дождливую темень. Никто не открывал рта.
мнений, чем у меня было на самом деле.
просто не мог. Не имел возможности. - Лицо ее поблед-
нело, в глазах появилась безысходность. - В ту ночь он
был у меня... всю ночь... с семи вечера и до рассвета.
вая глаз от дождя. - Вам что, мало
рору и вцепилась ему в рукав.
взмолилась она. - Не знаю, что сделаю, если все раскро-
ется. Вам-то я должна была сказать, чтобы он не свалил
вину на Харви. Пожалуйста, никому не рассказывайте,
очень прошу.
ятельствах ни один из нас не проговорится, а шериф с по-
мощником, покраснев, энергично закивали.
и снова превратились в полицейских ищеек. Через десять
минут эти ищейки уже рассудили, что в пятницу вечером
Коттон ни к какой матери в Сан-Франциско не поехал, а
остался здесь, убил Коллинсона, потом скатал в город, чтобы
позвонить Фицстивену и опустить письмо, вернулся и по-
хитил Габриэлу; и с самого начала он фабриковал улики
против Уиддена, с которым давно был не в ладах, так как
подозревал его в связи с женой, о чем, кстати, вся Кесада
давно знала.
спросить миссис Коттон поподробнее, теперь ржал.
ви добывает себе алиби в его постели. Ну и физиономия
у него будет, когда мы это выложим. Давайте отыщем его
прямо сейчас.
про поездку в Сан-Франциско. С нас не убудет. Пока
против него есть только одно-попытка ложно обвинить
Уиддена. Убийца и похититель вряд ли бы наделал столько
глупостей.
ложить свинью Харви
не трогать и посмотреть, что он выкинет.
начальника полиции, но Вернон нехотя поддержал меня.
Мы высадили Ролли у его дома и вернулись в гостиницу.
Франциско. Пока я ждал звонка, в дверь постучали. На
пороге стоял Джек Сантос в пижаме, халате и тапочках.
свалить вину на любовника жены и уже сфабриковал улики.
А остальные большие люди думают, что Коттон как раз
сам и провернул все дела.
Сантос сел в ноги кровати и задымил сигаретой. - Кстати,
вы не слышали, что Фини был соперником Коттона в борьбе
за руку и сердце почтовой красотки, но она выбрала началь-
ника полиции-ямочка на подбородке одержала победу
над усами.
ному в агентстве, - чтобы он распорядился навести справки
о визите Коттона на Нои-стрит. Пока я разговаривал, Сан-
тос зевнул и ушел. Закончив, я лег спать.
десяти. Звонил Мики Линехан из Сан-Франциско: Коттон
приехал к матери в субботу утром, между семью и половиной
восьмого. Проспал пять или шесть часов-матери сказал,
что всю ночь подстерегал взломщика, - а в шесть вечера
уехал домой.
с улицы. Глаза у него были воспаленные, вид усталый, но
по-прежнему решительный.
и сбег, хорошо, что вы толкнули меня под руку. Я... Сгоряча,
бывает, совсем разум теряешь.
Узнать, что с вами.
тился за этим подлецом. А где Вернон и Фини
Если что-я вам позвоню.
я сидел там, пришел Вернон. Он получил телеграммы из
полицейского отделения Сан-Франциско и из конторы ше-
рифа округа Марин, подтверждавшие алиби Фицстивена.
к матери в семь или начале восьмого утра в субботу и уехал
в шесть часов вечера.
не понравилось. Если полицейский в это время был в Сан.
Франциско, вряд ли он похитил Габриэлу. - Вы уверены
полагаем. А вот и Фицстивен. - Через дверь кафе я увидел
худую спину романиста перед стойкой портье. - Извините,
я сейчас.
ставил его прокурору. Вернон встал, чтобы пожать ему
руку, но был рассеян-видимо, его занимал сейчас один
Коттон. Фицстивен сказал, что позавтракал перед отъездом
из города, и заказал только чашку кофе. Тут меня позвали
к телефону.
едва узнал:
и повесил трубку.
Он вскочил, опрокинув кофе Фицстивена. Фицстивен тоже
встал и нерешительно посмотрел на меня.
тех историй, которые вам так нравятся.
полицейского было всего восемь кварталов. Парадная дверь
оказалась открытой. Вернон постучал в косяк на ходу, при-
глашения мы дожидаться не стали.
круглы и налиты кровью, лицо-застывшее и белое, как мра-
мор. Он попытался что-то сказать, но слова не проходили
сквозь стиснутые зубы. Кулаком, сжимавшим коричневую
бумажку, он показал за спину, на дверь.
лежала на синем ковре. На ней было голубое платье. Горло.
в темных кровоподтеках. Губы и вывалившийся, распухший
язык были темнее кровоподтеков. Глаза, широко раскры-
тые, выпученные, завалились под лоб-мертвые глаза.
Я прикоснулся к руке, она была еще теплая.
коричневую бумажку. Это был неровно оторванный кусок
оберточной бумаги, с обеих сторон исписанный нервными,