вздор наших теоретиков о нулевой роли личности. Так вот... так вот, Татьяна
Никитична, у нас есть существенные основания опасаться за Андрея
Арсениевича. Во-первых, всякий изучавший его биографию может легко увидеть,
как извилист его политический путь, как подвижна его психологическая
структура. Давайте напрямик, мы опасаемся, что в какой-то весьма
ответственный момент Лучников может пойти на совершенно непредвиденный
вольт, проявить то, что можно было бы назвать рефлексиями творческой натуры
и внести некий абсурд в историческую ситуацию. В этой связи нам, разумеется,
хотелось бы, чтобы с Лучниковым всегда находился преданный, умный и. как я
сегодня убедился, смелый и гордый друг... Он снова тут зорко и быстро глянул
на Супа и потом вопросительно и доверительно -- совсем уж свои! -- на
Татьяну. Та не моргнула и глазом, сидела каменная и враждебная. Пришлось
"обозревателю" двинуться дальше.
конце концов главная наша забота -- это сам Андрей Арсениевич, его личная
безопасность. Дело в том, что... дело в том, что... понимаете ли, Татьяна...
-- Глубокое человеческое волнение поглотило пустую формальность отчества,
товарищ Сергеев встал и быстро прошелся по кабинету, как бы стараясь взять
себя в руки. -- Дело в том, что на Лучникова готовится покушение.
Реакционные силы в Крыму... -- Он снова осекся и остановился в углу
кабинета, снова с немым вопросом глядя на Таню.
обвел всех присутствующих осмысленным взглядом.
товарищ Сергеев.
кривую улыбку.
завотделом.
Лучников уже много лет мой любовник. Суп на нее даже и не взглянул.
разминая складки лица и чертя карандашом по бумаге бесконечную криптограмму
бюросоциализма: ему что-то явно не нравилось в этой ситуации, то ли тон
беседы, то ли само се содержание.
развивается в темпе многосерийного телефильма. Неторопливый проход в
интерьере спецкабинета и резкий поворот в дальнем углу. Монолог из дальнего
угла.
Поверьте уж мне, что я не чудовище какое-нибудь, не государственная
машина... -- Сергеев снова закурил, явно волновался, почему-то помахал
зажигалкой, словно это была спичка. -- Впрочем, можете и не верить, --
усмехнулся не без горечи. -- Чем я это докажу? Так или иначе, давайте вместе
думать. Вы, Глеб, ведь были нашим кумиром, -- улыбнулся он Супу. -- Когда вы
впервые перешагнули за 8000 очков, это для нас всех был праздник. Вы --
гигант, Глеб, честное слово, вы для меня какой-то идеал славянской или, если
хотите, варяжской мужественности. Я потому и попросил вас прийти вместе с
Таней, потому что преклоняюсь перед вами, потому что считаю недостойной
всякую игру за вашей спиной, потому что надеюсь на ваше мужество и понимание
ситуации, ну а если мы не найдем общего языка, если вы меня пошлете сейчас
подальше, я и это пойму, поверьте, я только сам себя почувствую в говне,
поверьте, мне только и останется, что развести руками. Что делать? Проклятая
история только и делает, что заставляет нас руками разводить... -- Он вдруг
смял горящую сигарету в кулаке и не поморщился, тут же вытащил и закурил
другую. -- Вздор... дичь... как все поворачивается по-идиотски... ей-ей, нам
бы лучше с вами за коньячком посидеть или... или... -- Сергеев глубоко
вздохнул, кажется, набрался решимости. -- Короче говоря, у нас считают, что
в интересах государственных дел чрезвычайной важности было бы полезно, если
бы Татьяна Никитична Лунина стала женой Андрея Арсениевича Лучникова,
законной супругой или другом, это на ваше усмотрение, но обязательно его
неотлучным спутником.
расплывчатости, произошла как бы утечка кислорода, во всяком случае,
произведено было несколько странных движений: начспец, например, встал и
открыл окно, хотя, разумеется, уличный шум только лишь мешал запрятанным его
магнитофонам, тов. Сергеев выпил сразу два стакана шипучки, причем второй
пил явно с каким-то отвращением, но допил до конца. Татьяна для чего-то
открыла сумку и стала в ней как бы что-то искать, на самом же деле просто
перебирала пузырьки, коробочки, деньги и ключи. Суп почему-то заглянул к ней
в сумочку, а потом стянул с шеи галстук и намотал его себе на левый кулак...
силу проговорил товарищ Сергеев. -- В любом случае, какое бы решение вы ни
приняли, Татьяна Никитична и Глеб, это нисколько не отразится на ваших
делах, на служебном положении или там на этих... ну... -- явно не без нотки
презрения, -- ... ну, на этих поездках за рубеж, словом, никакой неприязни у
нас к вам не возникнет. Это мне поручено вам передать, а мне лично поручено
быть чем-то вроде гаранта... -- Он снова как бы оборвал фразу, как бы не
справившись с эмоциями, впрочем, наблюдательный собеседник, безусловно,
заметил бы, что эмоциональные эти обрывы происходили всякий раз, когда все
уже было сказано.
когда старалась вспомнить все детали, сейчас она ничего не замечала, а
только лишь смотрела на Глеба, который свободно и мощно прогуливался по
кабинету, с некоторой даже небрежностью помахивая сорванным галстуком. Она
вспомнила их первую встречу, когда он просто поразил ее, мощью, молодостью и
свободой движений. Он тренировался в секторе прыжков с шестом, а она
отрабатывала вираж на двухсотметровке и всякий раз, пробегая мимо, наклоняла
голову, как бы не замечая юного гиганта, как бы поглощенная виражом и
взмахами своих чудных летящих конечностей, пока он, наконец, не бросил свой
шест и не побежал с ней рядом, хохоча и заглядывая ей в лицо. Впервые за
долгие годы вспомнился этот вечер в Лужниках. Немудрено -- впервые за долгие
годы в движениях одутловатого Супа промелькнул прежний победоносный Глеб. В
любовных делах тот юноша был далек от рекордов, то ли весь выкладывался в
десяти своих видах, то ли опыта не хватало, но она ни на кого, кроме него,
тогда не смотрела, сама еще недостаточно "раскочегарилась", восхищалась им
безудержно, и, когда они шли рядом, сдержанно сияя друг на друга, все вокруг
останавливались -- ну и пара! -- и это был полный "отпад".
победителем, и исчез, и снова посреди кабинета нелепо набычился ее нынешний
домашний Суп, сокрушительная секс-дробилка, одутловатый пьянчуга, трусоватый
спортивный чиновник, беспомощный и родной.
начспеца на товарища Сергеева, а жену свою как бы не видя, выронил из кулака
галстук и, тяжело ступая, вышел из кабинета, неуклюжий и потный.
суженными глазами демонстрировал презрение: стратегия, мол, стратегией, а
белогвардейская, мол, койка для советской дивчины все равно помойка.
помахала ладошкой перед его носом. Если уж сука, то сука -- пусть видит,
какая она веселая, наглая и циничная сучка. Веселая и наглая -- ну и баба,
мол, перешагивает через трупы, вот ценный кадр.
только одной детали -- самого Лучникова. Ну, подавайте мне его, и я тут же
ринусь в бой.
выходит, тоже не знаете?
совершенно очевидно, что растерян.
движение к телефону.
этот раз тоном заговорил он. -- Вы не можете не знать, где находится ваш
любовник. Вы встречаетесь с ним ежедневно. Хотите, я назову все ваши адреса,
хотите я...
халтурите, Сергеев, если не знаете, где уже три дня сшивается редактор
"Курьера"...
выдала обоим типам по первое число. Они ее утешали, Сергеев даже руки грел
-- теперь ведь уже своя, вот только подпись надо здесь поставить... Начспец
наливал в стаканчик виски, вновь -- после подписки -- преисполнился
отеческими чувствами. А сам Сергеев внутренне немыслимо трепетал -- что
теперь будет? Найдем, найдем, конечно же, найдем, где угодно найдем, но как
же это произошло такое невероятное -- на три дня упустили из виду!!!
Севастопольский бульвар, то ли Профсоюзная. -- нечто широченное, с
одинаковыми домами по обе стороны, в красной окантовке огромных лозунгов, с
агитационными клумбами, увенчанными могучими символами, склепанными и