я. После спиртного мне сразу очень полегчало, и я был в силах оглядеться
и следить за разговором, быть может, все еще в легком тумане, но уже без
прежнего беспричинного ужаса и душевной тоски.
нас хозяин. За долгую жизнь вне закона Клуни Макферсон, под стать ка-
кой-нибудь вековухе, оброс ворохом мелочных привычек. Сидел он всегда на
одном и том же месте, которое прочим занимать возбранялось; в Клети все
расставлено было в раз навсегда заведенном порядке, коего никому не доз-
волялось нарушать; хорошая кухня была одним из главных его пристрастий,
и, даже здороваясь с нами, он краем глаза следил за жарким.
ей жене и двум-трем лучшим друзьям, либо они навещали его; большею же
частью жил в полном уединении и сообщался лишь со своими дозорными да с
челядью, которая прислуживала ему в Клети. Поутру к нему первым делом
являлся один из них, брадобрей, и за бритьем выкладывал все новости с
округе, до которых Клуни был превеликий охотник. Расспросам его не было
конца, он допытывался до всех мелочей, истово, как дитя; а услышав иной
ответ, хохотал до упаду, и припомнив задним числом, когда брадобрей уж
давным-давно ушел, вновь разражался смехом.
ный от жизни, лишенный, как и другие шотландские землевладельцы, закон-
ной власти недавним парламентским указом, он у себя в клане по-прежнему,
на стародавний обычай, исправлял судейские обязанности.
посчитались бы с решением Верховного суда, по одному слову затравленного
изгоя забывали об отмщении, безропотно выкладывали деньги. Когда он бы-
вал во гневе, а это случалось нередко, он метал громы и молнии почище
иного монарха, и прислужники трепетали и никли перед ним, как дети перед
грозным родителем. С каждым из них, входя, он чинно здоровался, а после
оба по-военному подносили руку к головному убору. Одним словом, мне
представился случай заглянуть изнутри в повседневный обиход горного кла-
на, причем такого, чей вождь объявлен вне закона и обречен скрываться;
земли его захвачены; войска охотятся за ним по всем краям, порой в ка-
кой-нибудь миле от его убежища; а меж тем последний оборванец, который
каждый день сносил от него выволочки и брань, мог бы разбогатеть, выдав
его.
него лимон (в подобных роскошествах он не знал недостатка) и пригласил
нас откушать.
доме его королевское высочество, - сказал он, - В те времена и мясо было
редким лакомством, а о приправах никто не мечтал. Да и то сказать, в со-
рок шестом на моей земле больше было драгун, чем лимонов.
подступила к горлу и я насилу проглотил несколько кусков. За едой Клуни
занимал нас рассказами о том, как гостил в Клети принц Чарли [6], изоб-
ражал собеседников в лицах и подымался из-за стола, чтобы показать, где
кто стоял. С его слов принц мне представился милым и горячим юношей,
достойным отпрыском династии учтивых королей, уступающим, однако, в муд-
рости царю Соломону. Я понял также, что пока он жил в Клети, он то и де-
ло напивался, а стало быть, уже в ту пору начал проявляться порок, кото-
рый ныне, если верить слухам, обратил его в развалину.
ную и засаленную колоду карт, какую держат разве что в жалкой харчевне,
и предложил нам сыграть, а у самого уже и глаза разгорелись.
приучен был сторониться, как недостойных; мой отец полагал, что христиа-
нину, а тем более джентльмену, негоже ставить под удар свое добро и по-
кушаться на чужое по прихоти клочка размалеванного картона. Понятно, я
мог бы сослаться на усталость, чем не веское оправдание; но я решил, что
мне не пристало искать уловок. Наверно, я покраснел как рак, но голос
мой не дрогнул, и я сказал, что не навязываюсь в судьи другим, сам же
игрок неважный.
чистоплюйство в доме Клуни Макферсона?
ный и доблестный джентльмен, и не извольте забывать, кто это говорит. Я
ношу имя королей, - Алан лихо заломил шляпу, - а потому я сам и всякий,
кто зовется мне другом, на своем месте среди достойнейших. Просто
джентльмен устал, и ему надобно уснуть. Что из того, коли его не тянет к
картам, - нам это не помеха. Я, сэр, готов и расположен сразиться с вами
в любой игре, какую ни назовете.
убогим кровом всяк джентльмен волен следовать своим желаниям. Ежели б
другу вашему заблагорассудилось ходить на голове, пусть сделает одолже-
ние. А если ему, иль вам, или кому другому тут в чем-то не потрафили, я
весьма польщен буду выйти с ним прогуляться.
ти перерезали друг другу глотки!
мился. Мало того, как человеку, у которого, возможно, есть свои сыновья,
я вам открою, что связан обещанием, данным отцу.
ложе в углу Клети. Несмотря на это, он остался не в духе, косился на ме-
ня неприязненно и всякий раз что-то бормотал себе под нос. И верно,
нельзя не признать, что щепетильность моя и слова, в коих я о ней
объявил, отдавали пресвитерианским душком и не очень-то были кстати в
обществе вольных горских якобитов.
ложе, как впал в странное забытье, в котором и пребывал почти все время,
пока мы гостили в Клети. Порою, очнувшись ненадолго, я осознавал, что
происходит; порой различал лишь голоса или храп спящих, наподобие бесс-
вязного лопотания речки; а пледы на стене то опадали, то разрастались
вширь, совсем как тени на потолке от горящего очага. Наверно, я изредка
разговаривал или выкрикивал что-то, потому что, помнится, не раз с изум-
лением слышал, что мне отвечают; не скажу, правда, чтобы меня мучил один
какойнибудь кошмар, а только глубокое отвращение; и место, куда я попал,
и постель, на которой покоился, и пледы на стене, и голоса, и огонь в
очаге, и даже сам я был себе отвратителен.
карство; но так как объяснялся он по-гэльски, до меня из его заключения
не дошло ни слова, а спрашивать перевод я не стал, так скверно мне было.
Я ведь и без того знал, что болен, прочее же меня не трогало.
только, что Клуни с Аланом почти все время сражались в карты, и твердо
уверен, что сначала определенно выигрывал Алан; мне запомнилось, как я
сижу в постели, они азартно играют, а на столе поблескивает груда денег,
гиней, наверно, шестьдесят, когда не все сто. Чудно было видеть такое
богатство в гнезде, свитом на крутой скале меж стволами живых деревьев.
И я еще тогда подумал, что Алан ступил на шаткую почву с таким борзым
конем, как тощий зеленый кошелек, в котором нет и пяти фунтов.
как всегда, отказался, и мне дали выпить какого-то горького снадобья,
назначенного брадобреем. Сквозь открытую дверь мой угол заливало солнце,
оно слепило и тревожило меня. Клуни сидел за столом и мусолил свою коло-
ду. Алан нагнулся над постелью, так что лицо его оказалось возле самых
моих глаз; моему воспаленному, горячечному взору оно представилось непо-
мерно огромным.
ешь?
думал, лишь бы прогнать от себя это огромное лицо, - и отдал ему деньги.
чувством невыразимого облегчения, конечно, разбитый и слабый, но вещи
видел уже в естественную величину и в истинном их повседневном обличье.
Больше того, мне и есть захотелось, и с постели я встал без чьей-либо
помощи, а как позавтракали, вышел из Клети и сел на опушке. День выдался
серенький, в воздухе веяла мягкая прохлада, и я пронежился целое утро,
встряхиваясь лишь, когда мимо, с припасами и донесениями, проходили клу-
невы слуги и лазутчики; окрест сейчас было спокойно, и Клуни, можно ска-
зать, царствовал почти в открытую.
ника; глава клана обернулся и что-то сказал мне по-гэльски.
сделал, все вызывало у Клуни досаду.
буркнул он, - потому что это доброе гэльское имечко. Ну, да не в том
суть. Мой лазутчик показывает, что на юг путь свободен, только вопрос,
достанет ли у вас сил идти.
санных бумажек, и все на клуневой стороне. Да и у Алана вид был чудной,
словно он чемто недоволен; и дурное предчувствие овладело мною.
Перумов Ник
Шекли Роберт
Конан-Дойль Артур
Доценко Виктор
Муркок Майкл
Лондон Джек