шался. У Банана не было ни семьи, ни наследников, ему было совершенно неза-
чем чрезмерно заботиться о своем земном имуществе; поэтому, когда на стенах
появлялось новое сырое пятно, он просто покупал пышное растение в горшке,
чтобы загородить его. С тех пор, как мы познакомились, число горшков вырос-
ло с трех до восьми; а в окна теперь лез дикий виноград. Если кто-то обра-
щал внимание на сырые пятна на стене. Банан отвечал, что это от растений, и
гости даже не подозревали, что растения вовсе не причина, а следствие.
баром, где он подавал такие великолепные блюда, что половина бывавших в
Ньюмаркете жокеев наведывалась туда, словно в некий храм чревоугодия. Имен-
но за поджаристой, хрустящей, совершенно неописуемой уткой я с ним и позна-
комился - и сделался рабом его кухни. Просто невозможно перечислить все
изысканные блюда, которые я отведал там с тех пор. Банан, как обычно, был
уже на ногах. Я помахал ему рукой, отправляясь на работу. Банан подметал,
мыл, чистил зал бара, распахивал окна, чтобы выветрить ночную духоту. При
всей своей толщине Банан обладал неисчерпаемой энергией. Он управлялся со
всем хозяйством с помощью двух женщин, одна из которых работала в баре, а
другая на кухне. Он повелевал ими, словно некий феодал. Бетти, работавшая
на кухне, флегматично готовила под его орлиным взором, а Бесси из бара раз-
ливала напитки и смешивала коктейли с ловкостью профессионального фокусни-
ка. Сам Банан был официантом и всем остальным: он принимал заказы, подавал
блюда, предъявлял счета, убирал со стола - и еще ухитрялся делать вид)
будто ему делать нечего, кроме как непрерывно болтать. Я так долго следил
за ним, что сумел разгадать его тайну: он почти не тратил времени на то,
чтобы заходить в кухню. Блюда Бетти подавала в большое окошко, скрытое от
взоров публики, а грязную посуду спускали по пологому скату.
посудомоечную машину.
Позднее я обнаружил, что каждый год в конце ноября он закрывает ресторан и
уезжает в Вест-Индию, откуда возвращается в конце марта, когда ипподром
вновь оживает. Банан говорил, что терпеть не может зимы: стоит понадрывать-
ся восемь месяцев в году, чтобы потом провести четыре месяца на солнышке
под пальмами.
ми лошадьми и выглядел очень довольным собой. Старший из пяти тренеров Люка
Хоустона, он так и не смирился с моим появлением, и недовольство мной отра-
жалось у него на лице каждый раз, как он меня видел.
устон делал ставку в грядущем сезоне.
Он говорил, что ни комплименты, ни лесть не заставят его изменить своего
мнения о выскочке, который заставил его продать двух двухлеток. Он говорил
мне, что эта прополка его возмущает, несмотря на то, что я предупредил его
заранее и долго обсуждал каждого неудачника. "Уоррингтон такого никогда не
делал!" - гремел Шелл. Он предупредил меня, что напишет жалобу Люку.
ня поддержал. Так или иначе, его враждебность по отношению ко мне только
усилилась - не в последнюю очередь потому, что я избавил Люка Хоустона от
бесполезных трат на обучение и соответственно лишил части доходов Симпсона
Шелла. Я знал, что он выжидает, когда эти неудачники начнут выигрывать для
своих новых хозяев, чтобы торжествующе заявить: "Ага, я же говорил!" Но по-
ка что мне везло: они не выигрывали.
других владельцев. Но лошади Люка в настоящее время составляли примерно
шестую часть его питомцев, и он не мог рисковать потерять их; поэтому он
был вежлив со мной - но не более того.
что-то неладно с ногой. Он угрюмо ответил, что ей лучше. Он терпеть не мог,
когда я интересовался состоянием восьми бывших у него лошадей Хоустона; но
подозреваю, что, если бы я ими не интересовался, в Калифорнию полетело бы
еще одно письмо, в котором говорилось бы, что я пренебрегаю своими обязан-
ностями. "Да, - с сожалением подумал я, - на Сима Шелла не угодишь".
пальцами, - сообщил мне, что все десять любимцев Люка здоровы, хорошо ку-
шают и лезут на стенки, горя желанием подраться. Морт, напротив, принял ре-
шение продать трех негодных двухлеток с облегчением. Он сам сказал, что
терпеть не может этих лентяев и что на них овса жалко. Лошади Морта всегда
были такими же нервными и напряженными, как он сам, но, когда дело доходило
до скачек, они выигрывали.
на всю свою решительность, чаще всего спрашивают моего совета.
рам, Томпсону и Сендлейчу, которые жили на Беркширских холмах, в тридцати
милях друг от друга, а раз в месяц проводил пару дней в Ирландии у Донава-
на. С ними я ужился достаточно хорошо - все они признали, что в двухлет-
ках, от которых я избавился, никакого проку не было, а я обещал им, что в
октябре на сэкономленные деньги куплю несколько лишних жеребят.
приемник, который сдавал в починку, потом заправил машину, потом заехал к
Банану, чтобы выпить пивка.
крытия был еще час. В ресторане и баре все блестело и сверкало, растения
были политы и блестели влажной листвой.
треть бокала бренди, а сверху две ложки ванильно-орехового мороженого.
толщина заставляет бывающих у него толстяков чувствовать себя лучше и тра-
тить помногу и что толстых посетителей у него куда больше, чем худых.
том, что делал. Когда мы, бывало, засиживались за полночь, он позволял себе
немного расслабиться и раскрыться; и тогда из-под внешней веселости просту-
пали глубокий пессимизм, отчаяние, порожденное явной неспособностью рода
человеческого жить в мире и гармонии на этой прекрасной земле. Банан не ин-
тересовался политикой, не верил в бога и не видел нужды суетиться. Он гово-
рил, что люди способны умирать с голоду в благословенных и плодородных тро-
пиках, что люди воруют земли у соседей, что люди убивают людей из-за расо-
вой ненависти, что люди истребляют друг друга во имя свободы и что его тош-
нит от всего этого. Это началось еще в каменном веке и будет продолжаться
до тех пор, пока злобная обезьяна, именуемая человеком, не будет стерта с
лица земли.
нажды.
ги у тебя были не такие длинные.
сейчас в этом пока нет особой необходимости.
изнести тост.
ном его прозвали в честь пудинга "Банан Фрисби" - горячего пухлого соору-
жения, в которое входили яйца, ром, бананы и апельсины. Это блюдо почти
всегда присутствовало в меню, и потому сам Фрисби сделался "Бананом". Это
имя очень подходило к его внешнему имиджу, хотя совершенно не соответство-
вало его внутренней сущности.
Мережковский Дмитрий
Корнев Павел
Скальци Джон
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия