двигатель, Летиция спешно подняла стекла справа и слева. В кабину и без
того успело напустить целое облако пыли. Словно по мановению волшебного
жезла, буря улеглась. Видимо, оценив их уступчивость, вертолет отлетел
чуть в сторону и завис над землей.
гигантской стрекозы. - Кстати, если хочешь, мы можем сбить ее.
их в бок. Как твой любимый Покрышкин.
Поэтому, если хочешь дожить до маршальства...
довольная, она улыбнулась. Изящным движением головы откинула назад черную
гриву волос. - Не бойся. Раз мы ничего такого не хотим, стало быть, и
тарана не будет. Зачем нам маршальство, верно?
хотя Летиция всего-навсего шутила, ему показалось, что в голосе ее звучит
некое сожаление. Так передумавший хулиган со вздохом опускает рогатку.
подавшись к Виктору, обхватила его щеки руками и нежно поцеловала в губы.
И тут же еще раз - уже не столько нежно, сколько с азартом легко
разгорающейся молодости.
действительно была молода, а он был стар, ужасающе стар. Разница эта,
нет-нет, да била ему по глазам, колола шипом розы, к которой так часто он
пробовал неосторожно прижаться. И наверное, дело заключалось даже не в
возрасте, - в чем-то совершенно ином, но в чем именно, он так и не мог
разобраться по сию пору.
Виктор.
нас в разные камеры, вот увидишь. А целоваться сквозь стены человечество
еще не научилось...
Стволы могучих "Мини-Ган" угрожающе целились в сторону беглецов. Виктор не
понаслышке знал силу этих скоростных пулеметов. В пару секунд они способны
были превратить автомашину в полыхающий дуршлаг. Он посмотрел на Летицию.
чем отворить дверцу, она проворчала:
колымагу всего на один день у знакомого психопата. Если не верну в срок,
он очень обидится.
кисть. - Если что, вали все на меня и на ОПП. Но лучше не слишком афишируй
свою осведомленность. Просто проезжала мимо, решила помочь.
бедрах коротенькую юбочку, выбралась из кабины. Виктор поторопился вылезти
с другой стороны.
отбросить на пять шагов перед собой. Бросать левой рукой, держа за
ствол!..
затылке. Плечо привычно отозвалось болью. Летиция, обойдя машину,
приблизилась к нему и заботливо оправила на доноре куртку. Смешливо
покосилась на его руки.
полицейские.
Летицию.
только к мужчинам, - последнее слово Летиция почти пропела, произнеся по
слогам. Очень медленно, словно издеваясь над блюстителями правопорядка,
она стала поднимать руки. Она поднимала их, не сгибая, через стороны -
так, словно делала гимнастику или собиралась нырнуть с водной вышки. И,
конечно же, коротенькая юбочка по-своему отреагировала на это движение.
Уразумев, какую картину он рискует увидеть в самом скором времени,
полицейский качнул револьвером, хмуро пробурчав:
мужчинам.
направилась к вооруженным людям.
аккуратно.
еще двое топтались возле Виктора, внимательнейшим образом ощупывая его
одежду. Ни тех, ни других он не замечал. С глупейшей улыбкой на лице
Виктор наблюдал, как, отведя офицера под локоток в сторону, Летиция что-то
весьма эмоционально ему втолковывает. Полицейский чин стоял перед ней
провинившимся, но не утерявшим еще упрямства мальчуганом. Стриженый его
затылок часто и расстроено кивал. Руки Летиции все более энергично
жестикулировали перед носом офицера. Завороженный ее красноречием, он не
делал ей ни единого замечания...
никогда не нравились. Не нравились и Софья Перовская с Верой Фигнер.
Единство жестокости и женского начала ассоциировалось у него с чем-то
абсолютно противоестественным. Захватчик и воин мужчина - было явлением
мерзким, но тем не менее привычным, а потому вполне приемлемым. Женщина,
получающая удовольствие от чужой смерти, была страшнее, чем женщина -
наркоманка и алкоголичка. Старуха с косой была все-таки старухой, но даже
и здесь женское обличье он воспринимал как некую ошибку или неточность
народных сказаний. Виктор не верил в орлеанских дев, не верил в суровых
комиссарш с осиными талиями и сухо поджатыми губами. Они казались ему
некими жутковатыми призраками, материализовавшимися по халатному
недосмотру природы. И тем ужаснее было его признание собственных чувств к
Летиции. Все более он ощущал крепость ловушки, в которую угодил. Виктор
сознавал, что отказаться от Летиции вторично ему будет во сто крат
труднее. Он угодил в клетку, и дверца этой клетки немедленно закрылась на
замок. Ключиком, запершим замок, послужили те самые слова, которые Летиция
произнесла в машине...
лекари. Ему наложили несколько швов, в кровь впрыснули дозу антибиотиков и
болеутоляющего. Вероятно, под действием всех этих лекарств ему приснился
пугающий сон. С развевающимися волосами Летиция мчалась по небу в
деревянной ступе. Виктор сидел где-то сзади - вроде как в багажнике. Ступа
пикировала вниз, и у него перехватило дыхание. Из крохотных кубиков, не
более спичечного коробка, дома вмиг вырастали до своих истинных размеров.
Летиция с уханьем взмахивала метлой, и ступа вновь возносилась к облакам.
Ничего страшного они не вытворяли - просто носились с воплями над городами
и селами. Тем не менее, ужас, пропитавший его душу, не покидал Виктора ни
на минуту. Он сознавал себя мужем ведьмы, и мысль эта заставляла горячечно
биться сердце. Что-то было не так, но что именно, он не мог понять. Лишь
позже с облегчением опытного обманщика он списал тревожное состояние на
предчувствие, которое, как известно, во снах обостряется, предупреждая
спящего о грядущем. В данном случае грядущим Виктор посчитал не ступу с
Летицией, а то, что произошло с ним тотчас по пробуждении.
процедура. Проснуться же в минуту, когда тебя душат тюремной подушкой, -
действие, вовсе лишенное какой бы то ни было прелести. Несчастный царь
Павел, первый и последний из всех российских павлов, знал, что умирать
лучше бодрствуя. К такому же выводу пришел организм Виктора, ощутив острую
нехватку кислорода. Забарахтав руками, он попытался сесть, но из этого
ничего не вышло. Голову его с силой прижимали к койке. Кулаки тоже
оказались бесполезными. Человек оседлал его грудь, ногами ограничив
мобильность рук. Убийца, казалось предусмотрел все и на потуги Виктора
отвечал приглушенным хихиканьем.
способов самозащиты. К сожалению, о большинстве этих способов они просто
не подозревают. Дикий зверь тем и сильнее цивилизованного существа, что
без стеснения практикует все дозволенное и недозволенное. Собственно
говоря, спасающему свою жизнь дозволено все. Человек вправе кусаться и
царапаться, бить чем угодно и по чему угодно, нисколько не заботясь о
последствиях. Там, где в человеческие игры вмешивается ее величество
Смерть, джентльменские правила не в ходу. Оттого-то война и есть самое
гнусное лицемерие на земле, фарс узаконенного убийства, где не желающий
убивать - дезертир, и безжалостно приговаривается трибуналом оскаленных
звероящеров к расстрелу. Расстрел отказавшихся от насилия - могло ли
выдумать человечество что-нибудь более постыдное? Впрочем, конечно же,
могло. В подобных вещах достижения землян уникальны, и, если бы не
скромное умалчивание летописцев, все давно бы потонуло в славословии
кровавого ханжества...
Пехов Алексей
Аникина Наталья
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий
Перумов Ник
Сертаков Виталий