зеленая опечатанная бутылка. Там разгуляться все равно не дадут. Так вот,
все шло по программе. Бутылка стояла в аптечке, а мы подлетали к Венере,
чтобы от нее с ускорением повернуть к Марсу. Через Венеру к Марсу иногда
ближе... - Космонавт показывает этот маневр на столе между стаканом и
бутылкой.
наливает полстакана.
воспользоваться этим спиртом как лекарством и никому специально не
сообщать. Но о спирте никто из нас не думал, потому что ТАМ как-то странно
думать об этом деле... - Космонавт щелкает пальцем по горлу. - Там черт
знает о чем иногда думаешь, но только не об этом. Так вот... Однажды я
погнался за непривязанным бортжурналом, тот залетел в аптечку, и я увидел,
что спирта в бутылке убавилось.
выпало работать снаружи часов пять без передышки... наконец я не выдержал,
схватил кувалду... да, да, был у нас и такой инструмент... и зонд
отделился. Помню, я его еще ногой отпихнул и подумал:
сидел мелкий бес подозрения. Маленький такой бесенок. В общем, заглянул я
в бутылку... Так и есть! Уровень спирта опять понизился!
невпроворот, времени нет, а я опять туда же - инспектировать бутылку. Мать
моя родная! За два дня спирта убавилось ровно на треть! Кто-то опять
причастился, да так, что концов не найдешь!
друг Коля Дашкиев? Может, они втроем пьют, а меня не приглашают?"
работаю, кто-то пьет! Меня не уважают! С кем я на Марс лечу?! С какими-то
подзаборными алкоголиками! Сегодня жрут неразбавленный спирт на борту
космического корабля, а завтра что? Марихуану на Марсе? И вот, когда
бесенок моего подозрения вымахал в громадного пса коммунально-квартирного
скандалиста, я сказал себе:
марсианская экспедиция не должна закончиться катастрофой из-за бутылки
спирта. Остановись! Человеческая природа, конечно, противоречива, и на
корабле возникла отвратительная психологическая ситуация - а что может
быть оскорбительней для настоящих мужиков и ковбоев, если кто-то из них
втихомолку пьет, и все подозревают друг друга? - но я не могу поверить,
чтобы кто-нибудь из нас тайком потягивал этот паршивый спирт, потому что
мы здесь не просто человеки, а как бы представители человечества. Тут
что-то не так!"
начали митинговать. На повестке дня один вопрос: "Кто пьет?" Пусть честно
признается, ему за это ничего не будет! Американцы божатся, мы с Колей
клянемся, что никто к бутылке не прикасался. Кто же тогда? Пушкин?
Проверяем бутылку, а она уже пуста! Мы верим друг другу, но не можем
понять, куда исчез спирт. Мы перебираем все мыслимые варианты, вплоть до
пробития бутылки микроскопическим метеоритом, и все немыслимые, вплоть до
присутствия на корабле пьющей нечистой силы, как вдруг американцы
начинают, что называется, "ржать"... Совсем, как эти...
Степаняк-Енисейский.
Степаняка. Опять он не в ту дверь вошел.
копченой колбасы; от ее запаха у меня начинает течь слюна, как у собак
Павлова.
спрашиваю я.
телепатировать:
худо. Из моих ответов он уловил лишь образ патрона в наганной каморе.
умышленно подсунула бутылку с поршневым двойным дном. Известный розыгрыш -
вытягиваешь пробку, поршень срабатывает; бутылка пуста. А в невесомости
поршень как видно сработал, не дожидаясь открытия. За этот фокус фирма
уплатила крупный штраф, но реклама, реклама... - Марсианин добывает
сигарету и взглядом обращается к Степаняку-Енисейскому:
слышит, нет. Он давно потерял нюх. Он типичный не хомо сапиенс сапиенс.
утра все равно не дожить".
он.
наконец остаюсь наедине со своим личным Трифоном Дормидонтовичем.
лоб, лысина, седая бороденка. Мы с ним в каком-то смысле двойники, хотя
это уже похоже на литературщину. Но, более того, в каждом из нас сидит
свой Трифон Дормидонтович и норовит, норовит, норовит... Думаю, у каждого
крупного ученого есть свой собственный Трифон Дормидонтович, много
Трифонов Дормидонтовичей. Биографии наших крупных ученых в общем-то схожи:
образование в Москве или в Питере, потом галопом по Европе и Сорбоннам, и,
наконец, мозговая работа до конца жизни по восемнадцать часов в сутки -
работа, сопровождаемая доносами и анонимками, прерываемая руганью с
правителями, арестами, инфарктами, расстрелами (ну, не расстреляют, так
доведут до самоубийства, сгноят в камере или, в лучшем случае, зашлют к
черту на рога), работа, увенчанная наконец никому не нужным бессмертием, -
биографии наших крупных ученых, как крик души:
лучше).
внушаемый, подобострастный и больной раком Трифон Дормидонтович. Жалко
старичка. Прибыл на покаяние, принес мне на лапу бутылку коньяка,
подсуетился, значит. Решил душу почистить и мне продать. Чтобы я его
выслушал, понял, простил. Сейчас будет рассказывать биографию.
игру. В нее трезвыми не играют.
многостаночники-энциклопедисты, вроде лучших представителей Ренессанса, но
наоборот. Бутафорские бутылки с водой вместо спирта. Ну их к лешему! Не
имеет никакого значения, кто их родители - отец ли рабочий макаронной
фабрики, прадед ли крепостник, бабушка ли сестра милосердия. Андрей
Иванович прав: они везде, отовсюду. В медицине, в литературе, в шахматах.
В биологической науке - классический случай. В песнях для эстрады - "мой
адрес ни дом и не улица, мой адрес Советский Союз". В геолого-разведке -
почему нефть так долго искали и не могли найти? То-то. Сталин кем был?
Трифоном Дормидонтовичем. Везде они - даже в балете. Однажды по
издательству бродил литератор, написавший либретто для балета. Он хотел
опубликовать его буквами. Издали отдельной книгой.