчал. По временам Баро вызывал наверх
какого-нибудь воина. Выйдя от господина, тот прятал что-то за пазухой,
выбегал во двор, садился на коня и поспешно исчезал.
Он похудел, но зато его глаза сверкали сейчас особенно ярко. Улыбка была
веселой, а руки порывисто взлетали, как у танцующего горца.
сейчас поняла, как сильно по нем соскучилась. И если бы он предстал тоже
опечаленный разлукой, она бросилась бы навстречу. Но его веселая улыбка...
Значит, не грустил о ней? Зара опустила глаза и отвернулась.
как получилось... Дело захватило.
хотелось обнять его. В первые дни замужества она уже испытывала такое
двойственное чувство. Что победит в сердце женщины - зависело от
Спантамано. Он догадался - и не поскупился на поцелуи.
совершил ничего зазорного.
великое!
как мне хорошо... - Он засмеялся от избытка радости, бурлящей в нем,
поцеловал жену в лоб и вскочил.
одежды. Женщина покраснела и опустила руку, протянутую супругу во след.
Лицо Зары стало злым, утратило красоту. Она не понимала, чего добивается
этот человек. Дочь Оробы смутно догадывалась: стремления Спантамано
угрожают ее благополучию. Долго, до самого вечера, сидела она у окна,
сердитая и молчаливая, и так как Спантамано не появлялся, сердце женщины
все более плотно окутывалось холодной мглой отчуждения.