украдкой на солнце. Почему? Я тоже вместе с Сашкой, по его приглашению,
подсматривал не раз в щель дверную или в скважину замочную, или в окно на
бардачные сцены, и Сашка, бледнея, чуть ли не в беспамятства, отходил
сторону. Его трясло от слез и злобы. Он скулил: почему все так устроено, что
хочет он, хочет, хочет, и не велено кем-то, ждать надо черт знает чего,
когда он уже в принципе может в любую минуту десять раз стать папашей
собственного ребенка...
отшибал... До прихода Понятьева в Одинку бегали мы к баньке на баб
поглядывать, и подступала же какая-то тогда духота к сердцу и жарок
разливался в паху... Почему я сейчас так спокоен? Почему?
медэкспертизы в надежде на компетентное заключение спецов о моей врожденной
патологической недоразвитости, и таким образом снять с себя обвинение в
непредумышленном ненесении увечья, приведшего к невозможности гражданином
Шибановым продолжать род человеческий... Понимаю. Оставьте эту надежду.
Консультировался я через несколько лет со светилами. Один из них хвалился
нескромно, что не раз держал в своих руках член Сталина. Гениальный и
неповторимый якобы член. Я попросил подробней рассказать светило о
незабываемом впечатлении. Вы понимаете, сказало светило, это трудно выразить
словами. Держу, смотрю, чувствую всей душой, что гениальный, что
исторический, безусловно, член в моих руках, и остальные по сравнению с ним
- пипки от клизм, не более, но выразить подобное впечатление словами мог бы
только Гомер или же Джембул, в общем, поэт эпического склада.
Не-выра-зи-мей-шее, батенька вы мой, впечатление!
подписку, что никому, никогда не будешь открывать государственную и
партийную тайну о члене Сталина! Быстро! С ума сошел? Сегодня это, а завтра
японская разведка узнает секрет устройства жопы Кагановича? Или сердец
остальных членов политбюро?.. И давай мне диагноз! Почему у меня не стоится
Быстро, эстет проклятый!
простаты из-за предположительной травмы последних о предродовой или ранний
послеродовой период жизни...
39
на это дело. Деревня всe-таки! Иван Вчерaшкин, Лашке, князь и я идем однажды
по лесу. Сашка уехал от нас к освободившемуся пaпане. Вдруг вижу в ельничке
чeловeк в белом кителе. В руках - корзинка. Спиной к нам стоит. Курит.
Палочкой лапы еловые приподнимает. Пашка по старой привычке подходит к нeму
и нaгловaто говорит: "Дядь, оставь покурить! А?"
тоненькое жужжание только подлетающей или уже отлетевшей случайности уловила
тогда душонка моя. Сталин! Пашка обалдело молчит. Иван Вчерашкин ходит
где-то в низинкe. Я тоже три на девять зубами умножаю, не могу помножить.
коробку папирос, - закуривай. Но мерзавец ты все-таки, что курить не
бросаешь. Ты же партработником должен стать. Где отец?
глубоко и жадно раз десять подряд, даже шибануло его, бросил папиросу и
сказал Сталину, что это - последняя, Иосиф Виссарионович !
мой!
Иван, почему ко мне гриб не идет? Почему даже сраная-пересраная, вроде
Крупской, сыроежка не хочет назваться груздем и полезть в так называемый
кузов?
кланяться низко ваш брат не привык.
в нем. Кланяться я, действительно, не люблю. Бессознательно не люблю. А это
кто такой с полной корзиной? Верзила! На палача похож не помню, из какого
кино.
Иван Вчерашкин быстро рассказал Сталину, как мой отец три раза грабил с ним
банки, и что Сталин долнен его помнить, а белые расстреляли такого
замечательного чистодела, мать от тифа умерла, и вот вызволил он,
освободившись благодаря Иосифу, Пашку и меня из гробового детдома,
основанного Крупской, чтоб у нее совсем глаза на лоб вылезли, до каких пор
троцкисты будут измываться и калечить педерастией нашу молодежь?
говорит Сталин...
тут, откуда-то из-за берез, не лая, не хрипя, стрелой вылетает гигантского
роста овчарка, в пасти пузырится пена, глаза безумные остекленели, белки их
кровавы. Вылетает и несется прямиком на Сталина, уже выбирая на бегу
мгноввние для прыжка. Это было видно по вздутым в пружинистые комки
мускулам. Оскалив зубы, отчего собрались на ее морде яростные морщины,
вылетает из-за берез овчарка неимоверной, искаженной бешенством красоты, и
как будто гипнотически приковав всех нас к месту, взлетает в воздух, уже
уверенная, что через секунду клацнут ее клыки, замкнувшись на горле усатого
человека в белом кителе в папиросой в зубах, клацнут клыки, и ату - все,
что ей нужно в жизни, целиком вложенной в смертельную силу прыжка! Все!
ближе всех от него, и когда пес, взлетев в воздух, был уже уверен, что клыки
сейчас наконец-то клацнут на хряще кадыка, я без раздумий и прицела молотнул
его кулачиной по хребтине. Он упал оглушенный у ног Сталина, только клок
пены шмякнулся на белый китель, и пока пес не опомнился, а схватил его за
задние лапы, крутанул пару раз вокруг себя вытянутую громадину и изо вшей
силы размозжил собачий череп о ствол старой березы... Мозгами сапоги
забрызгало Сталину.
и, как прежде, вполголоса, но, прикуривая, прячет побледневшее лицо в
ладони. Я присел на пенек, потому что дрожали коленки. Корзину уронил. Грибы
вывалились.
засаднивший от удара кулак. - Да! Это рука! Это - настоящая чекистская
рука, перебившая хребет бешеной собаке! Сталин нагнулся, собрал мои грибы в
корзину и повторил свое приглашение.
собака. Она была неглупа. Я знаю, чья эту собака.
листвой и дерном труп собаки.
Надо воспитать побольше таких парней, как... Рука, как твой Паша.
царские банки и почтовые вагоны. Они говорили так, чтобы нам не было слышно
ни слова. Но уверен, что именно тогда был в общих чертах разработан
стратегический план тотального террора, то есть того, что теперь принято
называть тридцать седьмым годом. Жутко и сладко было наблюдать за
шепчущимиея воротилами, ибо я чуял, что вот-вот придет мой час, отольются
кое-кому кровь и слезы одинковских мужиков и баб, а то, что спас я сейчас
главного и единственного виновника уничтонения крестьянства, отыграется в
будущем, отыграется! Отыграется! Сталин еще раз повторил Ивану Вчерашкину,
что все козыри из колоды должны быть ихними, и в башку мою первый раз
закралась, гражданин Гуров, в ту минуту мысль о мерзкой колоде, на которой
просидел я верхом несколько часов... Закралась, но я ее отогнал. Я не мог
увязать всей этой херни со смыслом физиологическим, а поверить окончательно
в неизлечимое уродство своего тела инстинктивно боялся...
меня Рукой, и с тех пор редко кто, особенно из коллег, называл меня иначе.
Лобио, травки, маринованный чесночок, сулугуни, шашлык и вино изумрудного
цвета, привезенное только что из Гори... Тосты, тосты... Произносили их те,
и пилось винцо за тех, которые через пару лет глупо улыбались, думая, что
пришли мы за ними исключительно по ошибке, и что если я разрешу позвонить
Сталину, то недоразумение уладится сию же секунду... Два раза Сталин, я в
этом уверен, вспомнив вылетевшую из березняка овчарку с бешеным оскалом,
бледнел, и тогда темнели оспинки на его носу, на щеках, на лбу, становясь
заметней и отвратительней. Он перебивал воспоминание глотком вина,
приветливо кивал мне головой и удивленно поглаживал пальцами чудом не
перекупленный кадык... Вдруг он ни с того ни с сего смеялся, но теперь-то я
понимаю, что это был благодушный смех зрителя, имевшего удовольствие
понаблюдать за игрой счастливого случая со своей удачливой судьбою и
прокрутившего еще раз эту игру в памяти.
возвратит должок: острое ощущение...
Держись! Ходи только с нее и дружков не забывай. Ты - в фаворе, хавай
авантаж!
Проломав черепа асмодеям, надо будет страной править. А она большая. Она
тебе не кандей, не тюрьма, она - держава! - сказал Иван Вчерашкин. -
Адамов Григорий
Мичурин Артем
Василенко Иван
Пехов Алексей
Каменистый Артем
Майер Стефани