бесшумно вылетела электричка, вильнула в сторону, полыхнув по рельсам
голубой молнией; впереди помигивал красный свет фонаря. За возвышением
светлело небо, хотя для их фар это было далеко, и действительно: когда
дорога свернула, они увидели два подъемных крана по обе стороны полотна и
огромную ферму трехпролетного моста через пути. Рабочую площадку освещали
дуговые лампы; на перекрытиях, свесив ноги, сидели рабочие и затягивали
гайки. В тридцати футах под ними на земле валялись ломы, винты, ржавые
кронштейны. Энтони притормозил, и Крог проснулся. - Остановитесь, - сказал
он. - Это новый мост. Хочу посмотреть.
потрепанном коричневом костюме и с перебитым носом.
веревки и, перебирая руками, спустился вниз.
грузить заржавленные металлические прямоугольники. Раскачиваясь, связка
повисла над автомобилем Крога.
марку? Чепстоу.
веревки, стальные перекладины, общая задача; за шеренгой дуговых
прожекторов тускло светились фары серого автомобиля. Энтони выключил
двигатель, и в машине сразу похолодало. Их не замечали, их присутствие
никому не мешало. - Подойди на минутку, Эрик, - позвал мастер; рабочий в
рваных штанах шагнул с ним в темноту за прожекторами, и, перебирая болты,
они принялись что-то разыскивать в железной свалке.
перекладины. - 145, 141 и 137, - ответил мастер. - Подними зад, там же
написано, - и все добродушно рассмеялись, празднуя свою сплоченность
против холода, темноты и смерти, которая таилась в упавшем болте, в ржавом
металле, в перетершейся веревке.
Хочу поговорить с мастером. - И неуклюже застыл у автомобиля - в вечернем
костюме, с меховым пальто на руке. - Мой мост был побольше этого, -
обронил он.
его жилета распухли от бумаг. Он сдвинул назад мягкую шляпу, открыв
запачканный лоб, и высморкался. - Куда ты девал пятьдесят седьмые болты?
рабочий.
сигарета. Он шарил глазами по сторонам и в ярком свете ламп казался
маленьким и щуплым. За ним неотступно следовал рабочий в рваных серых
штанах, а с фермы подсказывали, что болты не там, а подальше, еще немного
пройти.
карманы белого жилета. - Простите, - сказал он, - кажется, я...
зажег спичку, оберегая огонь в сложенных ладонях. В ночной темноте яркие
прожекторы крупным планом выхватили его руки: тупые, искривленные
ревматизмом пальцы, на левой руке одного недостает. К таким рукам
полагалось иметь не моложавую замызганную физиономию с перебитым носом, а
что-нибудь жестче, старше и суше.
пятьдесят седьмые болты.
Поедем дальше. Маленький все-таки мост. - Топыря белый галстук, он глубоко
уселся рядом с Энтони. - Они работают ночью из-за поездов, - объяснил он.
- Кронштейны у них те же, из Чепстоу. Как мало все меняется. - Но сам он
переменился, думала Кейт. Ее расстроила эта сцена: и как его захватила
работа, и как не оказалось спичек, когда попросили, и как не нашлось слов
объясниться. Они медленно объехали рабочую площадку, но Крог не оглянулся:
там все по-старому, а он давно другой.
Такая же зеленая скука. - Она думала: он наш, он вроде нас ищет для себя
прочного положения, он никакое не будущее и сам по себе ничего особенного,
он в точности, как все мы, и тоже не на своем месте.
автомобиль на дымы. - Гулять так гулять. Скучный вечер, говоришь? Ты еще
не знаешь, какой я заказал ужин.
ладонь.
все мы, я им пользовалась, теперь он мною пользуется, а вообще он наш,
тоже из последних сил цепляется) и попросила: - Милый, покажи мне руку. -
Она разорвала носовой платок, вымазала его кольд-кремом. Потом бережно
подняла его руку, приложила к ней платок - бедный, как долго он шел, как
он устал, а они его не замечали, не желали признать своим, унизили. Она
крепко перевязала ему руку и обняла за шею: семейный вечер, не грех побыть
и доброй, теперь мы все трое связаны одной веревочкой, свой своего не
выдаст.
оторвался от земли; в окошко было видно, как огромное резиновое колесо
дважды подскочило на косматой траве и неподвижно повисло над ярким,
сверкающим зданием аэровокзала, над белыми крышами; словно пуговицы на
светло-зеленом пиджаке, выстроились неподалеку от моря нефтяные цистерны.
Фред Холл запихал в уши вату, летчик сменил фуражку с золотым шитьем на
маленькую черную пилотку. Все это напоминало приготовления к какому-то
важному делу. Дверь в летную кабину была открыта. На уровне глаз пассажира
виднелись ноги пилота, еще выше - голубая полусфера безоблачного неба.
Воздушные потоки разом поднимали самолет на пятьдесят футов, словно
толчком гигантского кулака. Фред Холл раскрыл "Bagatelle" ["Мелочи"
(фр.)]. Внизу неторопливым червяком уползал Зюдер-Зее; скорости не
чувствовалось; залив казался серой лужей в чернильных пятнах, и только
какой-то островок сиротливо белел в этом унылом киселе. Самолет набирал
высоту. С подъемом теплело, солнце лезло в окна, Фред Холл снял пальто,
аккуратно сложил его. Пальто было коричневое, с бархатными лацканами.
Узкое загорелое лицо, часовая цепочка с брелком, серебряные браслеты,
подбиравшие рукава сорочки, делали Фреда похожим на преуспевающего
маклера.
что-то похожее на озеро в Альпах. "Pilules Orientates" ["Восточные пилюли"
(фр.)], прочел Фред Холл, просматривая рекламы. На высоте 1200 метров они
попали в грозу, струи дождя, точно стрелы, протянулись параллельно
самолету; через полминуты буря отстала, облака расступились, и, внизу
почти плашмя легла радуга; она долго провожала самолет, скрывая под своими
блеклыми красками целую деревню. "La Timidite est vaincue en quelques
jours" ["За несколько дней преодолеваем застенчивость" (фр.)], -
бесконечно поражаясь, читал Холл. Просто не верилось, что целые отрасли
промышленности работают исключительно на баб - художественная фотография,
эти восточные пилюли, стимулирующие средства.
снегопад. Сверкающий, искристый свет лег на страницы "Bagatelle", но
самолет поднялся на высоту 1800 метров, и облака остались внизу; их
слепящая белизна разлилась до самого горизонта, и ощущение полета пропало;
огромное резиновое колесо и тяжелое крыло чуть Подрагивали над бескрайней
застывшей равниной. Фред Холл расстегнул жилет - очень донимало солнце;
под жилетом была полосатая сорочка. "L'Amour au Zoo", "L'Amour au
Djcbel-Drusc", "Amours et hantises d'Edgar Рое", "La Dame de Coeur"
["Любовь в зоопарке", "Любовь в Джэбсл-Дрю", "Любовь и наваждение в жизни
Эдгара По", "Дама сердца" (фр.)]. Сколько шуму из-за баб, подумал Фред
Холл, жестом загрустившего моралиста опуская журнал на колени. 2700
метров, машинально отметил он, ощупал правый карман, вспомнил, что он в
пальто, и только тогда успокоился. Надо быть ко всему готовым. В
Амстердаме пронесло, осталось подготовить отчет, и все-таки спокойнее,
когда с тобой кастет. Если из тебя не вышел хороший боксер, то умей
устраиваться иначе.
трясясь, как на ухабах, самолет наискось рассекал толщу облаков, пока не
показалась земля. До самого горизонта протянулись клеточки полей, точно
окна лежащего навзничь небоскреба. Самолет несся прямо на какую-то тонкую
мачту, торчавшую вертикально, и вот она упала: это была дорога. Радист,
определяя направление ветра, спускал через отверстие в полу нагруженный
шнур. Казалось, они застыли на месте: чуть не целую минуту мозолил глаза
хуторок, строгий квадрат белых строений под соломенными крышами. Уточнив
курс, самолет набрал высоту и снова потерялся в облаках.
вздрагивал никелированный клубный медальон, когда встречный ветер ударял в
самолет, - вид Фреда Холла воскрешал обстановку пульмановского третьего
класса: воскресная поездка в Брайтон, виски с содовой, крашеная блондинка.
Мягкая коричневая шляпа соскользнула на лоб, и во сне Фреду Холлу
показалось, что его гладят по голове. Он кашлянул и громко сказал: - Элси.
- Ему снилось, что Крог хочет ему что-то сказать, но тут встревает Элси,
отвлекает, гонит в ванну. А Крог стоит под окном и что-то кричит. - Ты
Шилова Юлия
Андреев Николай
Березин Федор
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий