пугал ее, но со временем жизнь доказала, что она ошибалась.
Тайна так никогда и не прояснилась, и воспоминание о ней
заставляло Фермину Дасу содрогаться от ужаса даже много лет
спустя, когда она уже вышла замуж, имела двоих детей и считала
себя избранницей судьбы: самой счастливой женщиной.
посредничеству сестры Франки де ла Лус, настоятельницы колледжа
Явления Пресвятой Девы, и та не могла отказать в просьбе
представителю рода, который с первого дня обоснования их общины
в Америке оказывал им вспомоществование. Настоятельница явилась
в сопровождении послушницы в девять часов утра и вынуждена была
полчаса ожидать среди клеток, пока Фермина Даса кончит мыться.
Это была мужеподобная немка с металлическими нотками в голосе и
повелительным взглядом, - полная противоположность Фермины Дасы
с ее детскими страстями. К тому же на всем белом свете не было
человека, которого Фермина Даса ненавидела бы, как ее; при
одной мысли, что ей надо встретиться с нею, при одном
воспоминании о ее лживой сердобольности Фермина Даса начинала
чувствовать себя так, словно скорпионы раздирают ее
внутренности. Едва из дверей ванной комнаты она увидела ее, как
тотчас же ожили в душе терзания и пытка тех лет, невыносимая
одурь дневных месс, ужас перед экзаменами, холуйское усердие
послушниц, вся школьная жизнь, пропущенная сквозь призму
духовной нищеты. Сестра Франка де ла Лус, напротив,
приветствовала ее с радостью, по всей видимости, совершенно
искренней. Подивилась тому, как она выросла и повзрослела,
похвалила за то, что так хорошо ведет домашнее хозяйство, с
таким вкусом убрала двор, восторженно отозвалась о цветущих
апельсиновых деревьях. Потом велела послушнице подождать ее и,
стараясь не приближаться чересчур к воронам, которые, зазевайся
только, выклюют глаза, поискала взглядом укромный уголок, где
можно было бы сесть и поговорить с Ферминой Дасой наедине. Та
пригласила ее в залу.
не теряя времени на подходы, предложила Фермине Дасе почетную
реабилитацию. Основание ее исключения из колледжа будет
вычеркнуто не только из официальных записей, но и из памяти
общины, что позволит ей закончить обучение и получить диплом
бакалавра гуманитарных наук. Ферми-на Даса, растерявшись,
пожелала знать, в чем дело.
свете, а его единственное желание - сделать тебя счастливой, -
сказала монахиня. - Ты знаешь, кто это?
посланницей любви женщина, которая из-за невинного письмеца
чуть было не сломала ей жизнь; подумала, но не произнесла этого
вслух. А сказала: да, она знает, кто этот человек, а также
знает, что никто не имеет права вмешиваться в ее жизнь.
пять минут, - сказала монахиня. - Я уверена, что твой отец
согласится.
де ла Лус пришла сюда не только с ведома отца, но и при его
соучастии.
она. - А теперь причины для этого нет.
мужчина - дар Святого Провидения, - сказала монахиня.
самоотверженность, с какой он служит страждущим. И, говоря все
это, вынула из рукава золотые четки с распятием из слоновой
кости и покачала ими перед глазами Фермины Дасы. Это была
фамильная реликвия рода Урбино де ла Калье, более ста лет назад
сработанная сиенским ювелиром и благословленная папой Климентом
IV.
Фермины Дасы, и она осмелилась надерзить.
она. - Вы, которая считаете любовь грехом.
сказанного, однако веки ее вспыхнули. Она продолжала
раскачивать четки перед глазами Фермины Дасы.
вместо меня может прийти сеньор архиепископ, а с ним будет
другой разговор.
ла Лус спрятала золотые четки обратно в рукав. А из другого
достала несвежий, смятый в комочек носовой платок и зажала его
в кулак, глядя на Фермину Дасу как бы со стороны и
сострадательно улыбаясь.
человеке.
жевала рвущуюся с губ дерзость, пока с безмерным
удовлетворением не увидела, что мужские глаза монахини налились
слезами. Сестра Франка де ла Лус промакнула глаза комочком
платка и поднялась.
сказала она.
кончилась в тот день, но на Рождество приехала Ильдебранда
Санчес, двоюродная сестра, и жизнь для них обеих потекла совсем
иначе. Ильдебранду Санчес встречали в пять утра со шхуной из
Риоачи, в густой толпе пассажиров, полумертвых от морской
качки. Ильдебранда Санчес вышла на берег, сияя радостью, -
настоящая женщина, чуть возбужденная от бессонной ночи, она
прибыла с горою корзин, набитых живыми индюшками и огромным
количеством фруктов из ее благодатных краев, чтобы никто не
оказался обделенным все то время, что она собиралась гостить.
Лисимако Сан-чес, ее отец, велел узнать, понадобятся ли на
Пасхальные праздники музыканты, поскольку у него были
превосходные, и он мог прислать их ко времени вместе с добрым
запасом потешных огней. Одновременно он сообщал, что не
выберется за дочерью раньше марта, так что времени у сестер
было достаточно, чтобы пожить в свое удовольствие.
же дня у них вошло в обычай купаться вместе, нагишом, и они
ежедневно совершали эти омовения в бассейне. Помогали друг
дружке намылиться и отмыться, глядя друг на дружку в зеркало,
сравнивали свои ягодицы и недвижные груди, стараясь понять,
насколько сурово с каждой из них обошлось время с того раза,
когда они видели друг дружку вот так, нагишом. Ильдебранда была
крупной и крепкотелой, кожа золотистая, а волосы на теле, как у
мулатки, короткие и вьющиеся пеной. Тело Фермины Дасы,
наоборот, было белым, линии долгими, кожа спокойной, а волосы
мягкими и гладкими. Гала Пласидиа велела постелить им в спальне
две одинаковые постели, но, бывало, они ложились в одну постель
и, погасив огонь, болтали до самого рассвета. Случалось,
выкуривали по тонкой длинной сигаре, которые Ильдебранда тайком
привезла за подкладкой саквояжа, а потом жгли душистую бумагу,
чтобы в спальне не воняло как в придорожной ночлежке. Фермина
Даса первый раз попробовала курить в Вальедупаре, потом
повторила этот опыт в Фонсеке и в Риоаче, где все десять
двоюродных сестер запирались в одной комнате, чтобы тайком
покурить и поговорить о мужчинах. Она научилась курить
шиворот-навыворот, держа горящий конец сигареты во рту, как
случалось курить мужчинам во время войны ночью, чтобы огонек не
выдал их. Но она никогда не курила в одиночку. Дома у
Ильдебранды она курила с ней каждый вечер перед сном и
постепенно приучилась, хотя всегда делала это тайком даже от
мужа и детей, не только потому, что считалось неприличным
женщине курить на людях, но и потому, что тайное курение делало
удовольствие более острым.
чтобы удалить ее от предмета любви, у которой не было никакого
будущего, хотя ее саму заставили поверить, будто едет она с
единственной целью - помочь Фермине решиться на хорошую партию.
Ильдебранда согласилась в надежде, что ей удастся обмануть
забвение, как это в свое время случилось с двоюродной сестрой,
и договорилась с телеграфистом из Фонсеки, что тот, соблюдая
величайшую тайну, будет передавать ей послания. Она испытала
горькое, разочарование, узнав, что Фермина Даса отвергла
Флорентино Арису. Ильдебранда Санчес исповедовала вселенскую
концепцию любви и полагала: все, что происходит с каждым
отдельным человеком, обязательно воздействует на все любови во
всем мире. Однако она не отказалась от своего проекта. С
отвагою, до смерти напугавшей Фермину Дасу, она одна
отправилась на телеграф с намерением добиться расположения
Флорентино Арисы.