Чтение 33–й страницы книги ~Квадраты шахматного городка~

делом займутся безотлагательно.

Его обещание не заставило себя ждать. На следующее утро на подносе с
завтраком я обнаружил пакет. В нем находилось постановление суда,
подписанное Ромеро, к которому была приколота записка со словами: "С
уважением, Андрес Люкас", а также утренний выпуск "Тьемпо".

На первой странице бросалось в глаза пустое место с факсимиле
официального цензора. Надпись гласила, что в этом разделе содержался
материал, не соответствующий какому-то параграфу закона об общественном
порядке.

Вот это другое дело! Как я узнал позже, полицейские в соответствии с
указаниями Ромеро рано утром прибыли в редакцию "Тьемпо" и изъяли статью,
в которой снова содержались нападки на меня.

Просмотрев газету, я понял, что Ромеро вчера пришлось потрудиться. По
его распоряжению Тесоль за неуплату штрафа был арестован и заключен в
тюрьму. Дальбан же и его сообщники не шевельнули пальцем, чтобы помочь
ему.

Оказывается, эти члены народной партии - на самом деле жестокая
публика. Пока безграмотный крестьянин-трибун был им полезен, они
пользовались его доверием; когда же дело обернулось иначе, они бросили его
на произвол судьбы.

Я развернул газету и еще раз убедился, как ловко поступают братья
Мендоса. Люкас был прав. На этот раз Фелипе Мендоса обрушился на коррупцию
в финансовом управлении. Имени Сейксаса не упоминалось, но из приведенных
в статье фактов без труда можно было узнать, о ком шла речь.

Мне стало не по себе. Значит, постановление суда против братьев Мендоса
еще не служит гарантией от нападок и клеветы. Правда, Люкас обещал
расследовать роль Дальбана во всем этом деле. Если им удастся
договориться, я смогу спокойно заниматься своей работой. Признаться, я
молил бога о том, чтобы поскорее с ней развязаться.

Следовало при первой же возможности нанести Люкасу визит, чтобы
поблагодарить его. Завтрак я заканчивал уже в более приятном расположении
духа, чем это было накануне.

В холле отеля с унылым видом сидела Мария Посадор. Она изучала
шахматную позицию, двигая пешкой и не решаясь, как с ней поступить.

Что, черт побери, она все-таки вечно делает здесь, будто у нее нет
собственного дома? Просто ли ей тут нравится или она встречается с кем-то?
Или занимается делами народной партии?

Я подошел к ней.

- Сеньора Посадор! Позвольте побеседовать с вами.

- Пожалуйста, сеньор Хаклют, - ответила она, не глядя на меня. -
Присаживайтесь.

Она показала на кресло.

- Полагаю, мое общество вам не очень приятно, - начал я. - Имеете ли вы
отношение к тому, что недавно писала обо мне "Тьемпо"?

Она уронила пешку, которой поигрывала, и откинулась в кресле, закинув
ногу на ногу.

- Я не отвечаю за то, что печатает "Тьемпо". Кто вам сказал, что я имею
к ней отношение?

- Какая разница. Но вы как-то связаны с газетой?

- Я иногда передавала средства Христофоро Мендосе и не более того.

Насколько я могу судить, она говорила откровенно, прямо отвечая на
заданный вопрос. Я почувствовал некоторое облегчение.

- Если вы дружны с братьями Мендоса, то, наверное, могли бы ответить,
почему они обрушились на меня именно сейчас?

Сеньора Посадор некоторое время молча разглядывала меня. Наконец она
сказала:

- Сеньор Хаклют, вы, видимо, полагаете, что газеты издают исключительно
в целях информации? - последние слова она произнесла особенно отчетливо. -
"Тьемпо" не содержит особых новостей. Нет их и у "Либертад". Обе они лишь
средства для обработки общественного мнения. "Либертад" служит не только
запасным каналом для радио и телевидения, но и несет дополнительную
информацию для тех образованных и влиятельных лиц, которые в конечном
счете и определяют политику в стране. Оппозиция противопоставляет им свой
рупор - "Тьемпо". Успех политической линии Вадоса в том, что ему удалось
сохранить доверие общественности к его пропагандистскому аппарату. А ведь
обычно правительственным органам, излагающим официальную позицию, редко
удается в течение двадцати лет сохранить свой авторитет. Чаще всего в
таких случаях заявляют: "Я им больше не верю! Я читал - или видел, или
слышал - слишком много явной лжи". Здесь вы такого не услышите.

- Это ничего не значит.

- Напротив. Вы что, сеньор, на самом деле ангел?

- Что вы имеете в виду?

- Вы ведь не станете утверждать, что вы ангел. Тем не менее разве вы
стали протестовать, когда вас представили таковым на телевидении? Именно
против этого попыталась выступить "Тьемпо", изобразив вас в менее
благоприятном, но более близком к истине свете. Мы все легко ранимы и
далеко не всезнающи. Естественно, что вы возражаете против изображения вас
в неприглядном свете. Я вас не осуждаю. Мне бы хотелось только, чтобы у
нас была одна цель.

- В сотый раз, - перебил я, - повторяю, что я не встану на чью-либо
сторону, я не желаю вмешиваться во внутренние дела Вадоса. Меня наняли как
специалиста, и обращаться со мной как с наемным убийцей просто
несправедливо.

- Хотите вы этого или нет, - тихо проговорила она, - но вы стали уже
определенным символом. Наверное, лучше, если вы уедете, не закончив свою
работу, чем окончательно потеряете возможность влиять на ход событий и
окажетесь поверженным стихией, которая неумолимо надвигается.

- Вы не сомневаетесь, что катастрофа неизбежна, - сказал я. - А что же
делают ваши друзья - братья Мендоса, чтобы предотвратить ее? Ничего.
Похоже, они содействуют ее приближению. В воскресенье вечером я случайно
наблюдал поножовщину, поводом для которой послужили нападки "Тьемпо" на
доктора Руиса. К счастью, это пока не привело к более серьезным
последствиям.

- Только потому, что дело провалилось, сеньор Хаклют. Только потому,
что исчез сеньор Браун. Я считаю, что Фелипе напрасно настаивал на
публикации этого материала; но, как я вам уже говорила, я не могу влиять
на политику "Тьемпо". Я лишь считаю оправданным и необходимым ведение в
Сьюдад-де-Вадосе какой-то контрпропаганды.

- Хорошо, допустим, что оппозиции нужна своя пресса. Согласен. Однако
хотелось бы знать, должна ли она быть клеветнической?

- При нынешних условиях она должна быть настолько резкой, насколько
допускает закон. Молоко и вода, сеньор, не могут заменить читателям более
крепкие напитки. Что касается доктора Руиса, то, полагаю, со временем он
все поймет. Я довольна, что Фелипе отказался от своего намерения, иначе
сейчас на площадях были бы баррикады, а вас, чего доброго, пырнули бы
ножом.

Она посмотрела на шахматную доску.

- Поверьте мне, сеньор Хаклют, я понимаю вас. Наши проблемы не очень
волнуют вас, но тем не менее они существуют. И мы, обитатели Вадоса, не
можем отказаться от борьбы за свои интересы лишь потому, что на нашем пути
оказался иностранец, к которому мы не питаем неприязни. Разве это
несправедливо?

Я поднял руки вверх.

- Сеньора, ваша логика безупречна. Однако я не могу оставаться
равнодушным, когда со мной так обращаются. И еще один вопрос. Вы случайно
не знакомы с человеком по имени Хосе Дальбан?

Зрачки ее несколько расширились. Она кивнула.

- Тогда при случае передайте ему от моего имени, что, если он еще хоть
раз допустит выпад против меня, ему не поздоровится.

- Объясните подробнее.

- Он поймет, что я имею в виду. Он уже дважды пытался запугать меня. В
третий раз это не пройдет. Откровенно говоря, у меня есть сведения, что
вы, сеньора Посадор, вместе с Дальбаном организовали в прессе атаки против
меня. Я могу поверить вам, но не Дальбану, если даже он поклянется на
распятии.

Ее голос прозвучал очень спокойно, когда она сказала:

- Я передам ему. Если его увижу. Вы должны понять, сеньор Хаклют, что и
здесь вами руководит предубеждение. Мне представляется, что вы мыслите
категориями обычных политических партий; вы ищете аналогий с
правительствами других стран. Здесь есть президент, конгресс,
правительство, члены которого, как и в Соединенных Штатах, например,
назначаются президентом, но гражданская и народная партии имеются только в
Сьюдад-де-Вадосе. Это вам, должно быть, известно. Но вы, видимо, не
потрудились узнать, что в Пуэрто-Хоакине проживают вдвое больше людей, чем
здесь, а в двух других крупнейших городах, Куатровьентосе и Астория-Негре,
в общей сложности столько же жителей, сколько и в столице. Кроме того, не
забывайте, что это еще не вся страна. Мы как раз выступаем против изоляции
Вадоса, против того, чтобы город становился привилегированным государством
в государстве. Сколько времени вы уже здесь? Наверное, три недели? Мы
ведем борьбу уже более десяти лет, и она стала смыслом всей нашей жизни.

- Похоже, - она коснулась своими длинными пальцами шахматных фигур, -
что борьба эта может даже заменить нам шахматы в качестве
общенационального увлечения.

Я промолчал.

- Полагаю, было бы уместно, - сказала она после небольшой паузы, не
отрывая глаз от шахматной доски, - в знак нашей дружеской неприязни