Чтение 33–й страницы книги ~Убийство в музее восковых фигур~

- Мы в моей личной комнате, смежной с кабинетом. Сюда никто не войдет,
если я не позову. Итак?..

- Ваша обычная манера говорить, мадемуазель Августин, - произнес я
дружелюбно, - совсем не вяжется с вашей новой ролью. И в этой новой роли вы
прекрасны.

Она хрипло отозвалась:

- Только не думайте, что такой грубой лестью... - Позвольте заверить вас,
что мне и в голову ничего подобного не приходило. Если бы я пожелал
завоевать ваше расположение, мне следовало бы оскорбить вас - тогда бы я
понравился вам больше. Разве не так? Напротив, это вы у меня в руках!

Я спокойно посмотрел на нее, стараясь казаться безразличным. Она
заметила, что я хлопаю по карманам в поисках сигарет, и коротким кивком
указала на лакированную коробочку на табурете сбоку от меня.

- Объясните, что вы имеете в виду.

- Я могу спасти вас от банкротства. Вам бы этого хотелось больше всего на
свете, разве не так? Она угрожающе сверкнула глазами:

- Осторожней!

- Разве я ошибаюсь? - спросил я, притворяясь удивленным.

- Почему вы.., почему все.., считают, что я думаю только... - Она взяла
себя в руки, едва не взорвавшись, и спокойно продолжала:

- Вы раскрыли мою тайну, сударь. Вы видите меня такой, какой я всегда
хотела быть. Но, пожалуйста, не увиливайте. Что вы имели в виду?

Я не спеша закурил.

- Во-первых, мадемуазель, давайте примем за аксиому одну вещь. Будем
исходить из того, что не так давно вы владели только частью Клуба Цветных
масок, а теперь приобрели его целиком.

- Почему мы должны исходить из этого?

- Мадемуазель, прошу вас! Это совершенно законно, вы же знаете... Меня
осенило благодаря шишке, которую я получил после того, как услышал кое-что
от господина Галана. Да еще этот счет в банке на миллион франков... Вряд ли
столько заработаешь, будучи простой.., как бы это сказать.., привратницей!

Это был выстрел наугад, мысль о миллионе только что пришла мне в голову.
Но я вдруг понял, что это так и есть и что надо было быть слепцом, чтобы не
понять всего этого раньше. Миллион франков, я должен был об этом догадаться,
не накопишь только благодаря предоставлению второго входа...

- И вот.., я полагаю, что смогу представить вам доказательства того, что
Галан намеревается предать вас. Если мне это удастся, вы меня выведете
отсюда?

- Ага! Значит, вы все-таки зависите от меня! - воскликнула она
удовлетворенно.

Я кивнул. Она посмотрела на револьвер и вдруг порывисто швырнула его на
пол. Потом подошла и села рядом со мной, испытующе глядя мне в глаза.
Наверное, она прочитала в них, что на меня действует ее близость, что я
понял выражение ее губ и глаз, которое не имело ничего общего с
банкротством. Да, она почувствовала мою симпатию, и я бы не сказал, что это
ей не понравилось. Улетучилась вся ее ершистость. У нее чуть заметно
участилось дыхание, из-под полуприкрытых век поблескивали глаза... Я
продолжал как ни в чем не бывало курить.

- Зачем вы здесь?

- Чтобы получить улики по делу об убийстве. Вот и все.

- И.., вы их получили?

- Да.

- Надеюсь, вы установили в таком случае, что ко мне это не имеет
отношения?

- Это не имеет ни малейшего отношения ни к вам, мадемуазель Августин, ни
к вашему клубу. Она сжала кулаки.

- Клуб! Клуб! Это все, что вы можете сказать? Думаете, у меня только
деньги на уме? Послушайте! Вы знаете, почему это место было мечтой моей
жизни?

Жесткая линия ее рта немного разгладилась, она медленно облокотилась на
подушки и, глядя мимо моего плеча, напряженным голосом заговорила:

- На свете есть только одна совершенная радость - вести двойную жизнь:
рабочей лошади и принцессы. Противопоставлять и сравнивать их каждый день. Я
это делаю. Каждый день новый сон. Днем я сижу в своей кассе, надеваю
бумажные чулки, сражаюсь с мясником, считаю каждое су. Я ору на детей на
улице, сую билеты в грязные лапы, готовлю капусту на дровяной плите, чиню
папины рубашки. Все это я делаю с охотой, с удовольствием мою полы... -
Мадемуазель Августин передернула плечами. - Зато по ночам я могу в тысячу
раз полнее прочувствовать удовольствие от всего этого. Представьте себе!
Прошел день. Я закрываю музей, отправляю папу в постель.., и прихожу сюда.
Каждый раз это как "Тысяча и одна ночь" наяву!

Голос ее был низким, с хрипотцой. Она скрестила руки на груди и крепко их
сжала; дышала она глубоко, будто под наркозом. Казалось, она наслаждается
чудесными ароматами, гладкостью атласа, из которого было сшито ее платье,
всем кричащим богатством этой комнаты; ее темно-вишневая домашняя туфля
медленно поглаживала толстый ковер. Мари Августин сидела запрокинув голову
назад, поблескивая глазами под тяжелыми веками...

Я раздавил сигарету и приподнялся, и от моего движения видение вдруг
исчезло. На губах у девушки заиграла кривая улыбка.

- Но я долго играю своими чувствами, - сказала она, - прежде чем подавляю
их. Ложитесь. Кладите голову вот сюда.

Я бесшумно поаплодировал ей и покорился. Теперь мы снова говорили только
глазами. Потом я все же заметил:

- У вас тут очень живописно. Эти охранники с ножами с ног сбились,
разыскивая меня...

- Теперь, когда мы начали понимать друг друга, расскажите мне наконец,
что вы имели в виду, когда пообещали спасти меня?

- О, я с огромным удовольствием сделаю гадость этому проклятому поборнику
благоразумия... В общем, я собиралось рассказать вам все, что услышал этой
ночью.

- Разумно ли это?

- Нет. Если у вас на совести одно из этих убийств...

Она тряхнула меня за плечо:

- Клянусь вам, что все, что я знаю об обоих убийствах, я знаю только из
газет! И если бы вы не рассказали мне вчера вечером, что они связаны между
собой, мне бы это и в голову не пришло.

- И все же, дорогая, вчера ночью вы солгали. Вы сказали, что видели, как
Одетта Дюшен вышла из музея.

- Это из-за отца. Но это все! Ваш друг господин Бенколин знает столько
же... Говорю вам, я просто подумала, что она вышла через другую дверь на
бульвар.

Я выпустил в потолок несколько колец дыма. Загнав эту молодую даму в
угол, можно было бы подержать ее там. Я сказал:

- Но, будучи хозяйкой этого заведения, вы не могли не знать, что она не
член клуба. Как вы в таком случае объяснили себе тот факт, что она вышла
через другую дверь?

- Со временем, - в раздумье проговорила она, разглядывая меня, - вы
научитесь допрашивать почти так же хорошо, как господин Бенколин. Правда,
это будет не скоро... Но послушайте. Бывают исключения. Иногда, с разрешения
Галана, в клубе бывают посторонние. Я могу неопровержимо доказать, что весь
день просидела в кассе. Я ничего не знаю! Вы мне верите?

Я поставил на карту все. Я рассказал ей то, что слышал ночью. Ведь если
она поверит в намерение Галана погубить клуб, у меня появится самый мощный
союзник!

- Таким образом, - закончил я свой рассказ, - если в конторе есть сейф и
вам известен шифр, вы можете просто открыть его и убедиться, были ли
заготовлены эти письма в газеты.

Пока я говорил, она сидела тихо, но теперь ее лицо стало таким же
жестким, каким было накануне вечером. Теперь это была опасная женщина.

- Подождите здесь, - бросила она мне.

Мари вышла через дверь в дальнем конце комнаты и заперла ее за собой. Я
снова откинулся на подушки. Ну дела! Тут все перевернулось вверх тормашками.
Апаши рыщут по клубу, разыскивая меня, а я удобно устроился в самом сердце
их логова, подложив под себя подушки, с сигаретами под рукой. Ситуация
складывалась почти отлично. Я был от души благодарен Галану за рассказ о его
прощальной шутке. Если Мари Августин в самом деле найдет в сейфе
доказательства, тогда, надеялся я, она расскажет мне все, что ей известно об
этих убийствах.

Не прошло и пяти минут, как она вернулась. Со стуком захлопнув дверь, она
привалилась к ней; от гнева у нее потемнели глаза, в руках она держала
бумаги. Словно приняв неожиданное решение, она подошла к одной из жаровен
кованого золота, в которых курились благовония, вынула оттуда ароматную
палочку и бросила бумаги внутрь. Потом чиркнула спичкой.

В золотом сосуде вспыхнули языки пламени. На фоне черно-золотого
антуража, украшенного иероглифами и изображениями аистов, она была похожа на
жрицу. Только после того, как потухли последние огоньки, она выпрямилась и
отвела глаза от жаровни.

- Я готова отправиться к господину Бенколину и поклясться, что видела,
как мой друг Галан зарезал эту мадемуазель Дюшен.

- А вы видели?

- Нет, - произнесла она мстительно и медленно отошла от жаровни - суровая
жрица, напрягшаяся каждым мускулом своего тела. - Но, - добавила она, -
гарантирую, что очень хорошо все опишу.

- Не уверен, понадобится ли это. И что значит это внезапное пренебрежение
предосторожностями? Вы ведь говорили, что ваш отец будет...

- Больше не будет. Он все знает.

Я опустил ноги на пол, сел и посмотрел на нее. Комната передо мной еще
кружилась, за глазными яблоками стучали маленькие молоточки, а голова,
казалось, начала подниматься по длинной спирали к потолку.

- Он знает, - повторила она. - Я больше не скрываю. Обо мне могут писать