ворить с ней. Именно эта потребность просить прощения за мое смешное,
необузданное поведение и разжигала меня. Я знал, как драгоценно каждое
мгновение, знал, что для нее это вопрос жизни и смерти, и все-таки не
имел возможности шепнуть ей словечко, подать ей какой-нибудь знак, пото-
му что именно мое неистовое и нелепое преследование испугало ее. Это бы-
ло... да, постойте... как бывает, когда один бежит предостеречь другого,
что его хотят убить, а тот принимает его самого за убийцу и бежит впе-
ред, навстречу своей гибели... Она видела во мне только безумного, кото-
рый преследует ее, чтобы унизить, а я... в этом и была вся ужасная бесс-
мыслица... я больше и не думал об этом... я был вконец уничтожен, я хо-
тел только помочь ей, услужить... Я пошел бы на преступление, на
убийство, чтобы помочь ей... Но она, она этого не понимала. Утром, как
только я проснулся, я сейчас же побежал к ее дому; у дверей стоял бой,
тот самый бой, которого я ударил по лицу, и заметив меня - несомненно,
он меня поджидал, - проворно юркнул в дверь. Быть может, он это сделал
только для того, чтобы предупредить о моем приходе... ах, эта неизвест-
ность, как мучит она меня теперь!.. быть может, тогда все было уже под-
готовлено для моего приема... но в тот миг, когда я его увидел и вспом-
нил о своем позоре, у меня не хватило духу сделать попытку... У меня
дрожали колени. Перед самым порогом я повернулся и ушел... ушел в ту ми-
нуту, когда она, может быть, ждала меня и мучилась не меньше моего.
цы, казалось, жгли мне подошвы... Вдруг у меня блеснула мысль; в тот же
миг я окликнул экипаж, поехал к тому самому вице-президенту, которому я
оказал помощь, и велел доложить о себе... В моей внешности было, вероят-
но, что-то странное, потому что он посмотрел на меня как-то испуганно, и
в его вежливости сквозило беспокойство... может быть, он тогда уже уга-
дал во мне человека, гонимого амоком... Я решительно заявил ему, что
прошу перевести меня в город, так как не могу больше выдержать на моем
посту... я должен переехать немедленно... Он взглянул на меня... не могу
вам передать, как он на меня взглянул... ну, примерно так, как смотрит
врач на больного...
расно понимаю. Ну, это можно будет как-нибудь устроить, подождите только
немного... Скажем, недели четыре... мне нужно сначала подыскать вам за-
местителя.
серьезно сказал он, - мы не можем оставить пост без врача. Но обещаю
вам, что сегодня же займусь этим.
давшийся человек, раб. Во мне уже закипало негодование, но он, со светс-
кой любезностью, опередил меня:
все удивлялись, почему вы никогда не приезжаете, никогда не берете от-
пуска. Вы нуждаетесь в обществе, в развлечениях. Приходите по крайней
мере сегодня вечером, - сегодня прием у губернатора, там будет вся наша
колония. Многие давно уже хотят познакомиться с вами, спрашивают о вас и
высказывают пожелание, чтобы вы перебрались сюда.
сразу словно переродился и, поблагодарив вице-президента самым вежливым
образом за приглашение, обещал быть точным. И я был точен, даже слишком
точен. Нужно ли говорить, что, гонимый нетерпением, я первый явился в
огромный зал правительственного здания; безмолвные желтокожие слуги сно-
вали взад и вперед, мягко ступая босыми ногами, и, как мерещилось моему
помраченному сознанию, посмеивались за моей спиной. В течение четверти
часа я был единственным европейцем среди этой бесшумной толпы и нас-
только одинок, что слышал тиканье часов в своем жилетном кармане. Нако-
нец, пришли два-три чиновника со своими семьями, а затем появился и сам
губернатор, вступивший со мною в продолжительную беседу; я внимательно
слушал его и, как мне казалось, удачно отвечал, пока мной не овладело
вдруг какое-то необъяснимое нервное беспокойство. Я потерял самооблада-
ние и стал отвечать невпопад. Я стоял спиной к входной двери зала, но
сразу почувствовал, что вошла она, что она уже здесь. Я не мог бы объяс-
нить вам, как возникла во мне эта смутившая меня уверенность, но, говоря
с губернатором и прислушиваясь к его словам, я в то же время ощущал
где-то за собой ее присутствие. К счастью, губернатор вскоре окончил
разговор - мне кажется, если бы он не отпустил меня, я все равно, пре-
небрегая вежливостью, обернулся бы, так сильно было это странное напря-
жение моих нервов, так мучительна была эта потребность. И действительно,
не успел я обернуться, как увидел ее на том самом месте, где мысленно
представил себе ее. На ней было желтое бальное платье с низким вырезом,
матово поблескивали, как слоновая кость, ее прекрасные узкие плечи; она
разговаривала, окруженная группой гостей. Она улыбалась, но я уловил в
ее лице какую-то напряженность. Я подошел ближе - она не видела или не
хотела меня видеть - и вгляделся в эту улыбку, любезную и холодно-вежли-
вую, игравшую на тонких губах. И эта улыбка снова опьянила меня, потому
что она... потому что я знал, что это ложь, лицемерие, виртуозное уменье
притворяться. Сегодня среда, мелькнуло у меня в голове, в субботу прихо-
дит пароход, на котором едет ее муж... Как может она так улыбаться,
так... так уверенно, так беззаботно улыбаться и небрежно играть веером,
вместо того чтобы комкать его от волнения? Я... я, чужой... я уже два
дня дрожу в ожидании того часа... я, чужой, мучительно переживаю за нее
ее страхи, ее отчаяние... а она явилась на бал и улыбается, улыбается...
сил ее; она, извинившись перед своими собеседниками, прошла под руку с
ним мимо меня в другой зал. Когда она заметила меня, внезапная судорога
пробежала по ее лицу - но только на секунду, потом она вежливо кивнула
мне как случайному знакомому, сказала: "Добрый вечер, доктор!" - и скры-
лась, прежде чем я успел решить, поклониться ей или нет.
глаз, и я, я сам этого не знал. Почему она поклонилась... почему вдруг
узнала меня?.. Было ли это самозащитой, или шагом к примирению, или
просто замешательством? Не могу вам выразить, в каком я был волнении, во
мне все всколыхнулось и готово было вырваться наружу. Я смотрел на нее,
спокойно вальсирующую в объятиях офицера, с невозмутимым и беспечным вы-
ражением лица, а я ведь знал, что она... что она, так же, как и я, дума-
ет только об одном... что только нам двоим в этой толпе известна ужасная
тайна... а она танцевала... В эти минуты мои муки, страстное желание
спасти ее и восхищение достигли апогея" Не знаю, наблюдал ли кто-нибудь
за мной, но, несомненно, я своим поведением мог выдать то, что так ис-
кусно скрывала она, - я не мог заставить себя смотреть в другую сторону,
я должен был... да, должен был смотреть на нее, я пожирал ее глазами,
издали впивался в ее невозмутимое лицо - не спадет ли маска хотя бы на
миг. Она, должно быть, чувствовала на себе этот упорный взгляд и он тя-
готил ее. Возвращаясь под руку со своим кавалером, она сверкнула на меня
глазами повелительно, словно приказывая уйти. Уже знакомая мне складка
высокомерного гнева снова прорезала ее лоб...
вправо, ни влево. Я мгновенно понял ее - этот взгляд говорил: "Не прив-
лекай внимание! Возьми себя в руки!" - Я знал, что она... как бы это вы-
разить?.. что она требует от меня сдержанности здесь, в большом зале...
я понимал, что, уйди я теперь домой, я мог бы завтра с уверенностью
рассчитывать быть принятым ею... Она хотела только избавиться от моей
назойливости здесь... я знал, что она - и с полным основанием - боится
какой-нибудь моей неловкой выходки... Вы видите... я знал все, я понял
этот повелительный взгляд, но... но это было свыше моих сил, я должен
был говорить с нею. Итак, я поплелся к группе гостей, среди которых она
стояла, разговаривая, и присоединился к ним, хотя знал лишь немногих из
них... Я хотел слышать, как она говорит, но каждый раз съеживался, точно
побитая собака, под ее взглядом, изредка так холодно скользившим по мне,
словно я был холщовой портьерой, к которой я прислонился, или воздухом,
который слегка эту портьеру колыхал. Но я стоял в ожидании слова от нее,
какого-нибудь знака примирения, стоял столбом, не сводя с нее глаз, сре-
ди общего разговора. Безусловно, на это уже обратили внимание... безус-
ловно... потому что никто не сказал мне ни слова; и она, наверно, стра-
дала от моего нелепого поведения.
не мог разбить чары, сковывавшие мою волю... Я был словно парализован
яростным своим упорством... Но она не выдержала... Со свойственной ей
восхитительной непринужденностью она внезапно сказала, обращаясь к окру-
жавшим ее мужчинам:
успел еще заметить складку на ее лбу, а потом видел уже только спину,
белую, гордую, обнаженную спину. Прошла минута, прежде чем я понял, что
она уходит... что я больше не увижу ее, не смогу говорить с ней в этот
вечер, в этот последний вечер, когда еще возможно спасение... и так я
простоял целую минуту, окаменев на месте, пока не понял этого... а тог-
да... тогда...
ти, всей глупости моего поступка... сначала я должен описать вам место
действия... Это было в большом зале правительственного здания, в огром-
ном зале, залитом светом и почти пустом... пары ушли танцевать, мужчины
- играть в карты... только по углам беседовали небольшие кучки гостей...
Итак, зал был пуст, малейшее движение бросалось в глаза под ярким светом
люстр... и она неторопливой легкой походкой шла по этому просторному за-
лу, изредка отвечая на поклоны... шла с тем великолепным, высокомерным,
невозмутимым спокойствием, которое так восхищало меня в ней... Я - я ос-
тавался на месте, как я вам уже говорил. Я был словно парализован, пока
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Шидловский Дмитрий
Сертаков Виталий