поднос.
кофе, и, когда Рональд, встав со стула, подсел к нему, опустившись на
корточки, сказал ему на ухо несколько слов. В этот момент Грегоровиус,
слушавший их, вступил в разговор с женщинами, и реплика Рональда потонула в
похвалах мокко, а также сетованиях по поводу утраты секрета его
приготовления. А Рональд снова сел на стул, как раз вовремя, чтобы успеть
принять чашку кофе из рук Маги. В потолок снова негромко постучали, один
раз, другой, третий. Грегоровиус вздрогнул и проглотил кофе залпом. Оливейра
едва сдержался, чтобы не расхохотаться, отчего, кстати сказать, спазмы в
желудке, может быть, и прошли бы. Мага, словно удивляясь, оглядела всех по
очереди и пошарила на столе сигареты с таким видом, будто хотела выбраться
из чего-то, чего не понимала, -- например, из странного сна.
Старик, наверное, сумасшедший, надо с ним поосторожнее. В Канзас-Сити
однажды... Нет, это кто-то поднимается по лестнице.
Ужасно жалею глухих. Сейчас мне, например, кажется, будто рука у меня лежит
на лестнице и я глажу ступени, одну, другую. Девчонкой я однажды получила
десять за сочинение, описала маленький шум. Очень симпатичный шумок, он
уходил и приходил, с ним случалась всякая всячина...
что за шаги. Да, это король красок, это Этьен, великое апокалипсическое
чудище.
кажется, в два часа. Нам остался час спокойной жизни". Он не понимал и не
желал разбираться, зачем ему эта отсрочка, к чему отрицать то, что уже было
известно. Отрицание, отрицательное, негативное... "Да, это как бы негатив
реальности, такой-какой-она-должна-быть, другими словами... Слушай, Орасио,
хватит заниматься метафизикой. Alas, poor Yorick, ca suffit128, уйти от
этого я не могу, а раз так -- лучше зажечь свет и выпустить это известие на
волю, как голубя. Негатив. Полная инверсия, все наоборот... А если так, то
вполне возможно, что он -- жив, а мертвы -- все мы. Самое скромное
предположение: он убил нас за то, что мы повинны в его смерти. Повинны,
другими словами, являемся пособниками определенного положения вещей... Ну,
дорогой мой, куда забрел ты, как тот осел, которому подвесили морковку перед
глазами. Да, это Этьен, и никто иной, чудо-юдо живописи".
чем у Цезаря Борджиа. Вот что значит уметь блевать...
на пружинах, так, что голова ниже ног. Выблевал все меню ресторана "Орест",
где он, похоже, обедал. Кошмар, сколько всего, даже фаршированные чем-то
виноградные листья. Представляете, как я вымок?
канья, отвратительный.
Этьен чуть ли не с нежностью. -- Весь был уделан, что правда, то правда.
Врач разрешил подойти к нему, и Ги узнал меня. "Ну и кретин", -- сказал я
ему. "Пошел к черту", -- ответил он. Врач шепнул мне на ухо, что это --
хороший признак. В палате были еще и другие, я перенес все довольно хорошо,
притом, что больницы для меня...
полицейский участок?
бы видела, какое лицо было у консьержки, когда выносили Ги на носилках...
сказал: "Мадам, смерть есть смерть, надо ее уважать. Этот молодой человек
покончил с собой от любви, музыка Крейслера его доконала". Она застыла и
вылупилась на меня, а глаза, поверьте, точь-в-точь вареные яйца. А тут
носилки поравнялись с дверями, Ги вдруг приподнялся, подпер щеку бледной
рукой, совсем как на этрусских саркофагах, и обдал консьержку зеленой струей
с ног до головы. Санитары животики надорвали со смеху, честное слово.
всего. Дайте бедняге Эгьену кофе покрепче.
Рональд.
видывал. Как раз сегодня утром я развлекался, читая "Бардо". Тибетцы --
потрясающие создания.
Рональдом и залпом проглатывая кофе. -- Выпить, -- сказал Этьен и
требовательно протянул руку Маге, а та вложила ему в руку бутылку. -- Какая
мерзость, -- сказал Этьен, отхлебнув. -- Наверняка из Аргентины. Боже мой,
ну и страна.
старик с верхнего этажа.
говорит, у меня достаточно ума, чтобы начать его благополучно разрушать. Мы
договорились, что я прочитаю внимательно "Бардо", а после мы перейдем к
основам буддизма. А может, и вправду есть астральное тело, Орасио? Кажется,
когда человек умирает... Что-то вроде овеществленной мысли, понимаешь.
на месте, распространяя вокруг запах уличной слякоти, больницы и тушеной
капусты. Бэпс перечисляла Грегоровиусу, впавшему в апатию, несметные пороки
консьержки. Рональд, под тяжестью недавно обрушившейся на него эрудиции,
испытывал нестерпимое желание объяснить кому-нибудь, что такое "Бардо", и в
конце концов выбрал Магу, которая громоздилась перед ним в темноте, точно
гигантская статуя Генри Мура, если глядеть на нее так -- снизу вверх: сперва
колени под чернотой юбки, потом торс, уходящий к самому потолку, а над ним
-- темная масса волос, темнее темноты, и у этой тени среди теней глаза
блестели в свете лампы, а сама она, втиснутая в кресло, у которого передние
ножки короче задних, ни на минуту не переставала бороться с ним, чтобы не
сползти на пол.
страшного не произойдет, в этом квартале такое случается.
называется? -- не так уж плохо. Отдает фруктами.
Рональд. -- Вполне понятно, экзистенциалисты тоже, я думаю, должны были
изучать это основательно. Знаешь, час Страшного суда Король встречает с
зеркалом в руках, но это зеркало -- карма. Сумма поступков каждого умершего,
представляешь. Умерший видит отражение всех своих дел, хороших и плохих, но
отражение это вовсе не соответствует реальности, а есть проекция мысленных
образов... Как же было старику Юнгу не обалдеть, скажи на милость. Король
мертвых смотрит в зеркало, а на самом деле заглядывает в твою память. Можно
ли представить себе лучшее описание психоанализа? Но есть еще кое-что более
удивительное, дорогая: суд, который вершит Король, вовсе не его суд, а твой
собственный. Ты сам, не ведая того, судишь себя. Не кажется тебе, что Сартру
следовало бы отправиться жить в Лхасу?
она, кажется, ждала объяснения, но не решалась спрашивать.
их в запредельное бытие, чтобы помочь им спастись. Вот, например...
"Big Lip Blues" и думал о Джелли Ролле, которого он любил больше всех из
умерших. Оливейра закурил сигарету, и, как на картине Жоржа де Латура, огонь
на секунду высветил лица друзей, вырвал из потемок Грегоровиуса и связал его
шепот с движением его губ, водрузил Магу в кресло и открыл ее лицо, всегда
готовое обнаружить невежество и принять объяснения, нежно омыл кроткую Бэпс
и Рональда, музыканта, забывшегося в жалостных импровизациях. И тут раздался
стук в потолок, в тот самый момент, когда погасла спичка.
совершенно неожиданно и, по-видимому, ни с того ни с сего. От плеча Этьена
шло тепло, напоминая о его присутствии, таком обманном, и о близости,
которую смерть -- эта спичка, что гаснет, -- уничтожит, как были только что
уничтожены лица и формы и как только что свернулась тишина от ударов,
посыпавшихся с потолка.
возвращает нас к жизни, к необходимости жизни, чистой именно тогда, когда
уже некуда деваться, когда мы прикованы к постели и вместо подушки у нас --
рак.
кусочки головоломки вставали на свои места, однако, наверное, никогда не
будет такой точности, как в калейдоскопе, где каждое стеклышко, каждая
палочка, каждая песчинка выглядели совершенными, симметричными, скучными до
невозможности, но зато безо всяких проблем.
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Соломатина Татьяна
Маккэфри Энн