Затем я снова вернулся на свое место и стал глядеть на воду.
Пальмы так же отражались в воде, но отражение женщины исчезло.
галлюцинация. Просто кто-то был на холме -- очевидно, женщина
-- и сошел вниз, под тень деревьев. Это было естественное
объяснение, и я им удовлетворился.
мне любопытства, и вместо того чтобы сидеть, отдаваясь
мечтательным размышлениям, я встал, озираясь кругом и
напряженно прислушиваясь.
женщина не могла очутиться в таком месте в такое время. Да и по
одежде это, несомненно, была индианка. Что же делала она здесь
одна, в этом уединенном месте?
ничего странного. У детей лесов время движется по-иному, не
так, как у нас. Ночь, так же как и день, может быть заполнена
делами и развлечениями. Ночная прогулка индианки могла иметь
свою цель. Может быть, она просто вздумала выкупаться... А
может быть, это влюбленная девушка, которая под сенью
уединенной рощи назначила свидание своему возлюбленному...
"А вдруг это Маюми?"
меня эта мысль. Уже весь день я находился под впечатлением
тяжелого подозрения, возникшего у меня после нескольких слов,
брошенных в моем присутствии одним молодым офицером. Они
относились к красивой девушке-индианке, по-видимому хорошо
известной в форте. В тоне молодого человека я уловил
хвастливость и торжество. Я внимательно слушал каждое слово и
наблюдал не только за выражением лица говорившего, но и его
слушателей. Я должен был решить, к какой из двух категорий --
хвастунов или победителей -- я должен его отнести. Судя по
собственным словам офицера, его тщеславию был нанесен удар, а
его слушатели, или, во всяком случае, большинство из них,
допускали, что он достиг полного счастья.
намеков, но слов "индианка" и "красавица" уже было достаточно,
чтобы сердце мое тревожно забилось. Конечно, я мог бы легко
успокоить себя, задав офицеру простой вопрос. Но именно
этого-то я и не решился сделать. Поэтому весь день я терзался
неизвестностью и подозрениями. Вот почему я был вполне
подготовлен к той мучительной догадке, которая промелькнула у
меня, когда я увидел отражение в воде.
быстро, почти мгновенно. По берегу озера проскользнула темная
фигура; она появилась в ярком озарении лунного света, шагах в
шести от меня. Я мог ясно рассмотреть ее. Это была
женщина-индианка. Но не Маюми!
когда-то была красавицей, а потом подверглась бесчестию и
поруганию. Она сохранила следы былой красоты, которые не могли
совершенно изгладиться. Так статуя греческой богини, разбитая
руками вандалов, даже в осколках сохраняет свою величайшую
ценность.
которые восхищаются зрелой красотой, для них она еще могла
казаться привлекательной. Время пощадило благородные очертания
ее груди, ее полных, округлых рук. Я мог судить об этом, ибо
весь ее стан, обнаженный до пояса, как в пору ее детства,
предстал передо мной, облитый ярким лунным светом. Только
черные волосы, в диком беспорядке рассыпавшиеся по плечам,
немного прикрывали ее тело. Время пощадило и их: в роскошных
косах, черных, как вороново крыло, не виднелось ни одной
серебряной нити. Время не тронуло и ее лица. Все сохранилось --
и округлость подбородка, и овал губ, и орлиный нос, с тонким,
изящным изгибом ноздрей, и высокий, гладкий лоб, но глаза...
Что это? Почему в них такой неземной блеск? Почему в них такое
дикое, бессмысленное выражение? Ах, этот взор! Милосердное
небо! Эта женщина безумна!
взгляд мог убедить даже случайного наблюдателя, что разум здесь
был низвергнут с трона. Но мне не надо было смотреть ей в глаза
-- я знал историю всех ее несчастий. Не раз мне приходилось
встречаться с Хадж-Евой(48), сумасшедшей королевой племени
микосоков.
того -- прийти в ужас: вместо ожерелья у нее на шее была
зеленая змея, а пояс вокруг талии, ярко блиставший в лунном
свете, тоже оказался телом огромной извивающейся гремучей змеи.
маленькой змеи опустилась на грудь женщине, а более опасная
змея обвилась вокруг ее талии; ее хвост с погремушками висел
сбоку, а между пальцами безумная держала голову змеи, глаза
которой сверкали, как брильянты.
волосы защищали ее от солнца и ливня. На ногах у нее были
мокасины, скрытые длинной "хунной", спускавшейся до земли. Это
была ее единственная одежда, богато вышитая бисером, украшенная
перьями зеленого попугая и отороченная перьями дикой утки и
мехом хищных животных.
Но я видел все это раньше: зеленую змею и гремучую змею --
кроталус, и длинные пряди волос, и дикий блеск безумных глаз.
Все это было безопасно, безвредно -- по крайней мере, для меня.
Рэндольф! Вождь бледнолицых! Ты не забыл бедную Хадж-Еву?
мико! Твою прекрасную жизнь, твою драгоценную жизнь... Ах,
драгоценную для нее, бедной лесной птички! Ах, кто-то был
драгоценным и для меня давно, давно! Хо, хо, хо!(50)
песню и обращаясь к змее, которая, завидев меня, вытянула шею и
начала проявлять явные признаки ярости. -- Тише, король змей!
Это друг, хотя и в одежде врага! Тише, а не то я размозжу тебе
голову!.. Ие-ела! -- снова воскликнула она, как бы пораженная
новой мыслью. -- Я теряю время на старые песни! Он исчез, он
исчез, и его не вернешь! А зачем я пришла сюда, молодой мико?
Зачем пришла?
вспомнить.
могут убить, молодой мико, тебя могут убить, и тогда... Иди,
беги, беги назад в форт и запрись там, оставайся со своими
людьми, не уходи от своих синих солдат... Не разгуливай по
лесам! Тебе грозит опасность.
покушение на мою жизнь, я почувствовал смутную тревогу. Я знал,
что у безумной бывали моменты просветления, когда она
рассуждала и действовала вполне разумно и даже с удивительной
ясностью сознания. Вероятно, сейчас и был один из таких
моментов. Узнав о готовящемся на меня покушении, она пришла
предупредить меня.
узнать о его замыслах?
Ие-ела! Разве ты не знаешь этого?
Рэндольф. Ни один краснокожий во всей стране семинолов не
тронет и волоска на твоей голове. А если бы такой и нашелся, то
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Корнев Павел
Фазиль Искандер
Ильин Андрей