послание великой княгини к шпионке матери Иоганне Ангальт-Цербстской. Но
ведь и раньше предупреждал их величество, что великая княгиня -- колючий
цветок, несмотря на запрет ищет способ напрямую общаться с маменькой. А что
государыня? Только изволили улыбаться и журить своего старого канцлера:
"Вечно ты, Алексей Петрович, в каждой собаке волка ищешь!" Теперь поверила.
прусский шпион, сие не важно. Скорее всего и думать забы-ла об этом. Их
величество не только криминальными делами брез-гует, но и государственные
держит в небрежении.
тебе и военные секреты, и численность войск, и коли-чество провианту. Ясно,
что эту тайнопись вручил Гольденбергу Сакромозо, они весь вечер на маскараде
были вместе и не скрыва-ли этого. Но Сакромозо сам в передаче не сознается,
на дыбу его не поднимешь -- иностранец! Значит, сидит он себе на Каменном
Носу, и пусть сидит... потом разберемся. Главная цель сейчас до-казать, что
информацию про армию дал Сакромозо Лесток. А может, не Лесток? Надо снять
допрос с Сакромозо...
Смелый,.. А может, это дело рук "важного"? Не-ет, не ста-нет Воронцов марать
об это руки.
Чтоб против матушки-государыни, а Лесток... пусть не главный заговорщик,
пусть просто участник... Это даже лучше, что просто участник...
Алексей Петрович решил, что чья-то карета переверну-лась, и подошел к окну.
На улице было пусто, а снизу, с первого этажа, уже неслись неразборчивые
крики. Внятен был только голос жены.
работает, значит произошло что-то из рук вон...
камзоле, взял свечу и пошел на лестницу.
кладовой. Заслышав его шаги, навстречу вышла жена. Встрепан-ная, с деланной
улыбкой, она загородила дорогу мужу, лепеча ис-пуганно:
отодвинул жену рукой, прошел в буфетную. Там на лавке в беспамятстве лежал
старый камердинер Никифор. Алексей Петрович подумал было, что он пьян, но
как только поднес све-чу, увидел, что лицо и голова Никифора в крови, а рука
висит плетью.
и не спрашивать, и так все ясно.
и закрыла рот, словно затыкая его, запрещая гово-рить дальше.
Петрович.-- Ушел?
на высокой ноте, вздела руки:-- Не ходите, Христом Богом молю. Не ходите! Не
в себе он.-- Она вдруг повалилась на пол, обнимая ноги мужа.
притворством. Супруга его, немка, ненавидела все русское, но в критические
минуты вела себя как баба-распустеха. Так, казалось ей, она скорее доберется
до нутра мужа. Впрочем, на этот раз она была вполне искренна, видно, сильно
испугал ее сы-нок, маменькин баловень.
тыльной стороной ладони мокрый лоб, а потом сказал жестко:
но изредка в них наведывался граф Антон. Кажет-ся, нет большей радости для
родителя, чем лицезреть в своем до-му дитятю. Но сын никогда не приходил
трезвым, всегда устраи-вал непотребные сцены. И всегда мать его покрывала. А
сейчас вообще особый случай.
никакого света в комнате не было. Сын сидел в кресле, не сидел -- лежал,
широко раскинув ноги. Завидя отца, он не встал, не поздоровался, только
мрачно, тяжело уставился на родителя.
Алексей Петрович.-- Ты где должен находиться? Почему съехал с Воробьиной
мызы? -- Голос его неожиданно рванулся вверх и замер на неловко скулящей
ноте.
куда он выпроводил сына после постыдной дуэли. На-каз был -- в столицу ни
ногой! И вдруг явился.
Взгляд его можно было бы назвать бессмысленным, если бы не выражение лютой
злобы. "Да слышит ли он меня?" -- подумал Бестужев.
ребро, государыне жаловаться побежит!
но внятно произнес граф Антон и мотнул подбородком, стараясь скрыть икоту.
кряду. Проклятая простуда, и ведь платка с собой нет, манжетой приходится
утираться.
здесь Алексей Петрович увидел, что, кроме сына, в комнате находится еще один
человек -- молодой офицер, весь ка-кой-то черный. На нем был плащ до пят,
темный парик нечесан, бук-ли на висках топорщились по-мужичьи. Он неловко
отклеился от стены и лихо, со щелканьем каблуков и бодливым жестом головы
представился:
Антошеньку и привез. Дозвольте, Алексей Петрович, гос-подам в доме
переночевать.
поднялся на второй этаж. Коль промолчал, значит разрешил, видно, так и
поняли его уход -- загалдели, затрещали голосами.
лыко в строку, а сейчас мозги словно заклинило. На чем он остановился? Чтоб
окончательно сокрушить Лестока, надо-бен хороший заговор. А где он его
возьмет?
за домом Лестока осуществить не помешает. Про рыцаря мальтийского никому ни
слова. В разговоре с государыней на-мекнем, что к врагам нашим попали зело
важные сведения. Отку-да? От некоторых лиц, коих в шифровальных депешах не
по име-нам, а по шпионским кличкам поминают. И эти самые Важный и Смелый
рвутся к власти, используя иностранную креатуру в своих целях, и подрывают
этим престиж отечества нашего. Коротко и ясно: Лестока и Воронцова --
пресечь!
разговаривая с Софьей, и чем больше думал Саша над этой фразой, тем меньше
она ему нравилась.
Господа Бога! В последнем случае он понял бы, что на-до действовать,
рассчитывая только на себя. Впрочем, до Бестуже-ва так же далеко, как до
Всевышнего. Давно ли он стоял в кабине-те тогда еще вице-канцлера Бестужева,
и не жалким просителем, а помощником, оказавшим неоценимую услугу. Бестужев
был щедр. Кто, как не он, сделал Сашу гвардейцем, и хоть не напрямую,
косвен-но, но помог получить руку Анастасии.
его похищенным архивом не было, и горе тому, кто об этом вспомнит!
Петрович даже намеком (а случалось бывать в общих гости-ных) не дал понять,
что когда-то, пусть на миг, их судьбы сплелись в тугой узелок. К Бестужеву
можно будет обратиться только в крайнем случае, а пока, похоже, этот
"крайний" еще не наступил. "Произошла ошибка",-- сказала великая княгиня. А
какая ошибка? Было любовное свидание. Если их застали вместе, то Никите
гро-зит ссылка, а пока, естественно, арест. Но это недоразумение можно
решить росчерком пера.
напоминать, что хоть и был когда-то Лесток во вражьем стане и по его вине
Анна Гавриловна Бестужева отбывает ссылку в Якутске, но вести с ним разговор
о Никите Оленеве куда легче, чем с Бестужевым. Лесток весел, неизменно
благодушен и весьма вежливо раскланивается с Сашей при случайных встречах.
"Ах, мой юный друг. Политика -- жестокая игра, а человеческие отноше-ния --
совсем другое. Поверьте, я всегда относился к вам с сим-патией".
умен, хитер, коварен -- вот обратная сторона его улыбок. Но и к нему можно
подобрать ключик, он ведь и доверчивым бывает, славный лейб-медик. Он,
словно престарелая кокетка, уверен в своем обаянии. А такой скажи только,
что сегодня она "чудо, как хороша", и разговор сразу пойдет в нужном тебе
направлении.
окольных путей: "Сударь, я пришел к вам просить о милосер-дии! Только вам
под силу... Дальше та-та-та... великая княгиня и прочее..." А если он
удивится и сделает вид, что ничего не понимает? Лесток ведь всегда хитрит,
даже если в этом нет необ-ходимости. Он и завтракает, наверное, с хитрой
Суворов Виктор
Херберт Фрэнк
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Белогорский Евгений