Чтение 33–й страницы книги ~Почетный консул~

- Вы что, меня шантажируете?

- Для благих целей.

- В моральном отношении вы ничуть не лучше этих похитителей.

- Может, и не лучше, а все же я бы не хотел, чтобы они убили Чарли
Фортнума.

- Чарли Фортнум позорит свою родину.

- Не будет подписи - не будет и лососины.

- Вы не оставляете мне выбора, - сказал доктор Хэмфрис, развертывая
салфетку.

Доктор Сааведра, внимательно прочитав письмо, положил его рядом с
тарелкой.

- Нельзя мне взять его домой и отредактировать? Здесь не хватает - не
обижайтесь на критику, она продиктована чувством профессионального долга,
- не хватает ощущения крайней насущности этого шага. Письмо оставляет
читателя холодным, словно отчет какой-нибудь фирмы. Если вы поручите дело
мне, я напишу письмо более яркое, полное драматизма. Такое, что его
придется напечатать уже в силу его литературных достоинств.

- Я хотел бы сегодня же вечером передать письмо по телеграфу в
лондонскую "Таймс" и поместить в завтрашние газеты Буэнос-Айреса.

- Такое письмо нельзя составлять наспех, доктор Пларр, к тому же я пишу
медленно. Дайте мне время до завтра, обещаю, что это себя оправдает.

- Бедняге, может быть, осталось всего три дня жизни. Я бы предпочел
протелеграфировать свой черновик сегодня, а не ждать до завтра. Там, в
Англии, завтра уже наступило.

- Тогда вам придется обойтись без моей подписи. Очень сожалею, но для
меня было бы ошибкой поставить свою подпись под письмом в его нынешнем
виде. Никто в Буэнос-Айресе не поверит, что я к нему причастен. Оно
содержит - простите меня - такие избитые фразы. Вы только послушайте...

- Поэтому я и хотел, чтобы вы его переписали. И уверен, что вы это
можете сделать сейчас. Тут же, за столом.

- Неужели вы думаете, что писать так легко? А вы бы проделали сложную
операцию с места в карьер, здесь, на столе? Если нужно, я просижу всю
ночь. Литературные достоинства письма, которое я напишу, даже в переводе с
лихвой искупят любую задержку. Кстати, кто его переведет - вы или доктор
Хэмфрис? Я хотел бы просмотреть перевод, прежде чем вы отошлете его за
границу. Я, конечно, доверяю вашей точности, но это вопрос стиля. Наше
письмо должно дойти до сердца читателя, донести до него образ этого
несчастного...

- Чем меньше вы донесете его образ, тем лучше, - заметил Хэмфрис.

- Насколько я понимаю, сеньор Фортнум человек простой - не очень мудрый
или думающий, и вот он стоит перед угрозой насильственной смерти. Быть
может, он прежде о смерти даже и не помышлял. В таком положении человек
либо поддается страху, либо мужает как личность. Возьмите случай с
сеньором Фортнумом. Он женат на молодой женщине, ожидает ребенка...

- У нас нет времени писать на этот сюжет роман, - сказал доктор Пларр.

- Когда я с ним познакомился, он был слегка пьян. Мне было не по себе в
его обществе, пока я не обнаружил у него под маской веселья глубокую
тоску.

- А вы недалеки от истины, - удивился доктор Пларр.

- Я думаю, он пил по той же причине, по какой я пишу, - чтобы не так
страдать от душевного уныния. Он сразу мне признался, что влюблен.

- Влюблен в шестьдесят лет! - воскликнул Хэмфрис. - Пора бы ему быть
выше подобных глупостей.

- Я вот их еще не преодолел, - сказал доктор Сааведра. - А если бы
преодолел, то не смог бы больше писать. Половой инстинкт и инстинкт
творческий живут и умирают вместе. Некоторые люди, доктор Хэмфрис,
сохраняют молодость дольше, чем вы можете судить по своему опыту.

- Ему просто хотелось всегда иметь под рукой проститутку. Вы это
называете любовью?

- Давайте вернемся к письму... - предложил доктор Пларр.

- А что вы называете любовью, доктор Хэмфрис? Свадьбу по расчету в
испанском духе? Многодетное семейство? Позвольте вам сказать, что я и сам
когда-то любил проститутку. Такая женщина может обладать большим
великодушием, чем почтенная матрона из Буэнос-Айреса. Как поэту мне больше
помогла одна проститутка, чем все критики, вместе взятые... или
преподаватели литературы.

- Я думал, вы не поэт, а прозаик.

- По-испански "поэт" не только тот, кто пишет рифмами.

- Письмо! - прервал доктор Пларр. - Попытаемся закончить письмо прежде,
чем мы покончим с лососиной.

- Дайте спокойно подумать... Вступительная фраза - ключ ко всему
остальному. Надо найти верный тон, даже верный ритм. Верный ритм так же
важен в прозе, как верный размер в стихотворении. Лососина отличная. Можно
попросить еще бокал вина?

- Если напишете письмо, пейте хоть целую бутылку.

- Сколько шума из-за Чарли Фортнума, - сказал доктор Хэмфрис. Он доел
свою лососину, допил вино, теперь ему больше нечего было бояться. -
Знаете, возможна и другая причина его исчезновения: он не хочет стать
отцом чужого ребенка.

- Я предпочел бы начать письмо с описания личности жертвы, - объявил
доктор Сааведра, помахивая шариковой ручкой; кусочек лососины прилип к его
верхней губе. - Но почему-то образ сеньора Фортнума от меня ускользает.
Приходится вычеркивать чуть не каждое слово. В романе я бы мог создать его
образ несколькими штрихами. Мне мешает то, что речь идет о живом человеке.
Это подрезает мне крылья. Стоит написать фразу, как я чувствую, будто сам
Фортнум хватает меня за руку и говорит: "Но я ведь совсем не такой".

- Позвольте мне налить вам еще вина.

- Он мне говорит и другое, что меня тоже смущает: "Почему вы пытаетесь
вернуть меня к той жизни, которую я вел, к жизни унылой и лишенной
достоинства?"

- Чарли Фортнума больше заботило, хватит ли ему виски, достоинство мало
его заботило, - бросил доктор Хэмфрис.

- Вникните поглубже в чей-нибудь характер, пусть даже в свой
собственный, и вы обнаружите там machismo.

Шел одиннадцатый час, и на террасу стали стекаться посетители ужинать.
Они шли с разных сторон, огибая столик доктора Пларра, словно кочевники,
обходившие скалу в пустыне; некоторые из них несли детей. Ребенок, похожий
на воскового божка, прямо сидел в коляске; бледная трехлетняя девочка в
голубом нарядном платьице ступала по мраморной пустыне, пошатываясь от
усталости, в ее крошечных ушках были продеты золотые серьги; шестилетний
мальчик топал вдоль стены террасы, зевая на каждом шагу. Можно было
подумать, что все они пересекли целый континент, прежде чем сюда попасть.
На рассвете, опустошив это пастбище, кочевники соберут свой скарб и
двинутся к новому привалу.

Доктор Пларр с нетерпением сказал:

- Верните мне письмо. Я хочу послать его таким, как есть.

- Тогда я не смогу поставить свою подпись.

- А вы, Хэмфрис?

- Я не подпишу. Теперь вы меня не запугаете. С лососиной я покончил.

Пларр взял письмо и разорвал его пополам. Он положил на стол деньги и
поднялся.

- Доктор Пларр, я жалею, что вас рассердил. Стиль у вас неплохой, но он
сугубо деловой, и никто не поверит, что письмо писал я.

Пларр пошел в уборную. Умывая руки, он подумал: я похож на Пилата; но
это была та тривиальность, которую доктор Сааведра не одобрил бы. Мыл руки
он тщательно, словно собираясь обследовать больного. Вынув руки из воды,
он посмотрел в зеркало и спросил свое озабоченное отражение: женюсь я на
Кларе, если они убьют Фортнума? Это не обязательно: Клара вовсе не
рассчитывает, что он на ней женится. Если она получит в наследство
поместье, она сможет его продать и уехать домой в Тукуман. А может быть,
снимет квартиру в Буэнос-Айресе и будет есть пирожные, как его мать. Для
всех будет лучше, если Фортнум останется жив. Фортнум будет лучшим отцом
ребенку, чем он: ребенку нужна любовь.

Вытирая руки, он услышал за спиной голос доктора Сааведры:

- Вы считаете, доктор, что я вас подвел, но вы не знаете всех
обстоятельств.

Романист мочился, завернув правый рукав своего голубовато-серого
пиджака, - он был человек брезгливый.

Доктор Пларр ответил:

- Мне казалось, что, давая вам на подпись письмо, пускай даже плохо
написанное, я не прошу слишком многого. Ведь речь идет о человеческой
жизни!

- Пожалуй, мне лучше объяснить вам подлинную причину моего отказа.
Сегодня мне одной пилюли будет мало. Мне нанесли большой удар. - Доктор
Сааведра застегнул брюки и повернулся. - Я говорил вам о Монтесе?

- О Монтесе? Нет, такого имени не помню.

- Это молодой прозаик из Буэнос-Айреса - теперь уже не такой молодой,
кажется, старше вас, годы бегут. Я помог ему опубликовать первый роман.
Очень необычный роман. Сюрреалистический, но превосходно написанный.
Издательство "Эмесе" его забраковало. "Сур" отклонил, и мне удалось
уговорить моего издателя принять рукопись, пообещав, что я напишу о ней
положительную рецензию. В те дни я вел в газете "Насьон" еженедельную
колонку, весьма и весьма влиятельную. Монтес мне нравился. У меня было к
нему что-то вроде отеческого чувства. Несмотря на то, что последние годы в
Буэнос-Айресе я встречался с ним очень редко. Пришел успех - и у него
появились новые друзья. И все же при всякой возможности я хвалил его. А
теперь взгляните, что он написал обо мне. - Он вынул из кармана сложенную
газету.

Это была длинная, бойко написанная статья. Темой ее было отрицательное
влияние эпической поэмы "Мартин Фьерро" [поэма Хосе Рафаэля Эрнандеса