- Извращенец, - сказал Илья, глупо хмыкнув, но тоже облизал губы, на
которых появился белый налет, словно их обсыпали мукой или сахарной пудрой.
- Пухлые бабы лучше, но коленки у них должны быть худые, - тоном
знатока произнес Григорий, похлопывая себя по плотной ляжке.
- Кому что нравится. На вкус и цвет товарища нет. Я, брат, думаю, что
мы с тобой в одну дуду дудим.
- Конечно в одну, когда мама рядом. А когда ее нет, ты - в свою дуду,
я - в свою. Мы бы с тобой, не будь мамы, вдвоем не ужились бы.
Братья любили друг друга безумно, но и ссорились поэтому. Они, как
все любящие, были словно две одинаково заряженные частицы, которые
отталкивают друг друга.
- Знаешь, что я думаю? - ковыряясь в носу, произнес Илья.
- И что же ты думаешь?
- Хорошо было бы эту бабу завалить. Поиздеваться над ней как
следует... А вообще, брат, - Илья запрокинул голову, его кадык судорожно
дернулся, - медики, они все проверенные. Там уж точно никакой заразы нет.
А вообще, я хочу...
- Знаю я, чего ты хочешь. Печеночки небось хочешь?
- Представляешь, какая печенка у этой бабы?
- Нет, не представляю, - сказал Илья.
- Ты научись дослушивать до конца.
- Я только маму до конца могу выслушивать, а тебя не люблю слушать,
потому что ты вечно какую-нибудь околесицу городишь. Так что ты хотел
сказать? - смилостивившись, произнес Григорий.
- Я бы негра завалил.
- Кого?
- Негра какого-нибудь.
- Да, черных мы с тобой, брат, еще никогда не пробовали. Но говорят,
они вонючие.
- Кто говорит?
- Все говорят.
- Не верю, пока сам не попробую.
- Они все грязные.
- Грязного помыть можно, - сказал Илья, - можно даже с мылом и
мочалкой. А вообще, какая разница? Все равно же кожу сдирать и обжаривать.
- Это точно.
К больнице подъехал "фольксваген гольф". Пришлые люди машин здесь не
ставили, стоял запрещающий знак с табличкой: "Только для служебного
транспорта". Из машины вышел мужчина, он был примерно такого же роста, как
и Вырезубовы, но одет намного элегантнее. Хотя вроде бы ничего особого на
нем не было: джинсы, рубашка, добротные туфли. Его облик абсолютно не
вязался с обликом небольшой машины. Такому бы на джипе ездить, на
"кадиллаке" - обстоятельный мужик, одним словом. Каждое движение его было
выверенным, а во взгляде читалось осознание собственного достоинства.
Такому палец в рот не клади, вмиг оттяпает руку до локтя.
Братья поморщились, оглядывая этого человека.
- Чую я, - произнес Григорий, переминаясь с ноги на ногу, неспешно
отворяя дверь микроавтобуса, - это не врач. Мент, наверное.
- Не мент, он с бородой. Менты с бородами не ходят. На артиста похож,
- сказал Илья.
- Много ты артистов знаешь?
- Много не много, но кое-кого видел. Этот из их племени.
Сергей Дорогин покосился на микроавтобус с броской надписью "Живые
цветы", которого никогда здесь раньше не видел, затем глянул на братьев
Вырезубовых. Владельцев остальных машин он хорошо знал, а вот микроавтобус
видел впервые. Таким же взглядом он удостоил и самих братьев Вырезубовых.
Те не растерялись, не замешкались и ответили на взгляд Сергея Дорогина
такими же оценивающими взглядами, словно предлагали померяться силой, но с
одним условием - он один, а их двое.
Сергей Дорогин пружинистым шагом пересек площадку, подойдя к
служебному входу. Легко взбежал на крыльцо, посмотрел на окна, словно
оттуда за ним кто-то мог наблюдать. Братья тоже взглянули на окна
больницы. За стеклом на втором этаже они увидели свои розы и женщину, о
которой только что говорили, - Тамару Солодкину. Она махала рукой и
улыбалась.
- Она ему улыбается, сука, - сказал Григорий.
- Да, ему, - подтвердил догадку брата Илья, - уж не нам с тобой, -
Илья зло ударил ногой в колесо машины, микроавтобус даже качнулся. - Мы
что, хуже?
- Мы лучше, - сказал Григорий, легко запрыгивая в кабину автобуса.
Илья сел за руль. Женщина все еще стояла у окна. Илья не спешил
запускать двигатель. Братья молча сидели в кабине, Григорий нервно
барабанил пальцами по панели и смотрел на окно. Он увидел то, что и
ожидал: в кабинете появился Дорогин, женщина обняла его.
- Фу, гадость какая! - приоткрыв дверцу, сплюнул на площадку Григорий.
Илья резко повернул ключ в замке зажигания, чуть не согнув его в
штопор, и мотор загудел. Микроавтобус пронесся буквально в сантиметре от
"фольксвагена".
- Тише, а то зацепишь, потом разбирайся. Мы сюда, сам знаешь, по
какому делу приехали.
- Мне уже все равно, - сказал Илья, - больная она или здоровая. Вот
сейчас приедем, и я ее трахну.
- Ну, это еще как сказать. Наверное, мама сейчас в оранжерее
работает, завтра цветы в город повезем. Небось уже намечает, какие
срезать, какие оставить до следующего раза.
- А давай, когда она уснет, спустимся в подвал и трахнем ее?
- Я без справки не буду, мне здоровье дороже сомнительного
удовольствия. Да и мама, если узнает, что мы без ее ведома вот так... Не
простит.
- Вечно ты мамы боишься.
- Можно подумать, ты не боишься!
- Тоже боюсь, - признался Илья. - А баба в больнице классная! Я бы ее
даже не трахал, я бы ее медленно убивал. А она бы выла, плакала,
просилась... - мечтательно и сладко проговорил Илья.
- Не по Сеньке шапка, - уже во второй раз сплюнул Григорий.
- Это почему же не по Сеньке?
- Потому что не по Сеньке. Потому что ты Илья, а не Сенька.
- Пошел ты, брат!
Братья немного повздорили, но быстро помирились. Разговор опять
вернулся к неграм.
- Как ты думаешь, Гриша, почему негров черножопыми называют? У них же
не только жопа черная.
- Жопа чернее всего.
- Надо будет посмотреть. Давай изловим негра, притащим в подвал и
отведем душу по полной программе? Погоняем его, как обезьяну по джунглям.
Будем на него с копьями охотиться, а?
- Дело говоришь, брат, - Григорий воодушевился. - Я одного вспомнил,
он цветы помогал носить у хохла, что у Киевского вокзала торгует. И
другого вспомнил. Каждый день на Белорусском большой букет роз покупает,
но тот солидный, в костюме и с портфелем. Может, у него ресторан
какой-нибудь?
- Ага, ресторан... Бордель у него какой-нибудь. Ты видел, чтобы негры
в ресторане хозяевами были? Братва не подпустит, - рассудительно сказал
Илья и тут же добавил:
- А вот официантами негры бывают.
- В Америке, - расхохотался Григорий.
- Нет, я одного в "Макдональдсе" видел, хотя, может, он и мулат.
Представляешь, проститутки нарожали русских негров.
- Нет, не негров.
- От негров же дети.
- Так эти же дети - не негры, а мулаты.
- А мне по хрену, - сказал Илья, - задница черная, губы пухлые,
значит, негр.
- Да-да, ты хорошо придумал, на негра поохотиться. У меня теперь эта
идея из головы не выходит.
- Знаешь, что плохо? - сказал Илья.
- Что?
- В темноте негра не увидишь, - Илья задумался, наморщил лоб.
- Точно, не увидишь. Но это если он голый. Хотя в прибор ночного
видения и негр, и китаец - все едино, лишь бы теплый был.
Братья домой не спешили, потому что мысли о возможных новых
гастрономических впечатлениях всецело заняли их сознание. Они мечтали так,
как ребенок мечтает о новой игрушке, а охотник - о новой, невиданной
дотоле, экзотической добыче. Их фантазии, казалось, нет границ. Братья
изощрялись, пытаясь обойти друг друга в изобретательности.
Микроавтобус еле тащился по шоссе, и водители машин, следовавших за
ними, теряли терпение, сигналили, чтобы им уступили дорогу. Но братья ни
на кого не обращали внимания, они привыкли, что в жизни никто, кроме
матери, не имеет права им приказывать, только они да она решают, что можно
делать, а что - нет. Временами Илья даже забывал, что сидит за рулем,
отпускал руки, жестикулировал.
Наталья Евдокимовна Вырезубова ни на секунду не забывала, что у нее
есть сыновья, она вечно боялась, как бы мальчишек не испортили. Пожилая
женщина строго посмотрела на часы и посчитала, что братья должны уже
вернуться. А то, что у них могли появиться какие-то свои дела, она даже
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Белов Вольф