удара, но офицеры успели схватить Ягупова за руки и оттащить к окну. Лядащев
помог Саше встать и усадил его в кресло.
захотел? Так я тебя, пакостника, вызываю! Слышь? Я твои кишки намотаю на
шпагу...
со мной! Зачем ты его ударил? -- И тут же с досадой, но учтиво, словно не о
нем только что шла речь, обратился к Белову: -- Зря вы ввязались, сударь.
Дуэль необходима! Шпага -- суть дворянской доблести. А кулаки... -- Он
держался за распухшее ухо и с удивлением вслушивался в свой чужой и словно
треснутый голос: -- В древних Афинах циник Крат повесил дощечку под синяк...
чтоб все знали... и написал на ней...
-- Бог с ними, с Афинами. Здесь Россия. А вы не трус! Будете моим
секундантом? Как вас зовут?
лейб-кирасирского полка Родион Бекетов, -- раскосый офицер щелкнул
каблуками, -- поручик Вениаминов, -- третий офицер с миловидным, добрым
лицом коротко взглянул на Сашу и опять обратил все свое внимание на Ягупова,
который сидел на подоконнике, бессильно опустив руки.
ясно испытывали облегчение от того, что назревающая драка кончилась таким
простым и приятным способом.
зайцев стрелять. Лучше на Каменный.
Бекетов. --Из-за'дюжины тетерок неприятность устроит...
А на Каменном, говорили, табор стоит. Поехали на Каменный.
Вениаминова были заняты -- они дежурили во дворце.
--Лодку я достану. Десять утра всех устроит?
некого звать в секунданты... Не согласились бы вы...
глазах его и в изгибе полных, красиво очерченных губ угадывались насмешка и
удивление -- откуда, мол, ты взялся, смелый воробей, и что-то еще неожиданно
доброе и грустное. Александр почему-то смутился и понял, что куда больше,
чем удовлетворять свою дворянскую честь, ему хочется подружиться с этим
офицером.
Ягупов. -- Это больно, я знаю. Но драться с тобой я не буду. Чего ради я с
тобой буду драться? Вася -- другое дело... Вася моим другом был. -- Он вдруг
сжал огромный кулак и погрозил кому-то неведомому. -- Сволочи! -- сказал он
тихо. -- Надька под стражей сидит, а я буду шпагой пырять, честь, понимаешь,
защищать... -- Он тяжело поднялся, оскалился на трактирщика, который наконец
осмелился вылезти из-под стойки, и пошел к двери: -- Все мы сволочи! --
повторил он на прощание, и за тремя офицерами закрылась дверь. Лядащев и
Александр остались сидеть друг против друга.
передернул плечами, -- если мой рябчик еще не улетел.
Трактирщик! Убери все лишнее и принеси вина. А то здесь одни пустые бутылки.
движение челюстей отзывалось такой мучительной болью в голове, что он против
воли то и дело хватался за распухшее ухо и осторожно ощупывал его, словно
пытался убедиться, что оно на месте. Лядащев был вежлив, учтив, но за его
любезным поведением скрывалась легкая ухмылка -- вот, мол, послала судьба
защитника.
этом? -- вернулся Александр к интересующей его теме. -- Сознаюсь, я еще
никогда не принимал участия в настоящей дуэли.
Ягупов? -- Если бы ухо меньше болело, Александр бы давно понял, что пора
остановиться в расспросах.
Сибири, мой друг. Никому не пожелаю познакомиться с этим пунктом поближе.
вам хороший совет -- как можно меньше вопросов. Вы раньше слышали фамилию
Бергер?
секундантам российский закон?
явным интересом. -- Вам не мешало бы иметь в этом городе умного советчика,
который умерил бы вашу прыть.
и наудачу вытащил записочку маленького графа, с которым обсуждал
триумфальный въезд Измайловского полка.
заглянул через плечо и повторил, вытаращив глаза:
суконном кафтане, теплом шейном платке и больших круглых очках в серебряной
оправе. Очки, сидевшие на кончике носа, придавали его лицу выражение особого
добродушия и, увеличивая и без того широко открытые глаза, делали его
круглую голову похожей на кроткую сову, примостившуюся на кряжистых, как
дубовый комель, плечах.
время...
а внуком Федора Белова, он воспринял причитания хозяина, как некий
обязательный ритуал.
прилично возрасту глаза и проверить, надежно ли прикрывает локон распухшее
ухо, -- позвольте мне быть откровенным.
было в строку и слова шли пригнанно, как бусы на нитке, Александр так смог
изложить дело, что Лукьян Петрович остался полностью убежденным, что юноша
прибыл в Петербург именно к нему, что он должен стать Сашиным защитником и
отцом родным и что если есть на свете сила, которая помогла бы Саше в его
смелых мечтаниях, то именно он, скромный чиновник адмиралтейской верфи,
является полным воплощением этой силы.
эту птицу, и понимал, что не "удивительное душевное благородство и
богатейший опыт жизни", коими наградил его юный гость, открывают путь в
гвардию, наивная вера Саши в его силы была приятна, и он проникся к юноше
горячей симпатией.
жены, ни детей. Живи как сын мой.
улице свой тощий узелок.
падений. Он был практичным, рассудительным и аккуратным человеком. И дом его
был под стать размеренной жизни и холостяцким привычкам хозяина.
никогда не собирались вместе за обеденным столом, а ели на кухне стоя,
зачастую не пользуясь ложкой, где дети не имели даже собственной одежды и
для того, чтобы выбрать на день получше башмаки или потеплее кафтан,
старались встать раньше остальных братьев и сестер, где поломанная мебель,
одеяла, подушки и тюфяки, казалось, сами перемещались по дому, прячась в
самые неподходящие места, в первый же вечер почувствовал налаженный и
устойчивый распорядок своего нового жилища.
суконных туфлях. Лысая голова его была повязана белоснежным платком,
стянутым зеленой лентой. Он первый сел за стол, хлопнул в ладоши:
Ивановна.
колбаса словно нежилась в листьях салата. На дерейянном блюде лежал теплый
пирог с вишнями.
за батюшку твоего. Сколько у него всего детей?