переходило от поколения к поколению. Это наши вещи, они имеют прошлое и
душу, это не просто наследство. Там, - она неопределенно кивнула головой в
темноту, - для них уже нет места, а оставить их тому, - она не сказала
"негру", - новому, я все же не могла. Родители перевернулись бы в гробах.
Поездка может длиться неделю или две, в зависимости от того, какие будут
дороги. Согласны?
исчезнуть в глубине страны, в пустыне, замести за собой следы. Ничего
другого не оставалось.
притворства. Жестокая реальность - жизнь. Человек берет ее только в долг,
потом приходится возвращать. Я осознавал это все яснее. За эту пару месяцев
я изрядно постарел.
важно? Снова припомнился тот день, когда я гнал в джипе Беневенто на ферму,
чтобы предупредить ее об опасности. Что-то с того времени изменилось - мы
уже не были равны. Я стал ее служащим.
передо мною..."
восхищением смотрела на меня. Я, видимо, сошел с ума, определенно сошел с
ума. Боже мой, когда я пел последний раз? Вероятно, когда-то в детстве. С
тех пор мне это никогда не приходило в голову. У меня не было ни времени, ни
желания. Только теперь.
солнце. Утро было свежее, чистое и полное красок. Красная земля с зелеными
пятнами кустарников, темные скопления деревьев, лазурный, пока еще не
окрасившийся солнцем небосклон и белая пыльная полоса дороги, теряющаяся
местами в высокой траве.
подобрал тот старый пивзаводский конь. Собственно, это и не было дорогой,
вероятно, здесь лишь время от времени проезжала служебная машина, по крайней
мере, я на это надеялся. Мы покинули безопасность цивилизации и отправились
через всю страну; на Энкелдоорн, Кве-Кве, а потом будет видно. Я ни о чем не
спрашивал, ни о чем не хотел знать. Образцовый служитель! Колея,
обозначающая дорогу, время от времени исчезала среди неровностей почвы или
на каменистом плоскогорье, чтобы снова появиться сотней метров дальше в
высокой траве. Но направление определяла не дорога, а компас.
пересекать русла рек, размытые в период дождей, и снова находил полосу этой
удивительной дороги. Мотор размеренно шумел, и рессоры работали надежно.
Хорошие рессоры здесь для машины самое большое достоинство. Поломку мотора
можно устранить, но если лопнет рессора, машину придется бросить или
уничтожить.
аромат. Все опасения и заботы остались на той великолепной асфальтированной
магистрали, ведущей в Умтали, вот почему я начал вдруг напевать по-чешски
песенку, которую я услышал когда-то давно, дома.
может владеть каким угодно оружием, а в это тревожное время без автомата ни
один белый не отошел бы и на пару шагов от своей фермы. А я пел, я горланил
так, что уши закладывало. В Африке я не слышал, чтобы белый пел что-нибудь,
кроме пьяных куплетов в лагерной столовой. Она, вероятно, тоже не слышала.
Ее сонные после раннего пробуждения глаза улыбались мне сквозь прикрытые
веки.
- Усталость и подавленное выражение исчезли с лица Корнелии, а
неприступность растаяла. Прекрасное утро сняло и с нее тяжесть трагедии
последних дней. Мне казалось, что рядом со мной едет спокойная,
уравновешенная женщина, что нет у нас никакого прошлого, одно лишь будущее,
что лежит впереди.
"представление". - Как вас можно называть?
руку и поцеловал. - Ваш шофер, спутник и что хотите.
почему нет? Почему, собственно говоря, нет? Только потому, что я стал ее
служащим? Я свободный человек, сегодня я уже знаю, что это в
действительности означает. Возможно, именно сейчас я вступил на дорогу,
ведущую домой. Ничто не сможет меня остановить, ничто меня не заставит
отказаться от этого. Это моя единственная цель, я вернусь. Это решение зрело
во мне уже давно, но только теперь я впервые осознал, что это не только
желание, напрасное стремление и сон.
Минуту я легонько подержал их в своей руке, а потом медленно она отняла
руку. В зеркальце заднего обзора я видел остающиеся за нами облака пыли,
висевшие как бесконечный хвост. Он не мог рассеяться. До Энкелдоорна было
сто пятьдесят километров, а до Кве-Кве еще столько же. Но километры ни о чем
не говорили. При таком состоянии дороги, как эта, было маловероятным, чтобы
все расстояние мы проехали до вечера. Мы тащились шагом, дорога вынуждала
нас к постоянным объездам. Хорошо, если доедем до Энкелдоорна.
положила руки на приклад оружия, - что должна уйти отсюда, что никогда уже
не вернусь. Ведь это невозможно, я тут родилась, это родина моих родителей и
детей. Не могу этому поверить. Когда вы уходили из Европы, вы чувствовали
что-либо подобное?
дне - отчаяние. Я кивнул. Это была неправда: поднимаясь на палубу
"Гильдеборг", я ничего не чувствовал. Я не имел никакого понятия, что меня
ждет. Но когда я уходил из дома в Германию - каких-то два километра, - тогда
я чувствовал то же самое. Я тоже знал, что никогда уже не вернусь, и не мог
себе этого представить.
сказал я тихо. - Разве что в смерти, а все остальное неопределенно,
изменчиво. Возможно, вы когда-нибудь вернетесь, если будете желать этого
по-настоящему.
прыгала на тридцатикилометровой скорости по этой страшной дороге. Нет, это
не было лицо Августы, оно ничем его не напоминало. Как я тогда хотел жить с
Августой, она означала исполнение всех моих снов. Куда исчезло это желание?
Когда потеряло свою цену?
дорогой. Тут и там стада зебр спокойно паслись по ее обочинам. Легкий
северный ветер прочесывал длинные стебли трав. Дома такой ветер приносит
мороз, но здесь это была лишь свежая прохлада. А раскаленная плита небосвода
уже обдавала жаром. Жара в машине становилась невыносимой, каждое движение
утомляло. Мне казалось, что хозяйка дремлет, забившись в угол. Я незаметно
повернул зеркальце, чтобы она была на глазах. Не по душе мне молчаливый
спутник с автоматом в руках.
чем она, интересно, думает, о чем размышляет? Боится меня, пришло мне в
голову. Боится. Что еще может чувствовать женщина наедине с незнакомым
мужчиной среди необо- зримой пустыни. Я ведь наемник. Оружие у нее в руках -
не против случайных грабителей, не против зверей, это оружие - против меня.
впервые. Какие дела она едет устраивать, ради чего готова подвергнуться
такой опасности? Ради старой рухляди, громыхающей сзади в кузове?
Сентиментальная жалость, не хочет, чтобы семейные реликвии попали в руки к
какому-то банту? Едва ли. Ведь она продала ему ферму вместе с урожаем.
- Самое время что-нибудь поесть и немного отдохнуть. Как только спадет самая
сильная жара, поедем дальше.
направился к ближайшему скоплению деревьев. Грузовик - это не
бронетранспортер, и мы с трудом пробивались через высокую траву. Тень была
редкой и светлой, но это была все же тень.
леопард. Разложите ее сзади, в, машине места достаточно.
вернулась, подала мне оружие и сказала:
предоставленные сами себе.
Клубился и кипел, в него можно было погрузить руку и чувствовать горячие
волны.
сухих высоких трав. Этот звук словно прятался в тишине, но он был, он
рождался в ней и умирал. Тишина поглощает все. Тишина - это предвестница
вечности. Звук - символ конечного, преходящего.