гуннов", - подумал Мартин, поклонился в ответ и указал на стул, Через
секунду он об этом пожалел - посланник взгромоздился на стул и сел,
скрестив под собой ноги. Потом затворил на странном мелодичном языке, по
мнению Пэдуэя, напоминающем турецкий. Через каждые три-четыре слова он
замолкал, и включался переводчик. Выглядело это примерно так:
поэтическая величественность. Гунн сделал паузу, Пэдуэй в свою очередь
представился, и дуэт возобновился:
переводчика. Как оказалось, такой способ общения обладал ценным
преимуществом - было время подумать.
Пэдуэй решил, что гунн в ярости, однако выяснилось, что он тщетно пытается
удержать смех. Утерев слезы и отдышавшись, посол выдавил:
запрошенной суммы и расстались в самых лучших отношениях. Дома Мартин
застал Фритарика за странным занятием: вандал пытался обвязать вокруг
головы полотенце.
головной убор, как у этого варвара. Есть в нем стиль...
Но в последнее время у короля начали проявляться и явные признаки
умственного расстройства. Например, когда Пэдуэй явился к нему с проектом
закона о праве наследования, он мрачно выслушал подробные объяснения о
том, что королевский совет и Кассиодор считают необходимым привести
готский закон в соответствие с римским, а потом сказал:
кажется, зовут Мартинус? Мартинус Падуанский, Мартинус Падуанский...
По-моему, ты мой новый префект или что-то вроде этого, да? Боже ж ты мой,
я совсем ничего не помню! Ну, так зачем ты ко мне пришел? Всегда дела,
дела, дела. Ненавижу дел.а! Глупые государственные бумажки... Что это,
смертный приговор? Надеюсь, мошенник получит по заслугам. И обязательно
его пытай! Не понимаю твоей глупой неприязни к пыткам. Народ счастлив
только тогда, когда смертельно боится своего правительства... Так-так, о
чем я говорил?
во что не вмешивался. Однако порой на него находило: он никого не принимал
и из вредности отказывался подписывать любые бумаги.
соглашался выплачивать жалованье взятым в плен византийским наемникам.
Пэдуэй доказывал ему, что эти первоклассные солдаты с радостью будут
служить итало-готскому государству и что поставить их на довольствие -
немногим дороже, чем содержать под охраной. Главный казначей твердил, что
со времен Теодориха защита королевства - почетная обязанность готов, а
наемники, о ко.- торых идет речь, не готы. Quod erat demonstrandum. /* Что
и требовалось доказать */
рассмотрение Теодохада. Король с умным видом выслушал доводы, а затем
отослал главного казначея прочь и обратился к Пэдуэю: - Каждая сторона
по-своему права, да, мой дорогой, каждая сторона по-своему права. Так что
если я решу в твою пользу, будь любезен предоставить моему сыну достойную
командную должность.
дружками да ухлестывает за женщинами. Ему надо почувствовать
ответственность - на каком-нибудь важном посту.
чем самонадеянный и высокомерный Теодегискель, он не смел. Теодохад твердо
стоял на своем.
Виттигисом! .. Хи-хи, скоро я тебе устрою сюрприз! Так о чем я говорил? Ах
да. Ты ведь перед Теодегискелем виноват. Из-за тебя он оказался в этом
кошмарном лагере...
моему сыну теплое местечко, либо я решаю в пользу того, другого, как там
его по имени... Таково мое последнее слово.
силами в Калабрии - там, где, по мнению Мартина, большого вреда он нанести
не мог. Позднее ему пришлось горько пожалеть об этой уступке.
франков.
на жизнь экс-короля Виттигиса. Убийца необъяснимым образом проник в
потайное убежище, где Виттигис задушил его голыми руками, хотя и сам был
при этом легко ранен. Изрыгая страшные проклятия, гот заявил, что узнал в
убийце секретного агента Теодохада. Выходит, Теодохад пронюхал, где
содержится Виттигис, и пытался убрать соперника с дороги. В случае успеха
он бросил бы вызов Пэдуэю или вообще снял его с поста. А то и похуже.
Наконец пришло письмо от Юстиниана: