кулаками глаза, когда по главной улице промчались трое саней с тремя
полицейскими в красных мундирах, размахивающими кнутами; и Доусон снова
протер глаза, узнав седоков в этих санях.
весь мир, и все лучшее у нас впереди.
дело,-- сказал он капитану Александеру, и капитан Александер заявил, что он
не привык отступать.
доходя до безумия.
частенько сидел у камина полковника Трезвея; обычно он приходил не один, а
захватывал еще кого-нибудь с собой.
знакомых.-- Нет? Так идемте со мной!
сверкая глазами из-под густых бровей. Так или иначе, ему почти всегда
удавалось привести с собой гостя. У всех таких гостей были жены, и этими
посещениями в ряды оппозиции вносилось разложение.
слабый чай и болтовню; журналисты, инженеры и праздношатающиеся джентльмены
заботились о том, чтобы тропа к жилищу полковника не зарастала, хотя ее и
проложили самые влиятельные в Доусоне люди. Таким образом, дом Трезвея стал
понемногу центром местной жизни, и, встретив коммерческую, финансовую и
официальную поддержку, он не мог не приобрести значения в обществе.
миссис Шовилл и подобных ей женщин стала более скучной, потому что они
потеряли веру в некоторые устарелые и нелогичные правила поведения. Кроме
того, капитан Александер, как высшее должностное лицо, имел большое влияние
в округе, и Джекоб Уэлз олицетворял Компанию, а в обществе считалось
неблагоразумным держаться в стороне от Компании. Так в самом скором времени
осталось не более полудюжины семейств, сохранивших свою отчужденность; на
них махнули рукой.
заявки, другие -- те, что их не сделали, скупили всех пригодных собак и
отправились к Дайе по последнему льду. Случайно выяснилось, что Дэйв Харни
-- обладатель большинства собак.
полярное солнце впервые начало пригревать землю.
мокасин, которые я захватил, не говоря уже о сапогах. Знаете, Уэлз, вы
здорово провели меня на сахаре, хоть я и не могу сказать, чтобы я был
окончательно выбит из седла. Не так ли? Джекоб Уэлз улыбнулся.
предписание приказчикам. Их не продавали оптом.
всего-то их было пар двести. Но ваши приказчики клали в кассу мои деньги,
только мои, других там не было. "Не хотите ли выпить чего-нибудь?" --
спрашивал я. Они не возражали. Пожалуйста! Но за это я получал то, что мне
нужно. Называйте это своего рода уступкой. Мне это было по карману. Так вы
говорите -- уехать? Нет, в этом году я не уеду.
сенсационной, привела Сент-Винсента на реку Стюарт. Немного позже Джекоб
Уэлз, заинтересовавшись ущельем Галлахера, а также медными залежами у реки
Белой, прибыл в тот же район вместе с Фроной, так как эта поездка была
скорее увеселительной, чем деловой. Тем временем Корлисс и Бишоп, объехавшие
в течение месяца с лишним районы Мао и Макквестчен, свернули на левый приток
Гендерсона, где надо было разобрать множество заявок.
стало опасно. Старатели по остаткам талых льдов пробрались к группе островов
ниже устья Стюарт, где одни из них устроили себе временное жилище, а другие
воспользовались гостеприимством владельцев хижин. Корлисс и Бишоп поселились
на Острове Распутья (получившем свое название из-за того, что партии
старателей с материка обыкновенно делились здесь на группы, расходившиеся в
разные стороны, где Томми Макферсон уже раньше устроился довольно уютно.
Двумя днями позже Джекоб Уэлз и Фрона подъехали сюда после опасного
путешествия по реке Белой и расположились на возвышенности в верхнем конце
острова. Несколько измученных чечако, первых ласточек золотой лихорадки по
этой весне, разбили лагерь на берегу реки. Здесь же были какие-то молчаливые
люди, которым преградил путь тающий лед; они
судоходной, либо скупали лодки у местных жителей. Среди них особенно
выделялся барон Курбертен.
спросила она, подавая ему руку -- Вы! Вы!..--Он снял шляпу.--Какая прелесть!
-- Я уверена...-- начала она.
повернулся к очень знакомой рыбачьей лодке: только что его надул Макферсон,
взяв за перевоз тройную цену.--Вот это каноэ! Прелестное каноэ, ведь,
кажется, так говорят янки?
вас и не в лодке. Ага! Дело в вашем обещании. Вы помните, мы как-то
разговорились у мадам Шовилл о лодке и о моем неумении с ней обращаться, и
вы обещали, вы сказали... -- Что я дам вам первый урок?
глубоко, в самом сердце реки! Вода скоро сбросит оковы. Вот лодка! Здесь мы
встретились! Первый урок! Чудесно? Чудесно!
от первого узким проливом. Сюда, когда от дороги почти ничего уже не
осталось и собакам приходилось передвигаться вплавь, прибыл Сент-Винсент,
последний, кто осмелился ехать по зимнему пути. Он поселился в хижине Джона
Борга, угрюмого, мрачного субъекта, мизантропа. Роковая случайность
заставила Сент-Винсента выбрать во время ледохода именно хижину Борга в
качестве убежища.
ваши одеяла в угол. Бэлла уберет свое барахло с койки. Вторично он заговорил
только вечером. -- Вы можете сами себе стряпать. Когда баба освободит плиту,
будет ваш черед.
всех виденных Сент-Винсентом. Она вовсе не была грязновато-смуглой, как
многие ее подруги; ее чистая кожа отливала бронзой, и черты ее лица были
вовсе не так резко очерчены, как у иных ее соплеменниц.
челюсти уродливыми руками, сидел неподвижно, уставившись перед собой,
покуривая вонючий сивашский табак. Его взгляд мог бы показаться задумчивым,
если бы глаза его щурились или мигали. Но теперь лицо его точно застыло в
трансе.
разговор.
насквозь, не то глядя куда-то мимо. Казалось, он забыл о существовании
Сент-Винсента. Должно быть, обдумывает какие-то важные проблемы, вероятнее
всего, собственные грехи, решил журналист, нервно скручивая себе папиросу.
Когда растаяли клубы желтого дыма и Сент-Винсент собирался скрутить себе
вторую папиросу, Борг внезапно заговорил.
физиономию. Прежде всего бросалась в глаза массивная, неправильной формы
голова с сильно развитой верхней частью. Ее поддерживала толстая, бычья шея.
Она была вылеплена с расточительностью, свойственной первобытным формам, и
все относящееся к ней носило печать той же первобытной асимметричной
необработанности. Волосы, растущие целым лесом, густые и лохматые, местами
переплетались в причудливые седые пряди, а кое-где, как бы издеваясь над
старостью своего обладателя, свивались тусклыми черными кудрями необычайной
густоты, похожими на толстые скрюченные пальцы. Жесткая борода местами
совершенно вылезла, а местами торчала седоватыми пучками, напоминая
кустарник. Она разрослась по всему лицу и спускалась космами на грудь, не
закрывая, однако, впалых щек и кривого рта. Его тонкие губы были
служивший необходимым дополнением к неправильности всего лица. Это был
великолепный лоб, крутой и широкий; в нем было что-то величественное. Он
казался вместилищем великого ума; за ним могла скрываться мудрость.
уронила тяжелую оловянную чашку. В хижине было очень тихо, и резкий звон
прозвучал неожиданно. В ту же минуту раздался звериный рев, и Борг,
опрокинув стул, вскочил со сверкающими глазами и искаженным лицом. Бэлла
издала нечленораздельный, животный крик ужаса и припала к его ногам.
Сент-Винсент почувствовал, что волосы у него встают дыбом, и жуткий холодок,
словно струя ледяного воздуха, пробежал по спине. Вдруг Борг, придвинув
стул, опять принял прежнюю позу и, подперев подбородок руками, глубоко о
чем-то задумался. Никто не проронил ни слова. Бэлла как ни в чем не бывало
продолжала убирать посуду, а Сент-Винсент крутил папиросу дрожащей рукой и
спрашивал себя, не было ли все это сном.