на чинопочитание. Но и фамильярности никакой, ни единого грана. В каждом
вопросе, в каждой реплике ребят чувствовалось искреннее и огромное уважение
учеников к учителю -- признанному главе советских полярников, своими ногами
прошедшему Арктику вдоль и поперек, участнику десятков дрейфов, зимовок и
экспедиций, крупнейшей эрудиции ученому и блестящему организатору; к своему
старшему коллеге, который видел и испытал столько, что его уже ничем не
удивишь и ничем не напугаешь: в Ледовитом океане купался (однажды по своей
воле, раздевшись донага в лютый мороз-- чтобы спасти ценный прибор); в
ледники и трещины проваливался; от вала торосов спасался; из пурги, аварий и
всяких катастроф уходил не счесть сколько раз.
известны. Самые прославленные имена -- Фритьоф Нансен и Отто Шмидт, о
которых написано много книг, и за ними -- их ученики и последователи, еще
ждущие своих биографов: Евгений Федоров, Михаил Сомов, Алексей Трешников,
Евгений Толстиков...
экспедиции, один из первооткрывателей хребта Ломоносова в Ледовитом океане,
автор многих книг и оригинальных теорий-- стоит ли говорить, какой интерес
вызвало у меня неожиданное знакомство с Трешниковым?
бог ростом не обидел, своей богатырской фигурой; все в нем массивно-- черты
лица, туловище, руки, плечи. На лацкане пиджака звездочка Героя; спокойный
холодноватый взгляд излучает уверенность и волю; кажется, что в присутствии
этого человека не может произойти никаких ЧП -- настолько крепко он держит в
руках и нить разговора и события. Сильный человек, про таких говорят --
глыба.
узок -- с ним встречаться.
больше соответствует современной науке,-- говорил Алексей Федорович.-- Мы
преклоняемся перед Шмидтом времен организации Арктики и перед Шмидтом
периода создания космической гипотезы. Каждому свое: один не выходит из
кабинета, считая, что при данном уровне науки не обязательно заниматься
черной работой на месте событий; другой все хочет увидеть своими глазами,
пощупать своими руками и лишь потом изложить на бумаге свои мысли. Не. стану
скрывать своих симпатий -- мне по душе Отто Юльевич... Я не могу серьезно
говорить с людьми, которые сожалеют о том "потерянном для науки" времени,
которое Щмидт затратил на арктические походы. Стоит ли доказывать, что
именно в это "потерянное время" Шмидт создал советскую арктическую школу?
Трешникова, полгода в году не снимающего унты и меховую куртку, иной раз
физически не хватает времени обосновать новую гипотезу; но они знали и о
том, что будь их Трешников кабинетным ученым, он стал бы автором еще
нескольких фолиантов, но не был бы тем Трешниковым, которого так уважают и
любят советские полярники.
льдину, в которой уже были прогалины, упряжку с продуктами для четырех
ребят. И вдруг перед упряжкой взлетела какая-то птица. Собаки рванулись за
ней -- и все мы провалились. Пришлось по плечи в воде идти к берегу, ломая
собой лед, наподобие ледокола, и тащить полузатопленную упряжку. Вытащил
все-таки... Но тогда,-- Трешников вздохнул,-- мне было двадцать три года...
прилетели последние четыре зимовщика с расколотой на куски станции "СП-13".
И Василий Сидоров, молодой начальник станции, еще не успевший как следует
прийти в себя, вдруг, смущаясь, спросил:
теперь, когда вы директор и доктор наук, читаете в разных странах доклады на
английском языке. Герой и так далее, -- что вы испытываете, когда мы,
молодежь, едем дрейфовать? Вам не бывает простите... как бы сказать...
Трешников. -- Еще как завидую, черт возьми!
ВАХТЕННЫЙ ЖУРНАЛ
с большим уважением листал вахтенный журнал. До сих пор я остерегался это
делать, так как знал, что некоторые корреспонденты, побывав два-три часа на
станции, сдували из журнала цифры и сенсации для своих летучих творений,
разбавляли комментариями, и в результате читатель получал развесистую
клюкву. Один собрат по профессии, сидя в каюткомпании, долго мне доказывал,
что достаточно окинуть орлиным оком место действия-- и материал собран.
Помните историю с Бахчисарайским фонтаном? Александр Сергеевич провел подле
'него пяток минут, черкнул несколько строк в записную книжку и создал
великолепную поэму!
пришел писатель и потребовал, чтобы санаторный слесарь отремонтировал
водопровод на его, писателя, даче. Задетый бесцеремонностью просителя,
директор заявил, что санаторий дачников не обслуживает.
не отказывал.
некоторые из них, взятые наугад.
В. С.) Единодушное мнение-- выбросить как можно дальше, чтобы не портил
настроение... Наш бедный доктор Лукачев страдает от зубной боли!
изображают в новогодних фильмах. Тихо. Крупными хлопьями падает снег.
Настроение бодрое. Тем более что после обеда ожидается баня!
котлеты по-киевски, салаты, заливные... А подарки рассмешили всех до слез:
например, здоровый гаечный ключ в коробке из пенопласта; а Архипову подарили
второго ферзя, потому что с одним он не выигрывает... В четыре часа ночи
разошлись. Обошел домики: все спали глубоким сном, и притом -- на своих
местах!
знаменательным событием. Мы пересекли 83-ю параллель!.. Но вдруг в 21.03 наш
метеоролог Кизино звонит в кают-компанию и сообщает, что под его домиком
прошла трещина. Ужас? Нет. Все по команде начальника станции, спокойно допив
чай, пошли выручать товарища, вооружившись лопатами.
старый аэродром через трещину. Поездка прошла благополучно *, привезли
бревно и баллоны с газом. Трещина постоянно дышит, поездки на аэродром
опасны, необходимо строить новый.
надеяться, что догадаются захватить почту. Последняя была три месяца назад
-- срок, который кажется вечностью.
чемпионом мира. Мо-лод-цы! Отправили поздравительную телеграмму.
представление о буднях станции, хотя полярники -- народ сдержанный и
довольно скупой в проявлении своих чувств. Несколькими строками дежурный
отчитывался за сутки дрейфа, а иные сутки стоили недель. Но журнал --
документ, летопись и посему создает необычайный простор для литературного
вымысла. Представляю, как лет через пятьдесят попадут эти страницы в руки
какого-нибудь инженера по холодной обработке человеческих душ: трагедия
обратится в фарс, а веселый случай-- в драму. Впрочем, стоит ли заранее
сетовать на легкомысленное отношение наших потомков к документам? Мы сами
иной раз крохотный фактик раздуваем до размеров кита, а настоящего кита
перерабатываем на мыло...
который уверен, что он объективен в оценке прошлого,-- жертва самообмана. В
свое время на меня большое впечатление произвел философ, который считал, что
вывод может быть точным только тогда, когда на него не воздействуют страсти.
А разве можно бесстрастно вспоминать прошлое? Одни историки безудержно
восхваляют и оправдывают захватнические войны Наполеона, другие -- столь же
энергично осуждают завоевателя, погубившего цвет французской нации; уже
давным-давно осужден историками Чингисхан, заливший кровью десятки стран, но
нашлись "ученые", поднявшие на щит этого деспота. Такие "ученые" всегда
готовы одних кумиров разбить, других забыть, а третьим помочь втиснуться в
историю, расчистив им путь локтями, как в переполненном трамвае.
листки -- вахтенные журналы человечества, бесстрастные свидетели- истории.
Из них слова не выкинешь и нового не .вставишь -- все равно будущие доки
раскроют, как раскрыли интерполяции о Христе в "Иудейской войне" Иосифа
Флавия. Наши книги будут прочитаны и забыты, одни раньше, другие позже.
Вахтенный журнал в типографию не попадет -- его место на архивной полке. Но
именно ему, единственному подлиннику, искреннему регистратору событий,