воздух вокруг того места, что когда-то цвело ее черными волосами. Только
воздух, да маленькая красная парта, подернутая тонким слоем пыли.
перетек в правописание. Он извлек свой "Сполдингский Ежегодник
Организованного Бейсбола" и зачитался показателями общего уровня и игры на
поле Уолли Эмеса, третьего базового "Толедских Квочек", что стоят наверху,
во Всеамериканской Ассоциации.
передними зубами, скрепленными медной проволокой, читала вслух из "Хозяйки
озера" сэра Вальтера Скотта.
уровень Уолли Эмеса и сравнил его с Ником Каллопом, могучим тараном
"Атлантских Взломщиков" в самом низу Южной Ассоциации. Средний уровень
Каллопа после часа сложных математических вычислений распределился по пяти
страницам и оказался на десять пунктов выше, чем у Уолли Эмеса.
и галоп его - нравилось ему больше, чем прозаическое Уолли Эмес.
Закончилось все для него ненавистью к Эмесу, и он задумался о Каллопе -
как тот выглядит, о чем разговаривает, как бы он поступил, если бы Артуро
в письме попросил у него автограф. День тянулся утомительно. Ляжки его
ныли, а глаза сонно слезились. Он зевал и морщился абсолютно на все, что
талдычила Сестра Селия. Весь день он горько жалел о том, чего не сделал, о
соблазнах, против которых устоял на каникулах - они уже прошли и больше
никогда не вернутся.
звонком - ноги его как раз переступили парадный порог. Он поскакал наверх
по лестнице и, еще не видя ничего сквозь стену раздевалки, уже смотрел в
сторону розиной парты. За партой никого не было. Сестра Мария Селия начала
перекличку.
ящик моистола и подняла всех к утренней молитве. Снова мучения.
Рождества. Солнце сияло яростно, желтело в небе от злости, мстило
гористому миру, который спал и мерз в его отсутствие. Комки снега
плюхались с обнаженных тополей вокруг поля, валились на землю и
задерживались там еще на мгновение, пока эта желтая пасть не слизывала их
в небытие. Из земли сочился пар, какая-то туманная гадость выдавливалась и
уползала прочь. На Западе штормовые тучи галопом уносились вдаль,
беспорядочно отступая, бросив свои нападки на горы, и эти огромные
невинные пики благодарно воздевали свои вытянутые губы к солнцу.
вздыхавшей грязи возле коробки подающего. Завтра, наверное. Или
послезавтра. Но где же Роза? Он привалился плечом к одному из тополей. Это
земля Розы. Это ее дерево. Потому что ты смотрела на него, потому что,
быть может, даже касалась его. А вон то - горы Розы, и она, наверное,
смотрит на них сейчас. Все, на что бы она ни взглянула, становилось ее, и
на что бы ни посмотрел он, становилось ее же.
на своем велике проехал Кляча Уильямс, развозчик денверской Пост, как бы
между прочим забрасывая вечерние газеты на каждое крыльцо по пути. Артуро
свистнул и догнал его.
погрузился в тщательные вычисления. Артуро стоял терпеливо рядом, надеясь
на хорошие новости.
А чё?
не имеет.
открыта, по дому полноправно гуляет холодный вечерний воздух. Печи остыли,
пепел аж высыпается из поддувал. Где она? И они пускались на поиски. Она
никогда далеко от дома не уходила - то пряталась в старом каменном амбаре
на пастбище, сидела на ящике или опиралась о стену, а губы шевелились.
Однажды они искали ее после заката, долго, обшарили весь район,
заглядывали в сараи и амбары, пытались читать следы на берегах маленького
ручейка, который за одну ночь разбух до бурого бугая-матершинника, что
пожирал пласты земли с росшими на них деревьями в реве своего презрения.
Они стояли на берегу и смотрели на рычащий поток. Не разговаривали. Потом
рассредоточились и пошли искать снова, вверх и вниз по течению. Через час
вернулись в дом. Артуро развел огонь. Август и Федерико сгрудились вокруг
печки.
коленях над тем бочонком вина, который Папа поклялся не открывать, пока
ему не исполнится десять лет. Она не обратила ни малейшего внимания на их
уговоры.
нее никакого значения. Артуро нежно взял ее за руку, чтобы помочь
подняться на ноги.
рассмеялся, чуть-чуть натужно, поглаживая рукой покрасневшую щеку.
спустился в погреб, подошел к ней и набросил ей на плечи. Она встала,
одеяло сползло и накрыло ей ноги. Делать больше было нечего. Они поднялись
наверх и стали ждать.
стола, перебирая свои учебники, изображая изо всех сил прилежание,
стараясь выглядеть послушными детьми. Они увидели ее пурпурные губы.
Услышали ее серый голос.
недели.
ней и поцеловать на прощанье. Федерико - тоже. Им хотелось сказать ей
что-нибудь про свои школьные обеды, но она спала, эта чужая женщина,
которой они больше не нравились.
немного погодя - Артуро, чуть-чуть пригасив огонь в печке и оглядевшись в
последний раз. Разбудить ее? Нет, пускай уж спит. Он налил воды в стакан и
поставил ей на тумбочку у изголовья. Затем - в школу, на цыпочках.