в Дунгун обедать, а в половине седьмого погрузились со всем своим
снаряжением на лендровер и отправились на черепаший пляж. Был чудесный,
теплый, безлунный вечер - идеальный с точки зрения черепах. Подъехав к
деревне, мы увидели возле дороги прыгающих и возбужденно размахивающих
руками старосту, несколько сборщиков яиц и нашего электрика. Выяснилось, что
в эту самую минуту в каких-нибудь трехстах метрах ползет по пляжу крупная
самка. Невероятная удача! Покряхтывая под тяжестью камер и переносного
генератора, мы затрусили следом за сборщиком, которому принадлежала честь
открытия. Тяжело дыша, все в поту и в песке (ибо каждый из нас шлепнулся не
меньше раза) мы прибыли к месту, где трудилась черепаха.
увидеть такую громадину. Казалось, на берегу лежит опрокинутая лодка. Голова
- как у крупной собаки; огромные глаза кинозвезды печально глядели в
пространство из-под тяжелых век. Задними ластами, поразительно подвижными и
похожими на руки, она вырыла в песке яму свыше метра шириной и около
полуметра глубиной, затем аккуратно сложила ласты лопаткой и выгребла
влажный песок, так что получилось чашевидное углубление для яиц. Вся эта
процедура потребовала от черепахи стольких усилий, что она совсем
запыхалась. Время от времени она прерывала работу для отдыха, издавая при
этом протяжный вздох со всхлипом, так что сердце обливалось кровью. Из глаз
ее обильно текла слизь, которая смазывает глазное яблоко, предохраняя его от
морской воды, и висящие под каждым глазом длинные струйки вкупе с
страдальческими вздохами создавали впечатление, что душа черепахи объята
чувством безысходного горя. Очень любопытно выглядел панцирь: цветом и
формой он напоминал хорошо смазанное седло, только цепочка маленьких
пирамидальных костных выступов в центре нарушала иллюзию.
достигнутым, несколько изменила положение тела, так что ее хвост и задняя
часть тела оказались над ямой. Внезапно, без всяких видимых усилий, она
начала кладку. Прямо в гнездо упало первое яйцо - белое, поблескивающее в
свете ламп, точно огромная жемчужина. После небольшой паузы последовала
сразу целая очередь; яйца сыпались, будто здоровенные градины. Большинство
было размером с бильярдный шар, но попадались и поменьше - с мячик для игры
в пинг-понг, даже с маленький шарик. Не знаю, вылупляется ли что-нибудь из
недомерков, во всяком случае, из девяноста с лишним яиц мы насчитали штук
десять - пятнадцать деформированных. После кладки черепаха принялась
засыпать гнездо песком, работая преимущественно задними ластами и время от
времени делая перерывы, чтобы получше утрамбовать песок. Движениями,
напоминающими ход косы, черепаха своими широкими "веслами" загребала песок и
бросала за спину, где его утаптывали задние ласты. Когда вся яма была
заполнена. черепаха накрыла ее своим могучим телом, чтобы окончательно
утрамбовать песок. Потом подвинулась примерно на метр вперед и начала как
попало швырять песок назад передними ластами. Я поначалу не понял смысл
этого маневра. но потом сообразил, что черепаха попросту маскирует гнездо.
Ровная, гладкая площадка сразу бросилась бы в глаза, а слой беспорядочно
насыпанного песка делал гнездо неотличимым от окружения. Удостоверившись,
что все следы уничтожены. черепаха поволокла свое огромное трехметровое тело
к воде, Это был трудный и долгий процесс, она ползла около получаса, делая
большие перерывы для отдыха, во время которых вздыхала, зевала и выдувала
пузыри, и длинные струйки слизи под ее глазами все больше обрастали
песчинками. Наконец она достигла воды, и набежавшая волна умыла ее.
Несколько минут черепаха лежала, наслаждаясь прикосновением воды, потом
заскользила дальше по влажному песку. Волны накатывались на нее и вдруг
оторвали от песка. Тотчас она из тяжеленного увальня превратилась в ловкое и
быстрое существо. Легла на бок, не без ехидства помахала нам одним ластом на
прощание и проворно удалилась.
нам кадры, мы возвратились в Дунгун - усталые, но счастливые.
посмотреть (и снять), что делается для спасения кожистой черепахи. Речь шла
о недавно разработанных мерах, которые впервые испытали в предыдущем сезоне.
Руководил операцией сотрудник Министерства рыбного хозяйства, он же был
нашим гидом.
затем их осторожно раскапывали и переносили яйца на другой, огороженный
участок пляжа. Здесь выкапывали новую яму положенных размеров, клали в нее
яйца и тщательно засыпали их песком, стараясь возможно точнее воспроизвести
настоящее гнездо. Возле гнезда ставили маленький деревянный крест, на
котором записывали дату кладки, количество яиц, а потом и количество
вылупившихся черепашат. С этими крестиками, выстроившимися правильными
рядами, огороженный участок напоминал военное кладбище лилипутов.
восьми тысячам яиц; из них вылупилось больше трех тысяч черепашат. Обычно
детеныши, вылупившись, выбираются на поверхность и со всех ног бегут через
пляж к морю. В силу какой-то загадочной телепатии большинство морских
хищников, таких, как акулы и барракуды, угадывают, где можно ожидать
появления вкусных черепашат. Они выстраиваются вдоль мелководья, и детенышам
надо одолеть этот кровожадный барьер. Многие гибнут, а если еще учесть
рвение сборщиков яиц, то будущее кожистой черепахи выглядит довольно мрачно.
Чтобы можно было обойти ненасытных акул и барракуд, каждую "могилку"
своевременно окружают проволочной сеткой; теперь детеныши, вылупившись,
никуда не уйдут. Их собирают в ведра и тазы и вывозят на катере министерства
на три - пять километров в море, где выпускают, рассеивая на большой
площади. Так у них гораздо больше шансов выжить.
родителей. Они около десяти сантиметров в длину и выглядят очень мило в
своем ярком зелено-желтом наряде в мелкую полоску. Никто не знает, какой
срок нужен этим полосатым малышам, чтобы достигнуть зрелости, но полагают,
что проходит от двадцати до тридцати лет, прежде чем они возвращаются на
родной пляж, чтобы вырыть ямы уже для своего потомства.
что так будет и впредь. Что просторный белый пляж у Рантау всегда будет
служить надежными яслями для этих исполинов моря.
трем странам свыше семидесяти тысяч километров и познакомились с десятками
интереснейших животных. Чувствую, однако, что, сделав упор на них за счет
всего остального, я создал однобокое и чересчур радужное представление об
охране животных. Постараюсь исправить свою ошибку.
таких видов, как такахе, сумчатая белка или кожистая черепаха,- это важное
дело, но оно составляет лишь часть проблемы. Бессмысленно охранять тот или
иной вид, если при этом не охраняют его среду обитания. Уничтожьте или хотя
бы измените эту среду, и вид погибнет так же неизбежно, как если бы вы
устроили поголовный отстрел. Охрана животных означает, что надо охранять
леса и луга, озера и реки, даже море. Это необходимо не только для спасения
фауны, но для будущего самого человека - обстоятельство, которого многие
люди явно не учитывают.
беда в том, что мы никудышные садовники. Мы не позаботились о том, чтобы
усвоить простейшие правила садоводства. С пренебрежением относясь к нашему
саду, мы готовим себе в не очень далеком будущем мировую катастрофу не хуже
атомной войны, причем делаем это с благодушным самодовольством малолетнего
идиота, стригущего ножницами картину Рембрандта. Из года в год, повсеместно
мы создаем пылевые пустыни и поощряем эрозию, сводя леса и подвергая луга
чересчур интенсивному выпасу, загрязняем промышленными отходами одно из
наших главных достояний - воду, плодимся, словно крысы, и еще удивляемся,
почему не хватает пищи на всех. Мы настолько оторвались от природы, что
возомнили себя богами. Такое воззрение никогда не приносило добра.
показываю посетителям моих питомцев, один из первых вопросов (если животное
не наделено располагающей внешностью), который они задают, неизменно гласит:
"А какая от него польза?" При этом они подразумевают, какая польза им от
этого животного. На такой вопрос можно ответить только вопросом: "А какая
польза от Акрополя?" Разве животное непременно должно приносить человеку
утилитарную пользу, чтобы за ним признавали право на существование? Вообще,
спрашивая: "Какая от него польза?", вы требуете, чтобы животное доказало
свое право на жизнь, хотя сами еще не оправдали своего существования.
видел одну и ту же знакомую удручающую картину. Малочисленные отряды
преданных своему делу, плохо оплачиваемых и перегруженных работой людей
сражаются против равнодушия общественности софистики политиков и
промышленных воротил. Вообще говоря, люди безучастны только потому, что не
отдают себе отчета в размахе бедствия. Опаснее всего апатия политических
деятелей, ибо речь идет о вопросах, которые можно решить лишь на высшем
уровне. Большинство политиков не станут рисковать своей карьерой ради
животных. Во-первых, они считают, что дело того не стоит. во-вторых, они
смотрят на борцов за охрану животных с таким же пренебрежением, как на
какую-нибудь старую деву, причитающую над любимым мопсиком. В Новой Зеландии
не кто-нибудь, а министр, член правительства, заявил мне, что никакой беды
не случится, если какие-то альбатросы покинут свое гнездовье. Дескать,
остров, где они обосновались, лежит так далеко, что люди, интересующиеся
альбатросами, все равно туда не доберутся, так стоит ли беспокоиться? Я
ответил, что в Европе есть немало картин и скульптур, которые мне вряд ли
доведется увидеть, однако я не стану на этом основании предлагать, чтобы их
уничтожили.
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Каменистый Артем
Шилова Юлия