Чтение 33–й страницы книги ~Полет ворона~

- Не согласен, - возразил хозяин. - Как раз наливать. Нарежутся -
заткнутся.

- И то верно, - согласился Белозеров и ударил по струнам:

- А если я чего хочу, я выпью обязательно...

Время летело незаметно, и только когда Таню стала разбирать зевота, она
взглянула на часы. Господи, двадцать минут четвертого! А ей завтра с утра на
лекции... Да нет, какие лекции? Каникулы ведь.

Тем временем сильно пьющая часть гостей как-то незаметно улеглась.
Осветителя Пашу Шпет пристроил на трех диванных подушках и накрыл сверху
рваным одеялом. Для Володи он извлек откуда-то раскладушку и, заботливо
придерживая за плечи, перетащил его туда. Иван пока что оставался сидеть,
привалив щеку к столу.

Зевота и дремота заразительны. Вскоре уже все клева-, ли носами, один
лишь хозяин бодро суетился и распоряжался.

- Сейчас, как заведено в этом доме, по чашечке на сон грядущий, -
приговаривал он, разливая чай. - С особым вареньем.

Таня попробовала варенье - обыкновенное сливовое.

- Что же в нем особенного? - спросила она.

- Это варенье из моей жены.

- То есть в каком смысле?

- Из сливы сорта "Анна Шпет", выведенного то ли моей прабабушкой, то ли
влюбленным в нее садоводом. Про то семейная хроника умалчивает. Я с юности
поклялся себе, что в жены возьму только Анну - согласитесь, мало кому дается
случай полакомиться собственной женой. Что может быть вкуснее?

Он наклонился к Анечке и приложился к ее щеке, жуя ее губами.

- Да, обеих его прежних жен тоже звали Аннами, - прошептала Ира Тане на
ухо.

- Кресты на лоб! - скомандовал Шпет, когда чай с вареньем был допит. -
Анна, на койку! Дамы, ваша спальня справа. Белозеров, ты с дамами или как?

- Он еще спрашивает!.. Если, конечно, дамы не против.

- Только чтоб без глупостей... - начала скромная Любочка.

- Я лично предпочла бы с глупостями, - перебила ее Ира. - Алинка,
просыпайся, спать пора! Они удалились в спальню.

- Вам, Танечка, я предлагаю разделить этот диван с мужем, - обратился к
ней Шпет. - Здесь, конечно, холодновато, но для вас у меня есть специальное
одеяло, с Крайнего Севера, из собачьего меха. В нем можно спать прямо на
снегу... Согласны?

Таня сонно кивнула головой.

- Только у меня просьба: помогите оттабанить вашего супруга. Он у вас
упитанный, и мне одному тяжеленько.

Кое-как, за руки-за ноги бесчувственного Ивана перенесли на диван и
уложили. Шпет перевернул его со спины на бок.

- Ну, доброй ночи, милая, приятных снов... Поверьте, я искренне рад, что
познакомился сегодня с вами.

- Спасибо. Мне тоже очень приятно. Спокойной ночи! Скульптор погасил свет
и на цыпочках удалился.

Таня проснулась от холода. Зубы выстукивали бешеный ритм, ноги в одних
чулках превратились в ледышки, в голове будто шумел морской прибой. Она с
трудом открыла глаза и лишь через несколько секунд разглядела, что в
мастерской горит свет, а за столом сидят бородатый Володя и Иван, закутанный
в северное собачье одеяло. "Гад, - подумала Таня. - Мог бы и пальто
накинуть".

Она встала, но тут же пошатнулась и села. Резкая боль пробила виски.
Дыхание перехватило. От неожиданности и боли Таня застонала. Иван обернулся.

- Привет, - нетрезво сказал он. - Что с тобой?

- Голова болит, - проскрипела она чужим голосом. Иван сочувственно
посмотрел на нее.

- Похмелье, - сказал он. - Садись, полечимся.

- Да пошел ты!..

Иван обиженно отвернулся, а Таня, набросив пальто на мятое платье и
собравшись с последними силами, босиком протопала по ледяному полу
мастерской, возле дверей обула чьи-то валенки и вышла на двор. Здесь было
гораздо теплей, чем в доме. Таня глубоко вдохнула свежего воздуха и
спустилась с крыльца.

Она пригоршнями собирала снег и обтирала им лицо, горящие виски, лоб.
Боль утихла. Она выпрямилась и посмотрела на часы. Половина десятого. Пора и
честь знать.

Она вернулась в дом и с порога крикнула Ивану:

- Собирайся!

- Куда? - недоуменно спросил он.

- Как это куда? Домой.

- Вот еще. Мне и тут хорошо... Таня увидела, как он поднял стакан. Ее
охватила дикая злость.

- Ну и оставайся тут, алкоголик!

Она выскочила из дома, хлопнув дверью, добежала почти до перекрестка и
только там вспомнила, что оставила у Шпетов сумочку, туфли на высоком
каблуке, цветы - память о вчерашней премьере. Она вернулась и,
демонстративно не замечая Ивана, взяла с дивана сумочку, надела на ноги
туфли, потом подумала, сняла, вновь засунула ноги в валенки, а туфли
завернула в валявшуюся тут же газету. Потом она вспомнила про цветы в
банках, но те от холода завяли и являли собой настолько грустное зрелище,
что ей захотелось плакать.

- Володя, - строго сказала она, - передайте, пожалуйста, Анечке большое
спасибо и что валенки я верну при первой возможности... А Ивану Павловичу
передайте, что может вообще не возвращаться. Никто его не ждет.

Задержавшись на пороге, она услышала, как Иван философически изрек:

- Видал? Но ничего, страдание очищает душу, а писателю оно необходимо
вдвойне... Подумай сам, что такое Достоевский без каторги...

Это было уже слишком. На этот раз она не стала хлопать дверью, тихо
притворила ее за собой и медленно побрела по натоптанной тропинке на улицу.
Старая жизнь рушилась по всем статьям. Оставалось отряхнуться, набрать в
легкие воздуха и с головой нырнуть в жизнь новую, неизвестную.

Она шла не торопясь, глубоко дышала, с удовольствием замечая, как с
каждым шагом понемногу отпускает головная боль, успокаиваются напружиненные
нервы... Миновав рощицу, она вышла к полотну железной дороги и, хотя улица
тянулась дальше, к хорошо видным отсюда городским домам, свернула и
направилась по тропке, тянущейся вдоль рельсов. Сегодня спешить было некуда.

Таня повернула ключ в замке и с удивлением услышала голоса, доносившиеся
из гостиной:

- Пиду я до готеля... это, не скоро, видно, придет...

- Да вы посидите еще немного, Платон Опанасович. Она вот-вот будет.

- Это вы про меня? - крикнула из прихожей Таня.

- Ну я же говорил!

В прихожую выбежал Никита, помог ей снять пальто, валенки.

- Ну ты даешь, мать! Где пропадала? Мы с Платон Опанасовичем заждались
совсем...

- Пешком шла до метро. А вы-то как попали сюда?

- Я вчера обещал вернуться, помнишь? Вот и вернулся, только позже, чем
хотелось. Юрка в дороге и особенно дома стал такие кренделя выделывать, что
оставить его я не мог. Пришлось до утра нянькой поработать. А когда он
успокоился и уснул, я, как и было накануне договорено, заехал за Платон
Опанасовичем и к Шпетам. Надеялся, что перехвачу тебя. Не успел. Зато
насмотрелся на пьяного Вано. Когда я спросил про тебя, он вынул из кармана
ключи, швырнул на стол и велел передать, что больше они ему не нужны...

- Свинья! - вырвалось у Тани.

- Не то слово... Потом мы поехали сюда, думали, что ты уже дома.
Позвонили в дверь, подождали. Сколько можно было на площадке париться? Ну, я
и открыл... Похозяйничал немного, кофейку заварил, колбасы нарезал - ты не
против?

- А что толку? Ты ведь уже похозяйничал.

Таня улыбнулась. Он взял ее за руку и повел в гостиную. В кресле возле
стола сидел Бонч-Бандера. Перед ним, рядом с чашкой кофе, лежала
сброшюрованная стопка бумажных листков. Режиссер поднялся навстречу Тане.

- О-о, здоровеньки булы! - сказал он и протянул стопку ей. - Це вам.
Побачьте, будь ласка!

Таня посмотрела на верхний лист. В центре его заглавными буквами было
напечатано: "ОЛЕГ КОРДЫБАЙЛО. ЛЮБОВЬ ПОЭТА. ЛИТЕРАТУРНЫЙ СЦЕНАРИЙ ИЗ
ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ".

Глава третья
В горку под откос
(27 июня 1995)

Из-под квитанции антикварного салона высунулся нижний край следующей
бумажки, плотной, сиреневой, и в глаза Люсьену бросилось пропечатанное на
нем сегодняшнее число: "... просят Вас пожаловать... 27 июня 1995... К
12:00... В номер 901... ОТЕЛЬ ПРИБАЛТИЙСКАЯ.

Ну-ка, что это? Какой-то "Информед, доктор и миссис Розен, а сверху - его
собственное имя и фамилия, бывшие, из прошлой жизни, ныне оставшиеся только
в документах и вспоминаемые лишь в случаях официальных, с оными документами
более-менее сопряженных.

Неделю назад, получив это послание, явно задуманное как загадочное и тем
призванное заинтересовать, Люсьен первым делом обратил на этот факт внимание
и в течение полминуты вычислил, что к чему. Господа коммерсанты
брайтон-бичской национальности собрали в паспортном столе, за - барашка в
бумажке, естественно, адреса и фамилии и сделали "mail shots" - почтовый
выстрел, как принято на их новой родине. Откликнувшимся на приглашение в
сопровождении вкрадчивой музыки и прохладительных напитков будет предложена
презентация. Причем, судя по тому, что приглашение именное, а бумага
дорогая, посвящена эта презентация будет не кастрюлям и не гербалайфу, а