Чтение 33–й страницы книги ~Киноповести~

- Живут же люди, - выпила Нина. - А я все думаю, чего это Татьяна
исключительно - сутки через трое?

- Рыба ищет где глубже... - Сергеевна прикончила стакан.

- Закусывайте, Сергеевна! - Строго сказал владимир александрович. - А
то так до утра не дотянете.

Он заметил, что у меня погасла сигарета и дал мне прикурить моей же
зажигалкой.

- Нравится? - Я увидела, как он рассматривает зажигалку.

- Прелесть.

- Возьми себе...

- Что ты!

- Бери, бери. У красивого мужика должны быть красивые вещи, - я и
сама не заметила, что разговариваю с ним на "ты". - Ребята, вы одну плитку
шоколада распатроньте, а вторую... Сергеевна! Спрячьте вторую плитку для
внучки. Вон ту, с собачками.

- Это правильно. Давай, - Сергеевна сунула плитку в карман
замызганного халата. - Ты у нас, как божий ангел, Татьяна.

Мне это так понравилось, даже спать расхотелось.

- Кто у нас не охвачен? - Говорю. - Нинка, забирай всю сигаретную
"фирму"! Оставь открытую пачку. До утра хватит.

- Танюшка! Слов нет!..

- А ты, Лялька, достань у меня из сумки пакет. И примерь. Вроде бы
твой размер.

Лялька залезла ко мне в сумку и достала оттуда пакет с натуральными
джапанскими кроссовками на липучках. Тут все отпали! Кроме Сергеевны:

- Хорошие тапочки. Ноги в них не потеют?

- "Тапочки"?! - Еле выговорила нинка. - Да это!.. Это...

- Королевский подарок, - усмехнулся наш доктор.

Лялька - та просто онемела. Стоит, прижала кроссовки к груди...

С днем рождения, Лялька, - устало говорю я. - Желаю тебе всего самого
лучшего. И обязательно в этом году поступить в институт.

- Ой, правда! У меня же завтра день рождения!..

- Сегодня, - поправила я ее. - Уже сегодня.

- Дак налить же надо! - Решительно взялась за бутылку Сергеевна.

Но в эту секунду в дверях ординаторской появился больной в
застиранном байковом халате.

- Извиняюсь, - сказал он, щурясь от яркого света. - Там, кажется,
иван афанасьевич умер.

Нас словно взрывом подбросило!

Ох, и надергались мы с этим иваном афанасьевичем! Все пытались
вытянуть его с того света. Только появится какой-то проблеск, снова старик
от нас уходит. Уплывает иван афанасьевич по другую сторону бытия, где уже
никому ни хрена не требуется.

Мы с нинкой ассистируем, путаемся, как слепые котята, но вроде все
путем. Лялька тут же, на подхвате. Сергеевна мечется.

Тогда володя раскрыл ему грудную клетку, взял сердце ивана
афанасьевича в руку и... Пошел прямой массаж! Зачавкало, слава богу.
Заработало...

...Едем из операционной в палату. Я как была в ординаторской босиком,
так босиком и шлепаю, качу рядом с каталкой капельницу на колесиках. Нинка
на ходу подушку кислородную поправляет. Владимир александрович за пульсом
старика следит. Все кровью заляпаны, маски на шее висят. А вокруг больные.
Всполошились, бедняги, перетрусили. И этот стоит - гонец в кальсонах.

- "Умер", "умер"!.. Паникер несчастный, мать твою за ногу, - говорю я
ему. - Ну-ка, марш все по палатам!

- Танюша, увидимся сегодня вечером? - Тихо спрашивает меня на ходу
владимир александрович. - Сходим к моему приятелю, посмотрим видео...

Ах, крепенький паренек! Только что в человеческой крови руки
полоскал, а уже норовит ко мне под юбку залезть!

- Где же ты раньше был, вовик? - Смеюсь я, а сама слежу, чтобы игла
из вены ивана афанасьевича на выскочила. - Теперь - хана. Замуж выхожу...

В пятом часу утра я села раскладывать лекарство по записи к утреннему
приему. Бежит Лялька. Глаза - девять на двенадцать. Оглядывается по
сторонам, будто ее партизаны в разведку послали. Подлетела ко мне и давай
шептать.

- Ладно, - говорю. - Не гони картину. Подождут.

Я встала, зашла к ивану афанасьевичу, поправила кислородную трубочку
под лейкопластырем на его небритой верхней губе, уменьшила частоту подачи
капельницы, послушала, как он дышит, и вышла из палаты. Заглянула к нине
на первый пост:

- Нинуля, посмотри за моими. Я минут на десять смоюсь.

На лестнице меня уже ждала Лялька. Любопытная, как кошка!

- Можно мне с тобой?

- Косынку поправь. Ходишь как халда.

Спускаемся во двор. Больничка у нас старая, со времен царя гороха.
Дворик такой серенький, петербургский. А посреди двора стоит голубая
"семерка" с распахнутыми дверцами и сама Кисуля при полном параде сидит за
рулем и приемничек крутит. Рядом Симка-Гулливер. Выставила свои длинные
ноги наружу и покуривает.

- Привет, - говорю. - Каким ветром?

- Заходи! Гостем будешь! - С грузинским акцентом отвечает Кисуля и
открывает задние дверцы.

Мы с Лялькой влезаем в машину, закуриваем. Лялька глаз оторвать не
может от Кисули и от Гулливера. Конечно, девки прикинуты будь здоров и не
кашляй. Ляльке такое и не снилось...

Кисуля осторожно покосилась на Ляльку. Я ее успокоила:

- Теоретически ребенок подкован.

- Пора в свет выводить, - смеется Гулливер.

- Перебьется, - говорю. - Работа была?

- Да ну... Фуфло одно, - машет рукой Кисуля. - "Штатника" из
валютного бара вынула, а он в нажоре. Лыка не вяжет - в дело употреблен
быть не может. Возился, возился - все без толку. Только время потеряла.

- И мимо денег пролетела?

- Она-то не пролетела, - смеется Гулливер. - Она свои сто баксов
скушала. Это я пролетела. Но как! Сдохнуть можно!.. Кидаю генке-халдею
пятнашку. Он меня сажает стол в стол со здоровенным френчем. Бугай выше
меня. Плечи - во! Морда - застрелись!.. К трем часам ночи я его в тачку,
везу к себе, а он мне по дороге заявляет, что женщинами не интересуется, а
любит только мужчин. И если я ему сейчас мужика предоставлю - триста
франков мои. Ну надо же! Я ему говорю: "Ах ты ж, гомосек несчастный! Я на
тебя полночи убила... Плати неустойку!" Алексей Петрович, водила из
второго таксомоторного, - ты его знаешь, - хохочет - я думала, мы во
что-нибудь врубимся. Короче, разворачиваем тачку и обратно. Вот и считай -
пятера - на входе, рупь - гардероб, пятнашка - генке, четвертак - алексею
Петровичу. Одни убытки...

- Неустойку сдернула?

- Как же! Заплатит френч неустойку! Будто ты не знаешь... За франк
удавится, педрила-мученик. Хорошо, в это время Кисуля отработала и на
пандусе меня подобрала.

- Ко мне-то чего приехали?

- Хотели посмотреть на уникальное явление в нашем профсоюзе. Как
интердевочка на государство молотит.

- В свободное от работы время, - смеется Гулливер.

- Сутки через трое - работа не пыльная. Зато спокойней.

- Кому? - Улыбается Кисуля.

- Мне. Маме моей. Всем.

- Под каждой крышей - свои мыши. Мы тебе к свадьбе подарочек
привезли, танюха.

- Специальное пособие для экспортных невест, - говорит Симка и
протягивает мне бумагу, сложенную вдвое.

Я разворачиваю, а там какая-то инструкция.

- Что это?

- Список справок и документов, необходимых для выезда из советского
союза. Порядок очередности подачи и официальные сроки принятия решений. По
каждой справке, представляешь?

- Малейшая ошибка, и начинай все сначала. Начнут футболить... Как
светку-маленькую, как маню-кнопку, помнишь?

- Затянут оформление года на три и - привет из Швеции! Менты эту
инструкцию, знаешь, как хранят?!

- Почему?

- По кочану. Чтобы "за бугор" не выпускать.

- Ясно. Где достали?

- "Капуста" - великая штука, - рассмеялась Гулливер.

- Сколько должна?

- Не бери в голову. Рассчитаемся. Кстати, тебе песец не нужен?

- Сколько тянет?

- Для тебя - тысяча баксов. Или, как говорят московские коллеги, -
таузенд грюников.

- Валюты, слава богу, на руках нет. А "деревянными"?

- Четыре штуки - и песец твой.

- Матери взять, что ли? У нее на зиму ничего нет. Покажи.

- Вон, пакет у заднего стекла.

Я достала пакет и вытащила замечательную норвежскую песцовую шубку.
Лялька даже ахнула.

- Ну-ка, выметайся, - сказала я ей. - Прикинь...

Лялька вылезла, надела шубку прямо на халат, сдернула с головы
косынку и распустила по плечам волосы.

Шубка была отличная. Но Лялька в этой шубке смотрелась так, что мы