нету. Ему как-то без них неловко стало, вроде крадучись возьмет.
"Ладно, - думает, - и без этого обойдусь. Живой буду - хлеба добуду".
Поглядел на узорчату палату, полюбовался, как все устроено, и говорит:
- Спасибо этому дому - пойду к другому. Тут Хозяйка и показалась ему, как
быть должно. Остолбенел парень - красота какая! А Хозяйка говорит:
- Наверх больше ходу нет. Другой дорогой пойдешь. Об еде не беспокойся.
Будет тебе, как захочешь, - заслужил.
Выведет тебя дорога, куда надо. Иди вон в те двери, только, чур, не
оглядывайся. Не забудешь?
- Не забуду, - отвечает, - спасибо тебе за все доброе. Поклонился ей и
пошел к дверям, а там точь-в-точь такая же девица стоит, только еще ровно
краше. Андрюха не вытерпел, оглянулся, - где та-то? А она пальцем грозит:
- Забыл обещанье свое?
- Забыл, - отвечает, - ума в голове не стало.
- Эх, ты, - говорит, - а еще Соленый! По всем статьям парень вышел, а как
девок разбирать, так и неустойку показал. Что мне теперь с тобой делать-то?
- Твоя, - говорит, - воля.
- Ну ладно. На первый раз прощается, другой раз не оглянись. Худо тогда
будет.
Пошел Андрюха, а та, другая-то, сама ему двери отворила. Там штольня пошла.
Светло в ней, и конца не видно.
Оглянулся ли другой раз Андрей и куда его штольня вывела, - про то мне
старики не сказывали. С той только поры в наших местах этого парня больше
не видали, а на памяти держали.
Посолил он Турчанинову-то!
А те - прислужники-то турчаниновски - долго, слышь-ко, камень караулили.
Днем и ночью кругом камня стояли. Нарочно народ ходил поглядеть на этих
дураков. Потом, видно, им самим надоело. Давай тот камень порохом рвать.
Руднишных нагнали. Ну, разломали, конечно, а барин к той поре отутовел, -
отошел от страху да их же ругать.
- Пока, - кричит, - вы пустой камень караулили, мало ли в заводе и на
Гумешках урону вышло. Вон у приказчика-то зад сожгли. Куда годится?
В те годы Верхнего да Ильинского в помине не было. Только наша Полевая да
Сысерть. Ну, в Северной тоже железком побрякивали. Так, самую малость.
Сысерть-то светлее всех жила. Она, вишь, на дороге пришлась в казачью
сторону. Народ туда-сюда проходил да проезжал. Сами на пристань под Ревду с
железом ездили. Мало ли в дороге с кем встретишься, чего наслушаешься. И
деревень кругом много.
У нас в Полевой против сысертского-то житья вовсе глухо было. Железа в ту
пору мало делали, больше медь плавили. А ее караваном к пристани-то возили.
Не так вольготно было народу в дороге с тем, с другим поговорить, спросить.
Под караулом-то попробуй! И деревень в нашей стороне - один Косой Брод.
Кругом лес, да горы, да болота. Прямо сказать, - в яме наши старики сидели,
ничего не видели. Барину, понятное дело, того и надо. Спокойно тут, а в
Сысерти поглядывать приходилось.
Туда он и перебрался. Сысерть главный у него завод стал. Нашим старикам
только стражи прибавил да настрого наказал прислужникам:
- Глядите, чтобы народ со стороны не шлялся, и своих покрепче держите.
А какой тут пришлый народ, коли вовсе на усторонье наш завод стоит. В
Сысерть дорогу прорубили, конечно, только она в те годы, сказывают, шибко
худая была. По болотам пришлась. Слани верстами. Заневолю брюхо заболит,
коли по жерднику протрясет. Да и мало тогда ездили по этой дороге. Не то,
что в нонешнее время - взад да вперед. Только барские прислужники да стража
и ездили. Эти верхами больше, - им и горюшка мало, что дорога худая. Сам
барин в Полевую только на полозу ездил. Как санная дорога установится, он и
давай наверстывать, что летом пропустил. И все норовил нежданно-негаданно
налететь. Уедет, примерно, вечером, а к обеду на другой день уж опять в
Полевой. Видно, подловить-то ему кого-нибудь охота была. Так все и знали,
что зимой барина на каждый час жди. Зато по колесной дороге вовсе не ездил.
Не любо ему по сланям-то трястись, а верхом, видно, неспособно. В годах,
сказывают, был. Какой уж верховой! Народу до зимы-то и полегче было. Сколь
ведь приказчик ни лютует, а барин приедет - еще вину выищет.
Только вот приехал барин по самой осенней распутице. Приехал не к заводу
либо к руднику, как ему привычно было, а к приказчику. Из конторы сейчас же
туда всех приказных потребовал и попов тоже. До вечера приказные пробыли, а
на другой день барин уехал в Северну. Оттуда в тот же день в город
поволокся. По самой-то грязи приспичило ему. И обережных с ним что-то вовсе
много. В народе и пошел разговор: "Что за штука? Как бы дознаться?"
По теперешним временам это просто - взял да сбегал либо съездил в Сысерть,
а при крепости как? Заделье надо найти, да и то не отпустят. И тайком тоже
не уйдешь, - все люди на счету, в руке зажаты. Ну, все ж таки выискался
один парень.
- Я, - говорит, - вечером в субботу, как из горы поднимут, в Сысерть убегу,
а в воскресенье вечером прибегу. Знакомцы там у меня. Живо все разузнаю.
Ушел да и не воротился. Мало погодя приказчику сказали, а он и ухом не
повел искать парня-то. Тут и вовсе любопытно стало, - что творится? Еще
двое ушли и тоже с концом. В заводе только то и нового, что по три раза на
дню стала стража по домам ходить, мужиков считать, - все ли дома. В лес
кому понадобится за дровами либо за сеном на покос, - тоже спросись.
Отпускать стали грудками и со стражей.
- Нельзя, - говорит приказчик, - поодиночке-то. Вон уж трое сбежали.
И семейным в лес ходу не стало. На дорогах заставы приказчик поставил. А
стража у него на подбор - ни от одного толку не добьешься. Тут уж, как в
рот положено стало, что в Сысертской стороне что-то деется, и шибко им -
барским-то приставникам - не по ноздре. Зашептались люди в заводе и на
руднике.
- Что хочешь, а узнать надо.
Одна девчонка из руднишных и говорит:
- Давайте, дяденька, я схожу. Баб-то ведь не считают по домам. К нам вон с
бабушкой вовсе не заходят. Знают, что в нашей избе мужика нет. Может, и в
Сысерти эдак же. Способнее мне узнать-то.
Девчонка бойконькая... Ну, руднишная, бывалая... Все-таки мужикам это не в
обычае.
- Как ты, - говорят, - птаха Дуняха, одна по лесу сорок верст пройдешь?
Осень ведь - волков полно. Костей не оставят.
- В воскресенье днем, - говорит, - убегу. Днем-то, поди, не посмеют волки
на дорогу выбежать. Ну, и топор на случай возьму.
- В Сысерти-то, - спрашивают, - знаешь кого?
- Баб-то, - отвечает, - мало ли. Через них и узнаю, что надо.
Иные из мужиков сомневаются:
- Что баба знает?
- То, - отвечает, - и знает, что мужику ведомо, а кода и больше.
Поспорили маленько мужики, потом и говорят:
- Верно, птаха Дуняха, тебе сподручнее идти, да только стыд нам одну девку