Чтение 33–й страницы книги ~Экспансия

— Сначала он сказал, что и девочку бы спас, он ведь отправил моего Пауля в швейцарское посольство… Он сказал, что он бы и нас спас до отъезда Вальтера, он говорил, что в Лозанне живет какой-то Розенцвейг, которого он выручил в тридцать восьмом, когда евреев начали убивать на улицах… Потом он сказал, что лишь выполнял приказы рейхсфюрера и жил с разорванным сердцем и поэтому в свои-то годы стал седым, как старик…

— В «свои-то годы» он сказал вам?

— Да, он так сказал…

— А в связи с чем он просил вас не называть его имя?

— В тот же день, только ночью, он сказал, что Вальтера убил Бользен… Этот самый Штирлиц… Он передал мне его фото и отпечатки пальцев… И сказал, что Штирлиц может скрываться… В Швейцарии тоже. Он дал мне паспорт и билеты на поезд, который шел в Базель, и сказал, чтобы я молчала, пока Пауль прячется здесь, в посольстве, но как только он окажется рядом со мною, в Швейцарии, я должна пойти в полицию и все рассказать о Штирлице… Знаете, у этого Штирлица были совершенно особые глаза, в них словно бы стояли слезы, когда он вез меня к Мю… к этому человеку, он был добр со мною, а Пауля посадил себе на колени, когда мы отправляли маленького в посольство… Потом, когда прошел шок, я подумала, что он психически болен, садист… Не может человек с такими глазами хладнокровно убить моего Вальтера. А теперь я посмотрела фотографии Геринга в тюрьме, какое благообразное и доброе лицо, как он искренне говорит, что никому не хотел зла и только выполнял приказы фюрера…

— Мерзавец, — сказал Барбье. — Все они мерзавцы. Они были созданы фюрером и предали его, пока петух не прокричал даже в первый раз…

— Разве к понятию Гитлер приложимо слово «предательство»? — спросила женщина.

— Он был личностью, а не понятием, — ответил Барбье. — Как бы не хотелось нам признавать это, но, увы, это так… Человека, который дал вам фотографию Штирлица и отпечатки его пальцев, звали Мюллер, фрау Рубенау… Не отвечайте. Посмотрите мне в глаза, вот так… Спасибо… Как он сказал вам об этом? Какие слова он произнес?

— Тот человек, — упрямо повторила женщина, по-прежнему не называя имени, — сказал, чтобы я забыла его имя. Он сказал, что если я посмею помнить, он мне не позавидует.

Барбье вздохнул:

— Забудьте его имя, — сказал он. — Я могу лишь повторить его слова, потому что сам боюсь нацистов, фрау Рубенау, хотя они разгромлены. Сейчас вы напишете заявление, я вам его продиктую, но не упоминайте там имя Мюллера, я боюсь за жизнь ваших детей, они же будут мстить не нам, а детям…

Женщина покачала головой:

— Нет, господин Бринберг… Я ничего не стану писать. Я все сказала в полиции… Мертвого не вернешь, и я тоже боюсь за детей… Спасибо вам за заботу, но я ничего не стану писать.

— Вы можете показать мне фото этого самого Штирлица и его отпечатки пальцев?

— Да, это я могу сделать.

— Вы позволите мне сфотографировать эти документы?

Женщина ответила не сразу; Барбье не торопил ее, ждал.

— Хорошо… Я позволю… Но я ничего не стану писать…

Он сделал фото крупноформатным объективом, так, что в кадр попала и женщина.

Взяв с нее слово, что она будет осторожной, пообещав приехать еще раз через год, чтобы узнать, что нужно для мальчика, он оставил свой телефон в Швеции (Мерк дал ему номер в Стокгольме) и откланялся.

В Базеле на перроне он увидел связного; тот тоже заметил его, но не двинулся с места.

Когда поезд тронулся, в купе вошли два человека; Барбье почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз, забилось пульсирующе, трудно.

— Здравствуйте, Барбье, — сказал высокий, крепкого кроя американец. — Ваш знакомый едет в соседнем вагоне. Он, видимо, придет к вам в другой день, так что у нас есть время поговорить. Согласны?

— Вы путаете меня с кем-то, — холодно ответил Барбье. — Вы меня с кем-то путаете…

— Бросьте. Ни с кем мы вас не путаем. Я не хочу утомлять себя лишними телодвижениями, доставать из кармана вашу фотографию той поры, когда вы возглавляли гестапо в Лионе, подписи на ликвидации и письма родственников арестованных вами людей. Или показать? Тогда заодно я покажу фотографии ваших встреч с Мерком. И копию объявления в газетах про обслуживание владельцев мини-фотоаппаратов… Могу показать ваши фальшивые паспорта на имя Мертеса и Беккера. Могу дать выписку из домовой книги, Марбург, Барфюссерштрассе. Хватит? Или продолжить? Могу зачитать выдержку из нюрнбергских документов: разыскивается нацист Барбье, включен в список главных преступников под номером сорок восемь. Ну, продолжить?

— Не надо.

— Итак, фамилия?

— Барбье, Клаус Барбье, — ответил он потухшим голосом, таким тихим, что американец, склонившись к нему, попросил говорить громче.

— Клаус Барбье.

— Звание?

— СС гауптштурмфюрер.

— Прекрасно, все верно, мне нравится, что вы не пытаетесь лгать. Покажите мне документ, с которым вы ездили в Швейцарию?

Барбье достал шведский паспорт, американец полистал его, удивленно покачал головой, вернул, поинтересовавшись:

— Вручил Мерк?

— Его контакт.

— Маленький, в кожанке?

— Да.

— Как его зовут?

— Не знаю.

— Если понадобится — знайте Генрих. Порою необходимо ставить связника на место, они иногда берут на себя не те функции. С каким заданием вас отправляли в Швейцарию?

— Вы, видимо, следили за мной… Вы же знаете…

— Говорите громче.

— Вы же знаете.

— А если — нет?

— Мне надо было найти в Монтре фрау Рубенау.

— Что везете от нее? — спросил американец, и по этому вопросу Барбье понял, что американцы знают абсолютно все о его визите в Монтре.

— Ничего.

— А пленка?

— Да, я везу пленку.

— Что на ней?

— Я могу отдать ее вам.

— А что вы отдадите Мерку?

— Изымете у него.

— Ну, зачем же? Это неразумно… Вы скажите нам, что на пленке, больше нам ничего не надо.

— Фото Штирлица-Бользена, сотрудника политической разведки Шелленберга. Отпечатки его пальцев…

— Зачем это потребовалось Мерку?

— Не знаю.

— Они вас плохо используют. Жаль. Мы намерены это делать более квалифицированно. Вот он, — американец кивнул на крепыша, стоявшего у двери купе, — работает у нас, в военной контрразведке. Его зовут Дик Лавуа. На следующей неделе он вас арестует. После встречи с Мерком. Но вы выскочите из машины. Он будет стрелять в вас. Из автомата. Пули холостые, но шум будет хороший. Об этом узнает Мерк, следовательно, генерал Гелен будет проинформирован сразу же. Так?

— Да. Видимо.

— А что вы такой опущенный? Что, собственно, случилось? По-моему, вы должны радоваться… Конец неопределенности, начало спокойной работы.

— Что я должен буду делать?

— Выполнять указания Дика. Он скажет вам, что надо делать. Работы много. Воссоздавайте сеть своих соратников по СС. Работайте бесстрашно. Мы изолируем большинство из них, все-таки вы установили связи с монстрами, их имена у всех на памяти…

— А мое?

— Вы не тот уровень.

— Когда я сделаю то, что вам надо, меня тоже арестуют?

— Нет.

— Почему я должен вам верить?

— Потому что у вас нет выбора.

Американец поднялся:

— По поводу задания, которое вы получили от Мерка, напишете мне подробный рапорт. Не на машинке, а собственноручно. Подпишите псевдоним. Меня вполне устроит «Мертес». Есть вопросы?

— Есть.

— Пожалуйста.

— Назовите ваше имя. Вы ж сами сказали, что порою надо зна…

Американец перебил:

— Надо знать имя контакта. А не мое. Имя моего контакта вы знаете. Дик Лавуа. И все. Достаточно, Барбье. Деньги нужны? Или хватает тех, что платит Мерк?