Биллу и верите в то, что он невиновен в инкриминируемом ему преступлении.
адвокатами потребовал еще раз исследовать данные банковской ревизии.
Действительно, не может не быть странным тот факт, что из ста пунктов
обвинения в нарушении Закона о Банках, ныне в обвинительном заключении
осталось лишь два пункта, а вместо пяти тысяч долларов, которые якобы
похитил Билл, теперь осталось только восемьсот.
обращаться к нему во второй раз, хотел бы спросить Вашего совета, как мне
следует поступить, ибо я не видел его с той поры, как он исчез. Может
быть, в характере его произошли какие-то перемены, которых я не знаю, но
которые известны Вам? Может, Вы подскажете, как лучше обращаться к нему,
какие струны в его сердце надо задеть?
может, стоит апеллировать к этой его любви? Быть может, стоит просить его
употребить все усилия, чтобы продолжить борьбу и доказать свою
невиновность - именно во имя крошки?
помочь этому прекрасному человеку выпутаться из той страшной паутины, в
которую он попал.
суетиться, обивать пороги, что-то доказывать, - недостойно. Это унижает
человека. В конце концов, не закон создал людей, а люди закон, вот пусть
он им и служит.
защищены, а нечестные наказаны. Суд не может не желать - во имя
человечества же, - чтобы умные и талантливые (а я, прости, в глубине души
таким себя все-таки считаю) работали на благо прогресса, а не сидели на
каторге. Если же означенного Суда не существует, а суд земной составлен из
людей малокомпетентных, отягощенных личными заботами, трагедиями,
радостями, драмами, то пусть все идет как идет. Нельзя терять достоинство.
Это непростительно.
всем, что у них происходит гадостного, они винят всех, кого угодно, -
происки внешних врагов, интриги врагов тайных, погодные условия, небесные
катаклизмы, - но только не самих себя, не собственную нерасторопность,
ошибку, недосмотр. Меня это коробит. Я не хочу оказаться зараженным этой
болезнью, которая практически неизлечима, ибо она ищет дьявола не в себе
самом, но в окружающих. А ведь случилось так, что я виноват кругом, Ли.
Если бы я был подготовлен к моей работе в Банке, если бы я изучил закон,
карающий нарушение норм работы, если бы я лучше знал людей (то есть,
продолжая им верить - без этого нет жизни, - тем не менее требовал бы
гарантий), если бы люди, с которыми меня сводила жизнь, так же
исповедовали достоинство и честность, как это норовлю делать я, тогда не
произошло бы ужасной трагедии, но третий звонок уже прозвенел, поезд
отходит, опустить перед ним шлагбаум нет возможности.
более жалким я буду выглядеть в глазах всех тех, кто меня знает. Тот
человек (а может быть, люди), который мог бы поставить все с головы на
ноги, этого не сделал. Почему? Бог ему (им) судья. Если бы он сказал всю
правду, меня бы оправдали. И это бы никак не затронуло его честь. "Он
сделал важное признание" - так бы сказали о нем. А обо мне, если я стану
рассказывать правду, презрительно заметят: "Помимо всего прочего, он еще
оговаривает честных людей!" Тем более что виновного в моей трагедии уже
нет в живых. Вообще я все больше и больше убеждаюсь в том, что те люди,
которые причиняли мне зло (вольно или невольно), платились за это дорогой
ценою. Нет, это не ощущение исключительности говорит во мне, не
мессианство какое-то, ты знаешь, я не отношусь к числу самовлюбленных
нарциссов, просто сама жизнь подвела меня к этому. Помнишь, как Боб
"Лошадиные зубы" донимал меня и подсовывал мне незаряженные патроны, когда
мы шли в секреты на границу, и сыпал песок под седло, чтобы погубить моего
коня? И что же? Не я погиб в перестрелке, а он, потому что в суматохе
ночного нападения бандитов он схватил мои патроны, а не свои... В Новом
Орлеане сосед по ночлежке клал в воду мое лезвие, чтобы я не мог побриться
утром, перед тем как уйти в поиски поденной работы, а потом сесть в парк,
за очередной рассказ (я не могу работать, если небрит); он нарочно
опрокидывал мою миску с кашей, которую давали бесплатно, а это было пищей
на весь день, - согласись, дело отнюдь не маловажное. Так вот этот человек
поскользнулся на мостовой, упал и поломал себе ногу. Когда я положил его в
кэб, - хозяин согласился отвезти его в больницу для бедняков, он в ярости
хотел ударить меня по лицу, свалился с сиденья и поломал ключицу. (Кстати,
он был уродлив до отвращения. Все уродливые люди обязательно подонки, в
этом кроется какая-то закономерность.) В Мексике, когда я с Элом
Дженнингсом присматривал местечко, о котором говорили как о золотом дне, к
нам пристал один бродяжка, американец из Айовы. Дженнингс не очень-то
хотел брать его, но я уговорил, нажимая на то, что человек без знания
испанского языка, один-одинешенек, лишенный средств, обречен на гибель. Я
уговорил, а этот человек сразу же стал делать мне гадости. О, как он был
изощрен в своей гнусности, как изобретательно он старался внести рознь в
нашу дружбу! И что же? Провидение наказало его, он свалился в тропической
лихорадке, и только знакомство с добрым капитаном позволило нам отправить
его в Новый Орлеан.
отношение Филипп С. Тимоти-Аустин. Хочешь верь, хочешь нет, но его накажет
Господь. Так, увы, произошло с тем человеком, к которому я прекрасно
относился и который еще полгода назад мог бы положить конец моему позору.
Он не сделал этого, и его нет больше.
открыл не всю правду (я не говорю о том, чтобы осознанно лгать, я этого не
умею и, главное, боюсь, жду кары), тогда мое положение было бы совсем
другим и поводов к агрессивной защите я бы имел куда как больше, но я
считал недостойным лгать потому именно, что уверен в своей честности и
невиновности. Ведь никто не показал против меня, ни один человек! Ведь
никто не присутствовал тогда, когда я якобы давал деньги или (что еще
обиднее) брал их себе. Я мог бы отказаться от той или иной подписи в
платежных ведомостях, но я ни от чего не отказался, более того, я всегда
рассказывал абсолютно всю правду, и это, конечно, было против меня, но я
полагаю, что человек живет не тем днем, который начался сегодня, но днями,
в которых ему надлежит реализовать то, что отпущено Судьбою.
полагая, что дело следствия искать виновных. Следствию это оказалось не
под силу. А может, было невыгодно.
виновника найти невозможно, но ведь есть я, следовательно, я и есть
преступник! Так зачем же мне сейчас проявлять недостойную суетливость? Что
это даст, кроме ощущения собственной малости? А разве человек, долго
испытывающий такое чувство, сможет писать рассказы?
творить.
образы, мысли.
ходить по серым и безликим судебным инстанциям, но творчеством.
тем несчастным, которые ждут своего Счастья.
вперед, идти и идти, как бы ни было трудно, и вот там, за поворотом-то,
оно и ждет всех нас, это Чудо.
месте предпринять все возможные шаги для защиты этого джентльмена.
отказался признать вину, хотя обвинитель был вынужден отказаться от ста
четырех пунктов, выдвигавшихся против м-ра Портера во время следствия, тем
не менее два эпизода ему вменены в вину и восемьсот долларов "повисли в
воздухе".
вызова новых свидетелей и допроса родственников тех, кто руководил работой
Банка, но к моменту суда умер. Однако, как ни странно, Ваш друг во время